Илья Риссенберг - ИноМир. Растяжка: Стихотворения Страница 2

Ни капли ресентимента здесь нет. Причина – это просто способ ткать стиховую ткань, а не всем вместе бросаться искать виновного. Было бы наивно видеть в этих стихах банальную проблему: как соединяются в русской культуре мечта о Китеже и сквернословие, воспоминания о святости и мерзостный быт на всю жизнь, – эту тему оставим замшелым публицистам. «Покинуть Китеж» здесь означает примерно то же, что «покинуть помещение» – чтобы, наконец, изучить и другие помещения. Дело не в том, что мечта не совпадает с действительностью, а в том, что любую действительность мы знаем только как исключение, вычитание, произведенное внутри мечты. Не мечта вычитается из действительности, но одна действительность вычитается из другой действительности внутри мечты.

По сути, перед нами и доведенный до предела романтизм не в своих пошлых, а в своих философских проявлениях, где развертывание стиха требует представить пространственное соположение вещей как временную вереницу впечатлений, а временной ход событий – как поиск ими своих оснований в лирическом изречении. При чтении Риссенберга я не раз вспомнил Афанасия Фета, как и великие тени Фридриха Гёльдерлина и Циприана Норвида. Но только там, где романтический поэт опирается на большой антураж озарений, мыслей и чувств, которые и оказываются «медиа» его внутреннего мира, – там современный поэт должен быть строгим комментатором и наблюдательным схолиастом реальности; комментатором «тематическим», «проблемным» и «идейным» – идейным в том смысле, что его ви́дение (идея) сразу становится видéнием, сновидением, «пониманием» (в смысле трактата В. В. Розанова «О понимании»), а реальные отношения вещей фиксируются как симптомы столкновения с социальной реальностью.

Стихи Риссенберга напоминают об «уликовой парадигме» Карло Гинзбурга, этом культурологическом психоанализе: реконструкции социального облика и политических намерений людей прошлого по случайным приметам. Только здесь по приметам реконструируются не люди, а сам мир вещей. Этот мир оказывается то шаток (и тогда получаются «политические» стихи), то тверд (и тогда получается «лирика»).

Опыт Риссенберга противоположен опыту концептуализма. Он не оставляет свою подпись на вещах, но терпеливо ждет, когда вещь вдруг отнесется к себе твердо, вдруг найдет свою «стадию зеркала», по Лакану.

Ручаюсь прощай позапрошлую птичьюЧто проще изречь приснопевчую рощуСортученной крови слепому спотишьюОпишет спохватом на устную ощупь

Изрекается только то, что постоянно поет само, а кровь кипит как ртуть именно для того, чтобы затихло все в этом кипении крови. Как в горячке весь мир часто кажется застывшим.

Описание вещи для Риссенберга – не перечисление параметров, а подбор ключа, пароля, кода доступа, сохраняющего свою уникальность. Именно в этом значении исконно, до грёз Шлегеля и других романтиков, бытовало слово «символ» (означавшее в древней Греции разломанную табличку с уникальным сколом, служившим паролем доступа). «Описать спохватом» – это то же, что соединить части «символа», убедиться, что код доступа подошел. Мы и из житейского опыта знаем, что «спохватиться» – это вдруг догадаться, приобрести ясность сознания ситуации. Но для нас этот непосредственный опыт слишком растворен в речевых жанрах, в едкости слишком серьезного отношения к себе. А у Риссенберга «спохват» и значит выход к реальности, на радостях, к счастью, забывающий превратить ее в мучительную проблему.

Илья Риссенберг всегда встает на сторону поэтики, а практика приходит сама. Илья Риссенберг видит вещи, а не себя, успевшего назвать вещи. Илья Риссенберг смотрит глазами комментария и находит вокруг только заслуживающее комментария, самое важное и единое на потребу.

с Б-жьей помощью

* * *

На я-сно-видимом перевале иней наявных силНеисправимые пировали Имя возобновил

Дух телогрейки в оков/пах Б-га Видит меня водаГород мой трогательный ах ковга имечко не беда

Речь заплетается в ковш заплечный раньше пути сойдуСлед по-медвежьи живой и вечный ранит её слюду

Любят всецелого оборонца звёзды По взлобью плитРазум на пазвонки разобьётся сердце да исцелит

Снежные шрамы авиалиний воинский интеллектВ силах наивный припадок иней взнесть неиной проект

Б-же помилуй порожек алый иссиня-чёрных днейСлед по-медвежьи большой и малый н/мощной стеной над ней

Ладит Европа слабейшим звенья долу слегла больнаСмежно залогу правозабвенья бледная пелена

Полог псалмами слагал эпохи слепо страдал залогВеждами беженцев что оглохли слушая Декалог

Рожицу с детства малюет луб мой рознью за рубежиВслед бесконечности ближнелюбой вдаль/в дань горизонт бежит

Словно издревле на прость соломки вытеснили смолуВ лоб Колесничему ось поломки остановись молю

В-ру-сь вопреки корабля провинам срубленный наповалИсповедь самонеисправимым в славицу напевал

Известь затмений про-свет-несметна благо на за верстуСтраже скрижалей близ луж ни с места искра на блокпосту

* * *

Жили как были иные как иней простые словаНа растяжке рвались многосложностиБоготворимого мира ничейная доля/зона/доза новаОплошать в исправленьи оплошности

Ивовый прутик прости коллективный лехаймов коктейльЧто отпраздновали замечательноЧашу позора испив я пропал в Иловайском котлеЛишь остаточных лет замешательство

Манною горечью слад наизусть ради хлеба сберёгГолокостое сопервопутствиеГосподу с целью глодать до осенней черты кочерёгКоченеющих сферы капустные

Праведный жребий низам толковал тоскователь высот(С)лепота (с)лепочёлыми скотчамиДикой акации устрица устной смоковницы скотНа святом искушеньи заскочены

Жизнь опечатка описки Священнику быль прощенаОдомашнена римская статуяВыдохнет псину из (с)писка придворная слюбу щеняМашет тщетно кормилица старая

Звёздам в конце и в начале впритык земноводная осьГустопсовы ту-ре-чи простые нуСорок не-бес-обинуясь из конуса млеко стряслосьПеревёрнутой долу пустынею

В разуме плюс полусонок удвоенной грёзой раделОтразить в чёрно-белом ударе яДольнему небу сегодня наследуя водный уделНе до лжи Всеничейное радуя

Бо-же до присмерти люб отшатнулся едва не родниБлиже нет правдоречные очи ейВ стишь смотровому окну убелённые ветошью/млечностью дниЗанавесила/заповедала чернорабочие

Подрывное

Знаменуя числитель, рядовичей сила,Подробно рыдмя сиротой и вдовойПо грядущему миру, душе разрешила:Расширь сердцеВину войны рядовой!

Пред киборгом Б-га обещана ротаСвободному месту, где выбора нет,Кроме тьмы из-бегущего-смерти народа:В дыру ротовую весь выдохся свет.

Рассусоливай, столь, медновласые печи,Пугающие мёртвоглавый картуш,Как отрезала уст беднородственных речи,Что начисто жертв устрашили кашрут.

Броным гамузом средствуя музе последнихРастяжек, с лихвой разминулся навспыхМозговых позвонков многолюдный посредникС кружком обороны вершин вековых.

Как никтожник теснин, чья жена увенчалаИз дужек луной, совершенен и простНа простор пятикнижного первоначалаВосходит во весь человечный прирост.

* * *

Мир тебе самодовольная больЦарственна в центростремительных рискахВ поисках истины воинский вопльБьётся спросонья потерь материнских

Зрим одуван миротворной звездыПрахоподобью позорных сраженийОжил наружу из мёртвой водыДух возгоранья оранжево-нежный

Правит сегодня сеченье майданПротивостогны державы студёнойСе человек обнажённый АдамСонноосознанный трудорождённый

Только не Лот обернулся асфальтК тылу Содома смолою резиныДесять за тезвины лет фестивальКто там АУ разве Арт Украины

В горния паствы счисленьи слепомТысячелетий на (К)Райгород стойкийСтанет отныне блокпостным столпомСлёточка облачной славы геройской

Доброю волей даров и утратМестоположная искра рискуюВыходку жизни азартный театрРади игры раздувает лихую

Зо-на е-нотный террор навостритНосом и ртом в риторический рупорНоги врастяжку ретивый артистРуку протянет на публику трупов

Спрос тишины на Куд-А и Ком-УНешто нужны макАдаму майданыСкромных трудов арестант на домуНекий Кадмон сотрясает каштаны

Время Король поколенью не в счётВ кровь окунулся и в раме канальюВласть покаянная накрест сечётСтвольно-двусветною диагональю

Медленно бредит едва гомонитБедной беседы глагол обоюдныйФерзевый нет милленарный гамбитГолой берёзы гильгуль неуютный

Осень спас/лённых снопов на спинеПамяти спящего поля сочувствуйЧистых писаний дочерняя песньУст вопиющих святому кощунству

Русь