Михаил Лермонтов - Стихотворения (ПСС-1) Страница 20

С холодным, сумрачным челом;

Но взгляд, куда б ни обратился,

Встречался с радостным лицом!

РОМАНС

В те дни, когда уж нет надежд,

А есть одно воспоминанье,

Веселье чуждо наших вежд,

И легче на груди страданье.

ОТРЫВОК

Приметив юной девы грудь,

Судьбой случайной, как-нибудь,

Иль взор, исполненный огнем,

Недвижно сердце было в нем,

Как сокол, на скале морской

Сидящий позднею порой,

Хоть недалеко и блестят

(Седой пустыни вод наряд)

Ветрила бедных челноков,

Движенье дальних облаков

Следит его прилежный глаз.

И так проходит скучный час!

Он знает: эти челноки,

Что гонят мимо ветерки,

Не для него сюда плывут,

Они блеснут, они пройдут!..

БАЛЛАДА

(Из Байрона)

Берегись! берегись! над бургосским путем

Сидит один черный монах;

Он бормочет молитву во мраке ночном,

Панихиду о прошлых годах.

Когда мавр пришел в наш родимый дол,

Оскверняючи церкви порог,

Он без дальних слов выгнал всех чернецов;

Одного только выгнать не мог.

Для добра или зла (я слыхал не один,

И не мне бы о том говорить),

Когда возвратился тех мест господин,

Он никак не хотел уходить.

Хоть никто не видал, как по замку блуждал

Монах, но зачем возражать?

Ибо слышал не раз я старинный рассказ,

Который страшусь повторять.

Рождался ли сын, он рыдал в тишине,

Когда ж прекратился сей род,

Он по звучным полам при бледной луне

Бродил и взад и вперед.

НОЧЬ

Один я в тишине ночной;

Свеча сгоревшая трещит,

Перо в тетрадке записной

Головку женскую чертит:

Воспоминанье о былом,

Как тень, в кровавой пелене,

Спешит указывать перстом

На то, что было мило мне.

Слова, которые могли

Меня тревожить в те года,

Пылают предо мной вдали,

Хоть мной забыты навсегда.

И там скелеты прошлых лет

Стоят унылою толпой;

Меж ними есть один скелет

Он обладал моей душой.

Как мог я не любить тот взор?

Презренья женского кинжал

Меня пронзил... но нет - с тех пор

Я все любил - я все страдал.

Сей взор невыносимый, он

Бежит за мною, как призрак;

И я до гроба осужден

Другого не любить никак.

О! я завидую другим!

В кругу семейственном, в тиши,

Смеяться просто можно им

И веселиться от души.

Мой смех тяжел мне как свинец:

Он плод сердечной пустоты...

О боже! вот что, наконец,

Я вижу, мне готовил ты.

Возможно ль! первую любовь

Такою горечью облить;

Притворством взволновав мне кровь,

Хотеть насмешкой остудить?

Желал я на другой предмет

Излить огонь страстей своих.

Но память, слезы первых лет!

Кто устоит противу них?

Корда к тебе молвы рассказ

Мое названье принесет

И моего рожденья час

Перед полмиром проклянет,

Когда мне пищей станет кровь

И буду жить среди людей,

Ничью не радуя любовь

И злобы не боясь ничьей:

Тогда раскаянья кинжал

Пронзит тебя; и вспомнишь ты,

Что при прощанье я сказал.

Увы! то были не мечты!

И если только, наконец,

Моя лишь грудь поражена,

То, верно, прежде знал творец,

Что ты страдать не рождена.

Передо мной лежит листок,

Совсем ничтожный для других,

Но в нем сковал случайно рок

Толпу надежд и дум моих.

Исписан он твоей рукой,

И я вчера его украл,

И для добычи дорогой

Готов страдать - как уж страдал!

x x x

Свершилось! Полно ожидать

Последней встречи и прощанья!

Разлуки час и час страданья

Придут - зачем их отклонять!

Ах, я не знал, когда глядел

На чудные глаза прекрасной,

Что час прощанья, час ужасный,

Ко мне внезапно подлетел.

Свершилось! Голосом бесценным

Мне больше сердца не питать,

Запрусь в углу уединенном

И буду плакать... вспоминать!

Итак, прощай! Впервые этот звук

Тревожит так жестоко грудь мою.

Прощай]-шесть букв приносят столько мук!

Уносят все, что я теперь люблю!

Я встречу взор ее прекрасных глаз

И, может быть, как знать... в последний раз!

НОВГОРОД

Сыны снегов, сыны славян,

Зачем вы мужеством упали?

Зачем?.. Погибнет ваш тиран,

Как все тираны погибали!..

До наших дней при имени свободы

Трепещет ваше сердце и кипит!..

Есть бедный град, там видели народы

Все то, к чему теперь ваш дух летит.

ГЛУПОЙ КРАСАВИЦЕ

Амур спросил меня однажды,

Хочу ль испить его вина

Я не имел в то время жажды,

Но выпил кубок весь до дна.

Теперь желал бы я напрасно

Смочить горящие уста,

Затем что чаша влаги страстной,

Как голова твоя - пуста.

МОГИЛА БОЙЦА

(Дума)

Он спит последним сном давно,

Он спит последним сном,

Над ним бугор насыпан был,

Зеленый дерн кругом.

Седые кудри старика

Смешалися с землей:

Они взвевались по плечам

За чашей пировой.

Они белы, как пена волн,

Биющихся у скал;

Уста, любимицы бесед,

Впервые хлад сковал.

IV

И бледны щеки мертвеца, Как лик его врагов

Бледнел, когда являлся он Один средь их рядов.

Сырой землей покрыта грудь,

Но ей не тяжело,

И червь, движенья не боясь,

Ползет через чело.

VI

Па то ль он жил и меч носил,

Чтоб в час вечерней мглы

Слетались на курган его

Пустынные орлы?

VII

Хотя певец земли родной

Не раз уж пел об нем,

Но песнь - все песнь; а жизнь - все жизнь!

Он спит последним сном.

СМЕРТЬ

Закат горит огнистой полосою,

Любуюсь им безмолвно под окном,

Быть может, завтра он заблещет надо мною,

Безжизненным, холодным мертвецом;

Одна лишь дума в сердце опустелом,

То мысль об ней. О, далеко она;

И над моим недвижным, бледным телом

Не упадет слеза ее одна.

Ни друг, ни брат прощальными устами

Не поцелуют здесь моих ланит;

И сожаленью чуждыми руками

В сырую землю буду я зарыт.

Мой дух утонет в бездне бесконечной!..

Но ты! О, пожалей о мне, краса моя!

Никто не мог тебя любить, как я,

Так пламенно и так чистосердечно.

ЧЕРНЫ ОЧИ

Много звезд у летней ночи;

Отчего же только две у вас,

Очи юга! черны очи!

Нашей встречи был недобрый час.

Кто ни спросит, звезды ночи

Лишь о райском счастье говорят;

В ваших звездах, черны очи,

Я нашел для сердца рай и ад.

Очи юга, черны очи,

В вас любви прочел я приговор,

Звезды дня и звезды ночи

Для меня вы стали с этих пор!

Когда твой друг с пророческой тоскою

Тебе вверял толпу своих забот,

Но знала ты невинною душою,

Что смерть его позорная зовет,

Что голова, любимая тобою,

С твоей груди на плаху перейдет;

Он был рожден для мирных вдохновений,

Для славы, для надежд; но меж людей

Он не годился - и враждебный гений

Его душе не наложил цепей;

И не слыхал творец его молений,

И он погиб во цвете лучших дней;

И близок час... и жизнь его потонет

В забвенье, без следа, как звук пустой;

Никто слезы прощальной не уронит,

Чтоб смыть упрек, оправданный толпой,

И лишь волна полночная простонет

Над сердцем, где хранился образ твой!

1831

Сидеть с свечой... и тайно грудь

Вздохнет - и вдруг заплачут очи;

И молвишь ты: когда-то он,

Здесь, в это самое мгновенье,

Сидел тоскою удручен

И ждал судьбы своей решенье!

1881-го ЯНВАРЯ

Редеют бледные туманы

Над бездной смерти роковой,

И вновь стоят передо мной

Веков протекших великаны.

Они зовут, они манят,

Поют, и я пою за ними

И, полный чувствами живыми,

Страшуся поглядеть назад,

Чтоб бытия земного звуки

Не замешались в песнь мою,

Чтоб лучшей жизни на краю

Не вспомнил я людей и муки,

Чтоб я не вспомнил этот свет,

Где носит все печать проклятья,

Где полны ядом все объятья,

Где счастья без обмана нет.

Послушай! вспомни обо мне,

Когда, законом осужденный,

В чужой я буду стороне

Изгнанник мрачный и презренный.

И будешь ты когда-нибудь

Один, в бессонный час полночи,

1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ

Моя душа, я помню, с детских лет

Чудесного искала. Я любил

Все оболыценья света, но не свет,

В котором я минутами лишь жил;

И те мгновенья были мук полны,

И населял таинственные сны

Я этими мгновеньями. Но сон,

Как мир, не мог быть ими омрачен.

Как часто силой мысли в краткий час

Я жил века и жизнию иной И о земле позабывал.

Не раз, Встревоженный печальною мечтой,

Я плакал; но все образы мои,

Предметы мнимой злобы иль любви,

Не походили на существ земных.

О нет! все было ад иль небо в них.

Холодной буквой трудно объяснить

Боренье дум. Нет звуков у людей

Довольно сильных, чтоб изобразить