Евгений Лукин - Бал был бел Страница 2

«Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана…»

Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана.Не я черкал, свидетель Бог, не я черкал.Хороним молодость мою, Серёжу Пчёлкина, —и полотном закрыты проруби зеркал.А мы-то думали: бессмертны — и ни разу ведьне усомнились вплоть до этого числа.Да нам глаза бы завязать и не развязывать,а мы зачем-то закрываем зеркала.Ну вот и брошены три при́горшни — и этим всявраз перечёркнута земная лабуда.Теперь не встретимся уже, а если встретимся,то там, где лучше не встречаться никогда.Какие, к дьяволу, дела, какие принципы,когда и в скверике не выпьем из горла́?Такая жизнь, что запереться, затвориться быи занавесить простынями зеркала.

Кризисная задорная

Доводилось ли быватьвам на пилораме?Суматоха — будто в храмепри царе Хираме[2].Впрочем, завтра не вставать —мы уходим бастовать,перекинувшись херамисо штрейкбрейхерами.

У забора залеглалужа дождевая.Зубоскалит душевая,не переживая,что не взвизгнет, весела,циркулярная пила,древесину, как живая,пережёвывая.

Шлите Первое Лицов нашу глушь лесную —пусть воссядет одесную,мать его честную!Я Лицу скажу в лицотриединое словцо —всю программу обоснуюантикризисную.

Задолбал, скажу, ети,громкими речами!Завтра выйдем с тягачамида тряхнём плечами,перекроем все пути —вот тогда и покрутиситуацию ночамис Абрамовичами!

«По стеклу ползёт, как слизень…»

По стеклу ползёт, как слизень,тусклый дождь. И кто в ответе,что единственную жиз(е)ньрастранжирил на две трети?Продремал, проговорил,прокутил, проволочился.Все ошибки повторил.Ничему не научился.Но пока в запасе треть,да и мышцы не обдрябли,дай мне, Господи, успетьнаступить на те же грабли!

Экзистенция

Предположим, кредит исчерпанили просто накрылась льгота —и стоишь ты с отверстым гры́злом,поминая едрёну вошь.Был ты, надо сказать, ущербен,а лишили тебя чего-то —и, гляди-ка, проникся смыслом,даже знаешь, зачем живёшь.

«О державе, о нас…»

О державе, о наси о Господе Богеразмышляя не раз,обнаружил в итоге,что владыкам земнымпоклоняться не надо,что до Господа им —как ГУЛАГу до ада.

«Не выношу естественный отбор…»

Не выношу естественный отбор —он породил меня и мне подобных.Не потому ли с юношеских поря так люблю зверушек допотопных?Не за размах длины и ширины —за те черты, благодаря которымзверушки эти были сметеныс лица Земли естественным отбором.

«Растолкуй мне, солдат, до того как убьёшь…»

Растолкуй мне, солдат, до того как убьёшь:почему в Карабахе, в Найробиты идёшь на войну, как идут на грабёж, —в чёрной маске и клоунской робе?Почему не играют в тебя пацаны,предпочтенье отдав детективу?Почему, повествуя о буднях войны,ты затылком сидишь к объективу?Впрочем, знаю заранее, что поглядишь,как бы дуло в упор поглядело,и, затвор передёрнув, меня убедишь,что война — благородное дело.

Однако

Ну да, совдеп[3], разгул комбеда[4],рабочий бос, крестьянин гол,однако ратная победа —не Порт-Артур, а Халкин-Гол.Ну да, штрафбат подобен адуи позади заградотряд,однако выстоял блокадуне Петербург, а Ленинград.Ну да, святыней мировоюобъявлен Николай Второй,однако слава за Второю,а не за Первой мировой.

Старые фотографии

— О, что это за милое дитя,коленопреклонённое во храме?— Да то же, что десяток лет спустятот самый храм кромсало тракторами.— А это, что плюёт в иконостас,а образа взирают темнолицо?— Да то же, блин, что требует сейчасстереть плевки и вместе помолиться.— А ты-то, ты! Твоё-то где мурлосреди бесценных фотодокументов?— Да как-то в головёнку не взбрело —ни храмов не ломал, ни монументов.

«Сам-то я не видывал воочию…»

Сам-то я не видывал воочию,но зато слыхал со стороны,будто войны, кризисы и прочеебесподобно смотрятся с Луны.Да, возможно. Что ж тут небывалого?И природа тоже непроста:подойдёшь — взаимопожиралово,чуть отступишь — снова красота.

«Учись у природы»…

«Учись у природы». Что ж я,не видывал червяка,которого птичка Божьяуродует, как в ЧК?Казалось бы: что безгрешнейорешка семи вершков?Воюет и он с черешнейна уровне корешков.Не будучи извращенцем,в суждениях прям и прост,пернатый приму освенцими лиственный холокост.А вы, болтуны, уродыи дамочки-травести,учились бы у природы,как надо себя вести!

«Жить надо так, как будто смерти нет…»

Жить надо так, как будто смерти нет,иначе будет вечная агония —носи тогда браслеты из цирконияи чти расположение планет.Прикидывай со страхом: в ад ли, в рай?А ну как нет ни ада и ни рая?Пока живёшь, живи, не помирая,и, помирая, слышь, не помирай.

«Чем искушать планиду…»

Чем искушать планиду,вникая в смысл жизни,ты лучше цианидувозьми и дербалызни.Пойми, что так ли, эдак,а на своём веку тынарвёшься напоследокна чашечку цикуты.

«Жить осталось — на чём моталось…»

Жить осталось — на чём моталось.Отнесут — и вся недолга.Потому-то каждая малостьмне особенно дорога.Потому-то не так и плохожитиё моё вытиё.Взять эпоху. Черна эпоха.А не будет ведь и её.

Обиженное эхо

«Экой ты взъерошенный, угрюмый…»

Экой ты взъерошенный, угрюмый —не иначе, рукописи жёг.Плюнь, оденься, выйди — и подумай:будет ли ещё такой снежок?Будет ли ещё такое благов нашей южной слякотной глуши?Целый двор — как белая бумага.Плюнь, вернись, разденься — и пиши.

Весна ледовитая

В проулках искорка роится,не отступают холода,хотя пора бы и пролитьсяручьям расплавленного льда.Придя с морозу от обедни,включи камин и не блажи:твоё ли дело, чем намеднидостали Боженьку бомжи?

«Весна идёт на штурм…»

Весна идёт на штурм. В дырявых маскхалатахпо балкам залегли угрюмые снега.Они обречены. И нету виноватых,что так и не пришла на выручку пурга.Бросалась на прорыв в бессмысленной отвагеи пала вся как есть. Теперь вот их черёдустало отползать в канавы и овраги.Весна идёт на штурм. И пленных не берёт.

«Как похожи дача и кладбище!»