Михаил Лермонтов - Стихотворения (ПСС-2) Страница 2

На кудри мягкие надета

Ермолка вишневого цвета

С каймой и кистью золотой,

Дар молдаванки молодой.

Сидит и смотрит он прилежно...

Вот, промелькнувши как во мгле,

Обрисовался на стекле

Головки милой профиль нежный;

Вот будто стукнуло окно...

Вот отворяется оно.

XX

Еще безмолвен город сонный:

На окнах блещет утра свет;

Еще по улице мощеной

Не раздается стук карет...

Что ж казначейшу молодую

Так рано подняло? Какую

Назвать причину поверней?

Уж не бессонница ль у ней?

На ручку опершись головкой,

Она вздыхает, а в руке

Чулок; но дело не в чулке

Заняться этим нам неловко...

И если правду уж сказать

Ну кстати ль было б ей вязать?

30

XXI

Сначала взор ее прелестный

Бродил по синим небесам,

Потом склонился к поднебесной

И вдруг... какой позор и срам!

Напротив, у окна трактира,

Сидит мужчина без мундира.

Скорей, штаб-ротмистр! ваш сюртук!

И поделом... окошко стук...

И скрылось милое виденье.

Конечно, добрые друзья,

Такая грустная статья

На вас навеяла б смущенье;'

Но я отдам улану честь

Он молвил: "Что ж? начало есть".

ххп

Два дня окно не отворялось.

Он терпелив. На третий день

На стеклах снова показалась

Ее пленительная тень;

Тихонько рама заскрипела.

Она с чулком к окну подсела.

Но опытный заметил взгляд

Ее заботливый наряд.

Своей удачею довольный,

Он встал и вышел со двора

И не вернулся до утра.

Потом, хоть было очень больно,

Собрав запас душевных сил,

Три дня к окну не подходил.

ххш

Но эта маленькая ссора

Имела участь нежных ссор:

Меж них завелся очень скоро

Немой, но внятный разговор.

Язык любви, язык чудесный,

Одной лишь юности известный,

31

Кому, кто раз хоть был любим,

Не стал ты языком родным?

В минуту страстного волненья

Кому хоть раз ты не помог

Близ милых уст, у милых ног?

Кого под игом принужденья,

В толпе завистливой и злой,

Не спас ты, чудный и живой?

XXIV

Скажу короче: в две недели

Наш Гарин твердо мог узнать,

Когда она встает с постели,

Пьет с мужем чай, идет гулять.

Отправится ль она к обедне

Он в церкви, верно, не последний;

К сырой колонне прислонясь,

Стоит все время не крестясь.

Лучом краснеющей лампады

Его лицо озарено:

Как мрачно, холодно оно!

А испытующие взгляды

То вдруг померкнут, то блестят

Проникнуть в грудь ее хотят.

XXV

Давно разрешено сомненье,

Что любопытен нежный пол.

Улан большое впечатленье

На казначейшу произвел

Своею странностью. Конечно,

Не надо было б мысли грешной

Дорогу в сердце пролагать,

Ее бояться и ласкать!

Жизнь без любви такая скверность!

А что, скажите, за предмет

Для страсти муж, который сед?

32

С)

XXVI

Но время шло. "Пора к развязке!

Так говорил любовник мой.

Вздыхают молча только в сказке,

А я не сказочный герой".

Раз входит, кланяясь пренизко,

Лакей. "Что это?"-"Вот-с записка;

Вам барин кланяться велел-с;

Сам не приехал - много дел-с;

Да приказал вас звать к обеду,

А вечерком потанцевать.

Он сам изволил так сказать".

"Ступай скажи, что я приеду".

И в три часа, надев колет,

Летит штаб-ротмистр на обед.

XXVII

Амфитрион был предводитель

И в день рождения жены,

Порядка ревностный блюститель,

Созвал губернские чины

И целый полк. Хотя бригадный

Заставил ждать себя изрядно

И после целый день зевал,

Но праздник в том не потерял.

Он был устроен очень мило:

В огромных вазах по столам

Стояли яблоки для дам;

А для мужчин в буфете было

Еще с утра принесено

В больших трех ящиках вино.

xxvro

Вперед под ручку с генеральшей

Пошел хозяин. Вот за стол

Уселся от мужчин подальше

Прекрасный, но стыдливый пол

И дружно загремел с балкона,

Средь утешительного звона

33

Тарелок, ложек и ножей,

Весь хор уланских трубачей:

Обычай древний, но прекрасный;

Он возбуждает аппетит,

Порою кстати заглушит

Меж двух соседей говор страстный

Но в паше время решено,

Что все старинное смешно.

Родов, обычаев боярских

Теперь и следу не ищи,

И только на пирах гусарских

Гремят, как прежде, трубачи.

О, скоро ль мне придется снова

Сидеть среди кружка родного

С бокалом влаги золотой

При звуках песни, полковой!

И скоро ль ментиков червонных

Приветный блеск увижу я,

В тот серый час, когда заря

На строй гусаров полусонных

И на бивак их у леска

Бросает луч исподтишка!

XXX

С Авдотьей Николавной рядом

Сидел штаб-ротмистр удалой

Впился в нее упрямым взглядом,

Крутя усы одной рукой.

Он видел, как в ней сердце билось.

И вдруг-не знаю, как случилось,

Ноги ее иль башмачка

Коснулся шпорой он слегка.

Тут началися извиненья

И завязался разговор;

Два комплимента, нежный взор

И уж дошло до изъясненья...

Да, да - как честный офицер!

Но казначейша - не пример.

XXXI

Она, в ответ на нежный шепот,

Н-гмой восторг спеша сокрыть,

Невинной дружбы тяжкий опыт

Ему решилась предложить

Таков обычай деревенский!

Помучить - способ самый женский.

Но уж давно известна нам

Любовь друзей и дружба дам!

Какое адское мученье

Сидеть весь вечер tete-a-tete

С красавицей в осьмнадцать лет

XXXII

Вообще я мог в году последнем

В девицах наших городских

Заметить страсть к воздушным бредням

И мистицизму. Бойтесь их!

Такая мудрая супруга,

В часы любовного досуга,

Вам вдруг захочет доказать,

Что два и три совсем не пять;

Иль вместо пламенных лобзаний

Магнетизировать начнет

И счастлив муж, коли заснет!..

Плоды подобных замечаний,

Конечно б, мог не ведать мир,

Но польза, польза мой кумир.

XXXIII

Я бал описывать не стану,

Хоть это был блестящий бал.

Весь вечер моему улану

Амур прилежно помогал.

Увы - - - - -

Не веруют амуру ныне;

35

Забыт любви волшебный царь;

Давно остыл его алтарь!

Но за столичным просвещеньем

Провинциалы не спешат;

XXXIV

И сердце Дуни покорилось;

Его сковал могучий взор...

Ей дома целу ночь все снилось

Бряцанье сабли или шпор.

Поутру, встав часу в девятом,

Садится в шлафоре измятом

Она за вечную канву

Все тот же сон и наяву.

По службе занят муж ревнивый,

Она одна-разгул мечтам!

Вдруг дверью стукнули.

"Кто там? Андрюшка!

Ах, тюлень ленивый!.."

Вот чей-то шаг - и перед ней

Явился... только не Андрей.

хххт

Вы отгадаете, конечно, .

Кто этот гость нежданный был.

Немного, может быть, поспешно

Любовник смелый поступил;

Но, впрочем, взявши в рассмотренье

Его минувшее терпенье

И рассудив, легко поймешь,

Зачем рискует молодежь.

Кивнув легонько головою,

Он к Дуне молча подошел

И на лицо ее навел

Взор, отуманенный тоскою;

Потом стал длинный ус крутить,

Вздохнул и начал говорить:

36

XXXVI

"Я вижу, вы меня не ждали

Прочесть легко из ваших глаз;

Ах, вы еще не испытали,

Что в страсти значит день, что час!

Среди сердечного волненья

Нет сил, нет власти, нет терпенья!

Я здесь - на все решился я...

Тебе я предан... ты моя!

Ни мелочные толки света,

Ничто, ничто не страшно мне;

Презренье светской болтовне

Иль я умру от пистолета...

О, не пугайся, не дрожи;

Ведь я любим - скажи, скажи!.."

XXXVII

И взор его притворно скромный,

Склоняясь к ней, то угасал,

То, разгораясь страстью томной,

Огнем сверкающим пылал.

Бледна, в смущенье оставалась

Она пред ним... Ему казалось,

Что чрез минуту для него

Любви наступит торжество...

Как вдруг внезапный и невольный

Стыд овладел ее душой

И, вспыхнув вся, она рукой

Толкнула прочь его: "Довольно,

Молчите - слышать не хочу!

Оставите ль? я закричу!.."

XXXV Ш

Он смотрит: это не притворство,.

Не штуки - как ни говори,

А просто женское упорство,

Капризы - черт их побери!

И вот-о, верх всех унижений!

Штаб-ротмистр преклонил колени