Евгений Лукин - Бал был бел Страница 20

«На излёте века…»

На излёте векавзял и ниспровергзлого человекадобрый человек.Из гранатомёташлёп его, козла!Стало быть, добро-топосильнее зла.

«Это март или не март?..»

Это март или не март?Вымерзаю — и жестоко.Свесил ледяной кальмарщупальцы из водостока.Стекленеющий мосток.Обмороженные веси.Заползти бы в водосток —и обмякнуть, ножки свеся.

Перед разливом

Когда блистательная Волга,надменно мышцами играя,как древнегреческий атлет,войдёт в овраги и надолгоотрежет дачу от сараяи от калитки туалет —то что тогда?..

Ах ты, летопись-книга…

«И в том, что сломалась мотыга…»

И в том, что сломалась мотыга,и в том, что распалась телега,и что на печи — холодрыга,а двор не видать из-под снега,виновны варяги, Расстрига,хазары, наплыв печенега,татаро-монгольское иго,татаро-монгольское эго…

«Ах ты, летопись-книга!..»

Ах ты, летопись-книга!Что ни век — то напасть:не татарское иго —так советская власть!Всяк охоч да умеючкинуть в небушко клич:не Степан Тимофеич —так Владимир Ильич…

Неоконченное восклицание

Ах, страна моя страдалица,где извечны повторения,где ещё при Святославиченамечали светлый путь,где вовеки не состаритсяни одно стихотворение,ибо ты, богов меняючи,не меняешься ничуть…

Заповедь

Не позволяй эмоциямрасправиться с умом —пойми, что подлый социумсидит в тебе самом.Бранится по-мужичьему,до крайности сердит.Охрану увеличь ему —и пусть себе сидит.

Допотопно-ностальгическая

Ах какая неудача!Я не знаю отчего,но жилось совсем иначедо рожденья моего.

Ледники вовсю каталиголубые валуны,а по тундре топоталиволосатые слоны.

Пробирались тростникамипод покровом темнотыс неприятными клыкамиздоровенные коты.

А какие были крыльяу летающих мышей!Только морда крокодильяи ни шерсти, ни ушей.

И наверное к ненастьюгромко щёлкал поутруэкскаваторною пастьютрёхэтажный кенгуру.

Был один у всех обычайот громад до мелюзги:если хрумкаешь добычей,то не пудри ей мозги!

Даже самый головастыйи хитрющий гавиалне цитировал Блаватскойи на Бога не кивал.

Врубишь ящик — там гориллапро духовность говорит…Уберите это рыло!Я хочу в палеолит!

Давняя

Что ты, княже, говорил, когда солнце меркло?Ты сказал, что лучше смерть, нежели полон.И стоим, окружены, у речушки мелкой,и поганые идут с четырёх сторон.

Веют стрелами ветра, жаждой рты спаяло,тесно сдвинуты щиты, отворён колчан.Нам отсюда не уйти, с берега Каялы, —перерезал все пути половец Кончак.

Что ты, княже, говорил в час, когда затменьепало на твои полки вороным крылом?Ты сказал, что только смерд верует в знаменья,и ещё сказал, что смерть — лучше, чем полон.

Так гори, сгорай, трава, под последней битвой!Бей, пока в руке клинок и в очах светло!..Вся дружина полегла возле речки быстрой,ну а князь пошёл в полон — из седла в седло.

Что ты, княже, говорил яростно и гордо?Дескать, Дону зачерпнуть в золотой шелом…И лежу на берегу со стрелою в горле,потому что лучше смерть, нежели полон.

Не оглядывайся, князь, право же, не стоит —лучше думай, как бы стать сватом Кончаку.Не обидит свата сват и побег подстроит,и напишет кто-нибудь «Слово о полку».

«В южной местности гористой…»

В южной местности гористойна краю пустыни длиннойрассказали гитариступро старинные руины.

Рассказали — и гортанныммёртвым именем назвали.И ушёл он по барханамк серым контурам развалин.

Брёл по зыби золотистой —просто так, из любопытствапоглядеть и возвратиться.Поглядел — не возвратился.

Он нашел меж серых склепов,где кончался мёртвый городоловянный серый слепокс человеческого горла.

Там, в толпе цветасто-тесной,там, за белой толщей праха,кто-то пел не просто песню,кто-то пел не просто правду.

Значит, слово било в сердце,убивало, помыкало,коль одно осталось средство —ковшик жидкого металла.

Но не знал палач усердный,запечатав глотку эту,что отлил в металле серомпервый памятник поэту.

Храмы — рухнули. И нынеравнодушно смотрят горы:что осталось от твердыни?Оловянный слепок с горла.

От прославленной столицы —слиток серого металла.Было страшно возвратиться,страшно было взять гитару —

и начать, как начиналидо тебя, — отважно, скорбно,точно зная, что в финале —оловянный слепок с горла.

«О величии идей…»

О величии идейговорить пока не будем.Просто жалко мне людей,что попали в лапы к людям.

Как-нибудь в конце концовмы сведём концы с концами.А пока что жаль отцоварестованных отцами.

Покривив печально рот,так и ходишь криворотым.Мол, хороший был народ,уничтоженный народом.

Сюжет

Допустим, брошу. Белая горячкадня через два призна́ет пораженье.Из нежно промываемых извилинуйдут кошмары скорбной чередой:пальба из танков, Горби, перестройка,культ личности, Октябрьское восстанье,потом — отмена крепостного праваи, может быть, Крещение Руси…

Но тут заголосит дверной звонок.Открою. И, сердито сдвинув брови,войдут четыре человека в штатском,захлопнут дверь, отрежут телефони скажут: «Зверь! Ты о других подумал?Ну хоть о нас — плодах твоей горячки?» —и, с дребезгом поставив ящик водки,достанут чисто вымытый стакан.

Песенка о варягах

Говорят, что варяги тоже были славяне:уходили в запои, залезали в долги;выражались коряво, да такими словами,что тряслись-прогибались в теремах потолки.

Ну а мы-то не знали, кто такие варяги.Мы-то думали: немцы, культурный народ.Вмиг отучат от браги, уничтожат корягии засыплют овраги у широких ворот.

От корявых посадов — неприятный осадок.Вместо храма — с десяток суковатых полен.Проживи без варягов, если поле в корягахи под каждой корягой — нетрезвый словен!

И явились варяги. Там такие ребята…За версту перегаром и мат-перемат!И от ихнего мата стало поле горбатои опасно прогнулись потолки в теремах…

Говорят, что варяги тоже были славяне.И тогда говорили, и теперь говорят.И какой тут порядок, если поле — в корягахи под каждой корягой — нетрезвый варяг!

«Полистаешь наугад…»