Мартин Опиц - Колесо фортуны Страница 2

«Тому, кто хочет узнать немцев с лучшей стороны, я советую прочитать их народные песни…» — читает Гинзбург у Гейне и воспринимает эти строки как обращение лично к нему, — ведь он-то именно и хочет узнать немцев с лучшей стороны, и вот, оказывается, ему подсказан для этого путь. Скорей туда, в немецкую старину, к народной поэзии, к ее чистому истоку. И впереди уже открывается новая даль, полная столь неповторимой прелести, столь неповторимого своеобразия. Какое счастье, что ему удалось добраться сюда, до этих лесов и гор, полных песен и сказок!

Ему удастся пересказать их по-русски, он переведет несколько десятков немецких народных баллад и передаст в своем переводе их очарование, естественность и простоту их поэтической интонации, их справедливость и мудрость. Читая баллады, видишь словно воочию их творцов и героев: крестьян в домотканой одежде, нищих и веселых подмастерьев, лукавых, озорных школяров, хитроумных монахов, во имя жизни покинувших свои монастыри с их лицемерием и ханжеством. Они живут живой и бурной жизнью, любят и ненавидят, заступаются за невинных и грозят кулаком обидчикам и находят для выражения своих чувств столь живые и подлинные интонации, которые долгие годы будут служить немецкой поэзии, поэтам разных голосов и дарований. Они засверкают всеми своими гранями в великом «Фаусте», оттеняя и подчеркивая насыщенность и сложность безмерных гётевских стихов; они подскажут свои решения балладам и поэтическим повестям Шиллера; они станут бессмертной Лорелеей Гейне. В них столько душевной силы и душевного здоровья, столько веры в возможности человека постоять за себя, за друзей и близких, за свое человеческое достоинство, что читатель с радостью соглашается с суждением Гейне. «Работая долгие годы над изучением и переводом немецкой поэзии — классической и современной, — я стремился прежде всего к открытию материала еще неизвестного, неосвоенного или забытого», — сообщает своим читателям Гинзбург. «Так, мне посчастливилось впервые соприкоснуться с лирикой немецких вагантов — безымянных бродячих школяров XI–XIII столетий…» Ваганты — бродячие школяры и странствующие монахи, кочующие со своими песнями по средневековой Европе — еще одна любопытная страница мировой поэзии, открытая для русского читателя Гинзбургом.

Мировая поэзия, истинная поэзия, всечеловеческая поэзия всех языков и эпох в основе своей неизбежно благородна и верна глубоким идеалам и высоким принципам гуманизма. С истоков своих поэзия всегда воюет с неправдой и отстаивает правду, воспевает благородство и клеймит подлеца и обидчика. Вероятно, это заложено в самой ее природе, ибо поэзия возникает как выражение сильных, чистых и высоких чувств. Что-то я не припомню ни одного истинно поэтического произведения, которое воспевало бы негодяя и подлеца, сколь бы силен и могуществен он ни был. И немецкая поэзия во всей своей протяженности — великое тому подтверждение. И ее первоисточник — народное творчество, фольклор — начисто опровергает попытки немецкого национализма и расизма обосновать свои античеловеческие теории неким «арийским началом», «истинно немецким», якобы заложенным еще в немецкой старине, в немецком фольклоре. Для того чтобы понять всю несостоятельность этого доказательства, достаточно только узнать этот фольклор, вникнуть в эту старину, которая начисто лишена какой-либо национальной спеси, начисто свободна от какого-либо намерения утвердить свою национальную исключительность, национальное превосходство. Она удивительно человечна и всеобща, эта старина, столь отчетливо запечатленная в народной поэзии, удивительно открыта и доступна всем народам, потому что преисполнена высокого чувства добра, справедливости, братства между народами. Тем она и драгоценна. Для меня работу Гинзбурга-переводчика отличает не только его постоянное стремление найти и перевести новое и доныне нам неизвестное, но и в тех случаях, когда он обращается к стихам, звучавшим уже по-русски в других переводах, он умеет по-своему услышать и передать немецкий лад стиха, особенности немецкого поэтического воображения — душу и смысл немецкой поэзии.

Проделав свой путь в обратном порядке — из послевоенной действительности в средневековье, — переводчик выстроил книгу так, как складывалась немецкая поэзия в столетиях, и получилась на диво стройная и полная картина. Книга эта — итог без малого трех десятилетий работы поэта. За эти годы Гинзбург глубоко проник во все обстоятельства существования немецкого народа и выступил в печати как серьезный и страстный публицист. Читателям запомнились и «Бездна», и «Потусторонние встречи», направленные против фашизма и в защиту немецкого народа.

Лев Гинзбург — переводчик в работе своей утверждает высокий дух, благородство и чуткую совесть немецкой поэзии. Она горячо опровергает фашизм, опровергает изнутри, издавна и навсегда.

В заключение мне остается добавить лишь то, с чего, пожалуй, следовало начать: Лев Гинзбург оказался талантливым поэтом, искусным, изобретательным, с отличным слухом, и все, что сумел он услышать и почувствовать в поэзии Германии, ему удалось непринужденно и свободно, многозвучно и разнообразно передать в отличных русских стихах.

ИЗ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ

ИЗ КНИГИ «ЛИРИКА ВАГАНТОВ»

ОРДЕН ВАГАНТОВ

«Эй, — раздался светлый зов, —началось веселье!Поп, забудь про часослов!Прочь, монах, из кельи!»

Сам профессор, как школяр,выбежал из класса,ощутив священный жарсладостного часа.

Будет нынче учрежденнаш союз вагантовдля людей любых племен,званий и талантов.

Все — храбрец ты или трус,олух или гений —принимаются в союзбез ограничений.

«Каждый добрый человек, —сказано в Уставе, —немец, турок или грек,стать вагантом вправе».

Признаешь ли ты Христа —это нам не важно,лишь была б душа чиста,сердце не продажно.

Все желанны, все равны,к нам вступая в братство,невзирая на чины,титулы, богатство.

Наша вера — не в псалмах!Господа мы славимтем, что в горе и в слезахбрата не оставим.

Кто для ближнего готовснять с себя рубаху,восприми наш братский зов,к нам спеши без страху!

Наша вольная семья —враг поповской швали.Вера здесь у нас — своя,здесь — свои скрижали!

Милосердье — наш закондля слепых и зрячих,для сиятельных персони шутов бродячих,

для калек и для сирот,тех, что в день дождливыйпалкой гонит от воротпоп христолюбивый;

для отцветших стариков,для юнцов цветущих,для богатых мужикови для неимущих,

для судейских и воров,проклятых веками,для седых профессоровс их учениками,

для пропойц и забулдыг,дрыхнущих в канавах,для творцов заумных книг,правых и неправых,

для горбатых и прямых,сильных и убогих,для безногих и хромыхи для быстроногих,

для молящихся глупцовс их дурацкой верой,для пропащих молодцов,тронутых Венерой,

для попов и прихожан,для детей и старцев,для венгерцев и славян,швабов и баварцев.

От монарха самогодо бездомной голи —люди мы, и оттоговсе достойны воли,

состраданья и теплас целью не напрасной,а чтоб в мире жизнь былаистинно прекрасной.

Верен богу наш союзбез богослужений,с сердца сбрасывая грузтьмы и унижений.

Хочешь к всенощной пойти,чтоб спастись от скверны?Но при этом по путине минуй таверны.

Свечи яркие горят,дуют музыканты:то свершают свой обрядвольные ваганты.

Стены ходят ходуном,пробки — вон из бочек!Хорошо запить виномлакомый кусочек!

Жизнь на свете хороша,коль душа свободна,а свободная душагосподу угодна.

Не прогневайся, господь!Это справедливо,чтобы немощную плотьукрепляло пиво.

Но до гробовой доскив ордене вагантовпрезирают щегольскиразодетых франтов.

Не помеха драный плащ,чтоб пленять красоток,а иной плясун блестящдаже без подметок.

К тем, кто бос, и к тем, кто гол,будем благосклонны:на двоих — один камзол,даже панталоны!

Но какая благодать,не жалея денег,другу милому отдатьсвой последний пфенниг!

Пусть пропьет и пусть проест,пусть продует в кости!Воспретил наш манифестпроявленья злости.

В сотни дружеских сердецверность мы вселяем,ибо козлищ от овецмы не отделяем.

НИЩИЙ СТУДЕНТ