Елена Яворская - Обыкновенная любовь Страница 2

Юлька

Добрались на такси, ошалев от ритмичного грохота,и от шуточек тамады, и от винного изобилья.После Юлькиной свадьбы в квартире темно и плохо так:мама с папой, а где ж вы дочку свою забыли?

Вещи вывезли. Что-то продали. Но не больно —так, скорее, ноет, кровит незажившей ссадиной.Я курю на балконе. Жена достаёт альбомы:Юлька взрослая, Юлька школьница, Юлька в садике…

Юлька в маму. Задорную, прежнюю, милую,не теперешнюю: скандальную, невозможную.Но сегодня – баста. Короткое перемирие.Целовались на свадьбе родители, как положено.

Юлька, девочка, славный ты мой комочек!Лишь бы в склоках вам не увязнуть, не омещаниться…Мы и любим-то Юльку – поодиночке. Молча.И любови наши как-то не совмещаются.

Выхожу на кухню. Тупо шуршу газетами.Людка машет рукой: ну просила же не мешать!Тихо плачет. На свадьбе дочери – не без этого,но не тянет садиться рядом и утешать.

Ладно, Юлька. Желаю тебе… не рожна какого-то….чтоб на свадьбе – сына ли, дочери – отплясав,не сидели бы, как чужие, по разным комнатам,неизвестно в чём упрекая далёкие небеса…

Невеста

Всем кагалом нас провожали до станции,Пели от души, голоса срывая,А кого хотела в мужья – не достался,Вышла за другого – и так бывает.А с утра все бегали суматошно,Я стояла в облаке флёрдоранжа,Тесно от цветов, от парфюма тошно,Сказочное платье – не будоражит…

Бледный манекен в развесёлой процессии,В грохоте затерянная соната,Поздно, принц уехал к другой принцессе,Даже не простился, а жить-то надо!

Притерпеться как-нибудь, притвориться,Выбросить, как старую одежонку,И ещё – не верить в другого принца…Потому что с принцами напряжёнка.

А была бы глупой, была бы слабой,Так бы обвела вас глазами сухими,Так бы в полный голос и завела бы:«Ой, да на кого ж ты меня покинул,

Я ли не хорошая, не пригожая,Я ли не любила бы, не жалела?!»

Отводила мама глаза тревожные.Да метались ласточки ошалело.

Семейная безнадёга

Где смешная такая девчушка с двумя косичками,на каких дорожках забыла свои иллюзии?Вот сидишь ты, собой красотка, анфас классический,и движенья отточены джазово или блюзово.

Сериал семейный, банальный такой, некассовый.Поливаешь слезами типичное бабье горюшко.Муж-бездельник бухую правду свою доказывалкулаками, потом бутылкой с отбитым горлышком,«слуш-сюда», «ах-ты-сука», «заткнись-да-я-тебя…»и с таким даже гневом праведным, с укоризною!Кстати, бывший отличник и бывший кумир приятелей.Гений в поиске. Казанова, самец непризнанный.

Вся любовь, как из треснутой чашки, взяла и вытекла.Усмиряла его, раззадорившегося пьяницу,шестилетнюю дочку поспешно к соседям вытолкав:проходили, знаем! – а то ведь и ей достанется.

…А квартира? А деньги? Стоп, ничего не стронется.Не сбежишь ты от подлого нрава его шакальего.Позвонить родителям, что ли? Да мать расстроится.У нее и без дочки давленье вчера зашкалило.

Вторая свадьба

А давно ли, давно ли, давно лиразбирала бумаги и вещии, в родную рубашку уткнувшись,обезумевшей выла волчицей.В белом крошеве снега и боли,в развесёлой распутице вешнейя глядела на холмик уснувший…Всё, не плачется… просто молчится.

А потом с неподъёмною кладьюна тропинках рассталась пологих.Предала? или просто воскресла?иль прогорклое горе остыло?И – тревожная ночь перед свадьбой.И костюмчик – несвадебно строгий:неудобно рядиться в невесты.И свекровь до сих пор не простила.Это было… как замок песочный… —вот и слёзы из глаз повлажневших —сумасшедшее, милое счастье!Торт в оборках воздушного крема!Я себя соберу по кусочкам,вспоминая надрывно и нежно.Не прощая себе, но прощаясь,я шагну в настоящее время.

Пью бессонную ночь, не пьянея.И с чего бы? – в бокалах не вина,а горчащие пряные травы —или опыт печальный, дорожный…

Буду жить без ненужных сравнений,не кидаясь к иконам с повинной.Снова ночь перед свадьбой. Как странно…Но возможно…

Измена

Всего лишь слово. Резкое, как свет,Нацеленный в глаза,как рокот гулкий,Как нож кривой в оглохшем переулке,Как стылый звон рассыпанных монет,

Как спину рассекающая плеть…Прощёлкал ключ в замке. Уже двенадцать.И – не смотреть в глаза, и – не сорватьсяНа крик,а тихо: «Ужин разогреть?» —Ну, нет так нет… Ещё – не оставатьсяВот так, глаза в глаза… И – не сорватьсяВдрызг, яростно, непоправимо, вдруг…Спасительного телефона круг —А что спасать? Измена – это раб,Убивший господина. Мой корабльИдет ко дну – и прохудилось днище,И паруса уныло ветра ищут,

И духу не хватает на вопрос —Один, решающий… Вдруг – невозвратно?Как жаль себя… Жалеть себя приятноИ унизительно, и муторно до слёз.

А говорят, начните жизнь сначала,Мол, с чистого листа – но разве мало —Порвать, унизить, скомкать чистоту?Откуда взяться чистому листу?!

Не удержаться и не удержать,И жечься о костер, не мной зажжённый,И делать вид… и слепо отражатьТо, проступившее в его лице, чужое,

Пугающее… гуще плен теней,И в складочке у рта застыла резкость…О страшная развилка – неизвестность,Которая известности страшней…

Наше прошлое: что ж так быстро-то!Помню – пятнами на холсте…Но спасибо за то, что был со мной,что меня, словно песню, выстрадал,что берёг и не звал в постель,

за мальчишескую доверчивость —редкость, право же, мне везёт…За любовь – будто сон о вечности,а не скучненький эпизод.И за ревность – глухую, тайную,пред которой слова бледны,за печальное испытание,за вину мою – без вины…

И разлука. И зов «дождись меня…а иначе дурман и тьма…»От обиды – пока единственной —ты неделю сходил с ума.Откровения телефонные,и пирожные, и кино,и стояния подбалконные —лестно? трогательно? смешно?

А года обернулись милостью,одарили тебя женой.То, что слабостью раньше мнилось мне,было стойкостью. Ох, родной,не у каждого хватит мужестваспесь и гонор к чертям послав,примириться с любовью дружеской,но не женской – увы, ты прав.

И не ждать откровений радужных —на душе и без них черно.Пусть не любит, но рядом, рядом же! —если большего не дано!Сила – это не шваркать по столу,не срываться на крик и брань.Это бережное и острое:«не обидь её… не порань».

Жду… Покой. Тишина домашняя.День заботами окружён…Ключ в замке. И твоё, всегдашнее,вечно милое: «Здравствуй, жён…»ЖЕНА

Льнёшь, обвиваешь, к телу – прохладный шёлк,Или снисходишь – падшей звездой в ладони,Веки прикрыты, и синий мираж бездонныйТихо погашен… о пушкинская Мадонна,Даже не спрашивай, как я тебя нашёл…

Ангел в своей божественной наготе,Что ей постылый кокон земного платья,Золото нимба – локоны по кровати,Господи, я же ей – даже не в старшие братья! —В папы и в дяди… Строчками на листе,

Красками на холсте – возносить хвалу,Радугой в небесах – только ты не смейся,Брызгами на песке – «навсегда» и «вместе»,Росами по траве – наш медовый месяц…Тихо струится холодный рассвет по стеклу,

Сонные звезды гаснут, лукаво шепчась:Так молода, и пленительна, и беззаботна!Господи, я для неё – прошлогодняя мода!Если когда-то она повстречает кого-то,Если, когда-то… Ревную – уже сейчас.

Господи, это не чувство, скорее – чутьё,Неизлечимая – ненанесённая – рана…Жрица моя… Божество обреченного храма,Нежность моя… Галатея. Оживший мрамор.Господи, слышишь, я просто умру без неё.

Предновогоднее (не дома)

И как будто внутри – хронометр… счёт секунды ведут, хандря. Одноместный безликий номер. Тридцать первое декабря.

Как мальчишка, удрал с банкета. Грусть крадётся и стережёт. За массивным стеклопакетом новогодний такой снежок. Стала площадь лесной полянкой – нереальный фотомонтаж. В ресторане кипит гулянка, гром и грохот на весь этаж. Хмель густеет, в душе пустеет – так что ну его, ресторан.

Как вы?.. Мишка уже в постели, ты печально глядишь в экран, льётся матовый свет неровный через кухню наискосок. Торт – ореховый, твой коронный. Мандаринки, вишнёвый сок. В телевизоре смех и пенье. Ёлка-барышня на ковре. Как ладошки в воланной пене, ветви прячутся в мишуре. В новогоднем своём домишке зайка старенький и хромой. То-то счастье тебе и Мишке. Как же хочется к вам, домой…