Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы Страница 2

Эфемериды

Он лежал, весь огипсен,Забинтован лежал,И в руке его ИбсенВозмущенно дрожал…

Где же гордая личность?Где же ego его?Человека отличностьОт иного всего?

Неужели все бренно?Неужели все прах?И его постепенноСтал охватывать страх.

Пред окном лыжебежецЭфемерил свой круг…И великий норвежецВыпал на пол из рук.

Люди ли вы?…

Жизнь догорает… Мир умирает…Небо карает грешных людей.Бог собирает и отбираетПравых от грешных, Бог — Чародей.

Всюду ворчанье, всюду кричанье,Всюду рычанье, — люди ли вы?Но в отвечанье слышно молчанье:Люди — как тигры! люди — как львы!

Все друг на друга: с севера, с юга,Друг и подруга — все против всех!Нет в них испуга, в голосе — вьюга,В сердце преступность, в помыслах грех…

Полно вам, будет! Бог вас рассудит,Бог вас очудит! Клекот орлаМертвых пробудит, грешников сгрудит,Верить понудит: смерть умерла!

Молитва Мирре

Тяжко видеть гибель мира,  Ощущать ее.Страждет сердце, друг мой Мирра,  Бедное мое.

Все так жалко, так ничтожно…  День угрозней дня…Дорогая, если можно,  Поддержи меня.

В этой яви только злоба, —  Радость лишь во сне…Дорогая, встань из гроба  И приди ко мне.

Безнадежно! Жутко! пусто!  В днях не видно дней…Гибнет, чувствую, искусство,  Что всего больней.

Гибель мира для поэта  Ведь не так страшна,Как искусства гибель. Это  Ты поймешь одна.

Ты, родная, ты, благая,  Как прекрасен рай,Дай мне веру, дорогая,  И надежду дай.

Эти вопли сердца, Мирра,  Это не слова…Ты, умершая для мира,  Для меня жива!..

II. Снежинки Польши

Поэза моих наблюдений

Я наблюдал, как день за днемГрубела жизнь, и вот огрубла.Мир едет к цели порожнем,Свои идеи спрятав в дупла.

Я наблюдал — давно! давно!За странным тяготеньем к хамствуКак те, кому судьбой даноУменье мыслить, льнут к бедламству.

Я наблюдал, как человекВесь стервенеет без закона,Как ловит слабых и калекПасть легендарного дракона.

Я наблюдал, — во всем, везде, —Восторги перед силой грубой,И как воскрылия к звездеЗадерживались тяжкой шубой…

Я наблюдал, как вечный зверьМладенца грыз, прокравшись в ясли…Зверели люди, и теперьВ их душах светочи погасли.

Чего ж ты ждешь, пророк, Илья?Греми из всех своих орудий!Не люди — люди, или я —Не человек, раз люди — люди!..

Стеклянная дверь

Дверь на балконе была из стеколКвадратиками трех цветов.И сквозь нее мне казался сокол,На фоне моря и кустов,Трехцветным: желтым, алым, синим.Но тут мы сокола покинем:Центр тяжести совсем не в нем…Когда февральским златоднемПростаивала я у двериБалкона час, по крайней мере,Смотря на море чрез квадратТо желтый, то иной, — мой взглядБлаженствовал; подумать только,Оттенков в море было столько!

Когда мой милый приходил,Смотрела я в квадратик алый, —И друг болезненный, усталый,Окровянев, вампиром был.А если я смотрела в синьСтеклянную, мертвел любимый,И предо мною плыли дымы,И я шептала: «Призрак, сгинь…»Но всех страшнее желтый цвет:Мой друг проникнут был изменой…Себя я истерзала сменойЦветов. Так создан белый свет,Что только в белом освещеньеЛицо приводит в восхищенье…

Поэза причины бодрости

Теперь в поразительной сменеКонтрастных событий живешь.Голодные ужасы в ВенеБросают нас в холод и дрожь.

А то, что от нас на востоке,Почти не подвластно уму,Но веришь в какие-то строки,Не зная и сам почему.

Над жизнью склонясь, как над урной,Еще не ослабнул душой:В республике миниатюрнойНалажен порядок большой.

Пускай мы в надеждах разбитыИ сброшены в бездну с горы —Мы сыты, мы — главное — сыты,И значит — для веры бодры.

Мы верим — не можем не верить! —Мы ждем — мы не можем не ждать! —Что мир воцарится в той мере,Какая вернет — Благодать.

Поэза душевной боли

Из тусклой ревельской газеты,Тенденциозной и сухой,Как вы, военные газеты,А следовательно плохой,

Я узнаю о том, что в миреИдет по-прежнему вражда,Что позабыл весь мир о миреНадолго или навсегда.

Все это утешает малоТого, в ком тлеет интеллект.Язык богов земля изгнала,Прияла прозы диалект.

И вот читаю в результате,Что арестован Сологуб,Чье имя в тонком аромате,И кто в словах премудро-скуп;

Что умер Леонид Андреев,Испив свой кубок не до дна,Такую высь мечтой прореяв,Что межпланетьем названа;

Что Собинов погиб от тифаНелепейшею из смертей,Как яхта радости — от рифа,И как от пули — соловей;

Что тот, чей пыл великолепен,И дух, как знамя, водружен,Он, вечно юный старец РепинВ Финляндии заголожен.

Довольно и таких известий,Чтоб сердце дало перебой,Чтоб в этом благодатном местеСтал мрачным воздух голубой.

Уходите вы, могикане,Последние, родной страны…Грядущее, — оно в тумане…Увы, просветы не видны…

Ужель я больше не увижуРодного Федор Кузмича?Лицо порывно не приближуК его лицу, любовь шепча?

Тогда к чему ж моя надеждаНа встречу после тяжких лет?Истлей, последняя одежда!Ты, ветер, замети мой след!

В России тысячи знакомых,Но мало близких. Тем больней,Когда они погибли в громахИ молниях проклятых дней…

К слухам о смерти Собинова

Я две весны, две осени, два летаИ три зимы без музыки живу…Ах, наяву ль давали «Риголетто»?И Собинов певал ли наяву?

Как будто сон: оркестр и капельмейстер,Партер, духи, шелка, меха, лорнет.Склонялся ли к Миньоне нежно Мейстер?Ах, наяву склонялся или нет?

И для чего приходит дон Пасквале,Как наяву когда-то, ныне в бред?…Вернется ль жизнь когда-нибудь? Едва ли…Как странно молвить: Собинов — скелет…

Узнав о смерти Вертера, несноюВ закатный час я шел, тоской гоним,И соловей, запевший над рекою,Мне показался жалким перед ним!

О, как тонка особенность оттенкаВ неповторимом горле у того,Кем тронута была демимондэнка,И соловей смолкал от чар его…

Поэза нови прозаической

Ах, люди живут без стихов,Без музыки люди живут,И роскошью злобно зовутИскусную музыку строф.

Ах, люди живут без икон,Без Бога в безбожной душе.Им чуждо оттенков туше, —Лишь сплетни, обжорство и сон.

И даже — здесь, в доме моем, —В поэта кумирне святой, —И здесь тяготятся мечтой,Стремясь обеззвучить мой дом…

Увы, даже дома и тоСочувствия мне не найти…И некуда вовсе уйти;Ведь грезы не любит никто.

Теперь лишь один спекулянт, —«Идеец», мазурик, палач, —Плоды пожинает удач,Смотря свысока на талант.

Черствеют и девьи сердца,Нет больше лиричности в них, —Наряды, танцульки, жених…Любовь — пережиток глупца…

Жизнь стала противно-трезва,И жадность — у всех идеал.Желудок святыню попрал,Свои предъявляя права.

Художник для всех — человекЛенивый, ненужный, пустой,О, трезвый, рабочий, сухой,В искусство не верящий век!

Поэза дополнения