Феликс Кривин - Круги на песке Страница 20

XIII. Шаги Командора

***

Нас окружают привычные истины:Земля вертится, курить — здоровью вредить,От перестановки мест сомножителей произведение не меняется…Привычные истины, в прошлом наши поводыри,Превращаются со временем в наших стражниковИ берут нас в плен,И ведут под конвоем.Дважды два, с неизменным знаком наперевес, шагает сзади,чеканя свою любимую песенку:Равняется,Равняется,РавняетсяЧетыре!А другие истины, идущие по бокам, чеканят о том, что вода —мокрая, камень — твердый, а туман вообщенеизвестно какой,Потому что в тумане ничего не увидишь.Привычные истины окружают нас плотным кольцом, частоколомИ зорко следят, чтобы мы не шмыгнули куда-нибудь в сторону.Туда,Где газы при нагреванииНЕ расширяются,Где вода при кипенииНЕ испаряется,Где выталкивающая сила НЕ равна весу вытесненной телом жидкости,А дерево для электричества —ДА, ДА, ДА — является отличным проводником.Привычные истины нам отводят привычную роль,Играть которую нам не всегда бывает охота:Злодей играет злодея, короля играет король(Хотя ему по вкусу совсем другая работа).Но если бы, если бы, если бы, отбросив привычную роль,Герой сумел одолеть привычку свою и природу…

Итак, игра начинается.На сцене известный герой.Хорошо известный герой —

Дон-Жуан становится Квазимодо

О Дон-Жуане написано много трагедий, поэм и статей,Вокруг него давно накаляются страсти.Его обвиняют:он сделал несчастными столько счастливых семей!Его оправдывают:ведь он и сам не был счастлив!Все победы его — суета и обман.В этом мире страстей сам себя обираешь.И чем больше находишь, тем больше теряешь,Дон-Жуан!Среди легких побед и пустых разговоров,Ради мига о вечности позабыв,Ты услышишь внезапно шаги Командора,Беспощадную, гулкую поступь Судьбы.Будто вдруг окунешься в холодную воду vИли в бездну шмякнешься с высоты,Дон-Жуан, ты увидишь в себе КвазимодоИ отвернешься от зеркала, узнавая его черты.Ты выйдешь на улицу, некрасивый, немолодой человек:Сколько женщин вокруг!Но — такая досада:Ни одной улыбки из-под опущенных век,Ни одного перехваченного запретного взгляда!Что-то изменилось.Не только в тебе, но вокруг.Даже серое небо как-то выше и чище стало.Некрасивые женщины превратились в красавиц вдруг,И каждая кажется тебе идеалом.Мир перевернулся.Закат превратился в рассвет.Изменились улицы, деревья и лица…Неужели оттого, что изменился один человек,Целый мир должен вокруг измениться?

Привычные истины, служившие нам без помех,ВдругНа глазах у всехПеременяются круто.И вот — незаурядный, можно сказать, выдающийся человек,

Гулливер становится лилипутом

Мир лилипутов копошился у его каблука,Суетился и хлопотал, и карабкался на вершины прогресса,Между тем как легко и свободно шевелюрой бороздил облакаОн,Лемюэль Гулливер,Человек возвышенных интересов.С интересов-то, собственно, все и началось:Случайный лилипут, заблудившийся в гулливеровом ухе,Оставил там, как собака зарытую кость,Какие-то сплетни. Какие-то пошлые слухи.И Гулливер прислушался. Проявил интерес.Впервые высокое с низменным перепутал.И все опускался и опускался на землю с небес,Пока не опустился до уровня лилипута.И, большой человек, благородная, возвышенная душа,Среди суетных мелочей и житейского сораСлышал он только то, что прилипало к ушам,И не слышал, не слышал шагов Командора.

Привычные истины совершают крутой вираж,И вот уже, на глазах деградируя и грубея,Интеллигентный, учтивый, хорошо воспитанный персонаж —

Молчалин уже не Молчалив, а Пришибеев

Сослуживцы опечалены:Откуда такие манеры у Алеши Молчалина?Был он ко всем почтителен, а стал откровенно груб,Всем поголовно тыкает, даже старухе Хлестовой.Сергей Сергеич — вы его знаете — полковник СкалозубБоится при Молчалине вымолвить слово.Князь Тугоуховский, хоть и на ухо туг,Слушая Молчалина, не мог не заметить,Что все матери вздрагивают на километр вокруг,Когда он ведет разговор у себя в кабинете.И откуда напористость эта взялась,Этот характер, перед которым даже сильные души слабеют?Не зря заметил Тугоуховский, уважаемый князь,Что в каждом Молчалине скрывается свой Пришибеев.

Привычные истины свой расширяют круг,И мир становится вдруг непривычным и небывалым.И конь Дон-Кихота, заезженный, старый друг, —

Росинант становится Буцефалом

Ветряные мельницы остались далеко позади,И теплый сарай, и небо мирное, голубое…Росинант поднял голову и увидел себя посредиНастоящего поля боя.Это поле щетинилось копьями и вздымало к небу мечи,И оно бряцало угрозами и взрывалось хохотом;«Кляча!Старая кляча!Ну-ка давай, скачи!Ну-ка давай, вручиБитве свою удачу!»Росинант загремел доспехами, которые состояли извыпирающих ребер, ключиц и мослов,И хвост его затрепетал от неумения стлаться по ветру…Старая кляча…От этих обидных словНоги подкашиваются, как от пройденных километров.Старая кляча…Об этом забываешь, когда вокругветряные мельницы с амбразурами дыр и щелей,И тогда хочется вскинуть голову и ударить копытом о камень,И помчаться навстречу опасности —все быстрей и быстрей,Распластавши по ветру хвост, не касаясь земли ногами.Старая кляча…Росинант глубоко вздохнул,Отчего еще явственней проступили его доспехи.И заржал,И ударил копытом,И гривой опавшей тряхнул,И шагнул —прямо в пасть, оскалившуюся в дьявольском смехе.Старая кляча…У каждого свой талант,Свой удел.Но когда прозвучат боевые клики,Буцефалом становится Росинант,Дон-Кихот становится Александром Великим.

Все это на сцене мы называем игрой,Рассчитанной на публику — в назидание или в угоду.Но если бы,если бы,если бы,отбросив привычную роль,Человек сумел одолеть привычку свою и природу!И Мальчик-с-Пальчик в кармане бы не зачах,А, выйдя в широкий свет, превратился в такого детину,Что весь этот свет широкий жал бы ему в плечах,А небо мешало бы распрямить спину.Если б всем надоевшая баба ЯгаВыступала почаще в роли Спящей Красавицы(И чтоб ее не будили!)…Если б умный слугаНе делал глупостей,чтоб своему господину понравиться.Если бы,если бы,если бы…Поскольку жизнь — не игра,В ней не любую роль нужно играть, а с разбором.Есть отличные роли.Для них наступила пора.Слышите?Вслушайтесь:Это шаги Командора.

XIV. Фома Мюнцер

Несколько эпизодов Великой Крестьянской войны

Человек, которого Энгельс назвал пророком революции, не имеет точной даты рождения. Но дата смерти его известна: 27 мая 1525 года. Это было время, неблагоприятное для пророков революции, которые, впрочем никогда не знали благоприятных времен и всегда впадали «в святую ошибку любви и нетерпения» (Герцен).

Генрих Гейне писал об этом человеке в книге «Французские дела», хотя дела эти были не французские, а немецкие. Потому что в борьбе за свободу нет сугубо немецких или сугубо французских, русских, американских дел. Есть общие дела, которые касаются каждого.

Человек этот был Томас Мюнцер. Фома Мюнцер. Человек из Истории, из памяти многих поколений.

* * *

Нашей жизни прошлогодний снегЗаметен снегами и веками.И навряд ли вспомнитМертвый каменьТо, чего не помнит человек.

Пусть он даже мрамор и гранит,Пусть поднялся вровень с облаками,Но не вспомнит,Не запомнит каменьТо, что в сердце человек хранит.

Мы не выбирали наше время,Это время выбирало нас.Звездный час,Как звездное мгновенье,Мимолетно вспыхнул — и погас.

Но вдали, за смертной полосою,Может быть, замедлит время бег.В чьей-то жизниВыпадет росоюНашей жизни прошлогодний снег.

О ВЕСЕЛОМ ТРУБАЧЕ И ДВУХ ЗНАМЕНОСЦАХ