Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) Страница 21

Ангел благого молчания[68]

Грудь ли томится от зною,Страшно ль смятение вьюг, —Только бы ты был со мною,Сладкий и радостный друг.

Ангел благого молчанья,Тихий смиритель страстей,Нет ни венца, ни сияньяНад головою твоей.

Кротко потуплены очи,Стан твой окутала мгла,Тонкою влагою ночиВеют два легких крыла.

Реешь над дольным пределомТы без меча, без луча, —Только на поясе беломДва золотые ключа.

Друг неизменный и нежный,Тенью прохладною крылВек мой безумно-мятежныйТы от толпы заслонил.

В тяжкие дни утомленья,В ночи бессильных тревогТы отклонил помышленьяОт недоступных дорог.

2–3 декабря 1900

«Я ухо приложил к земле…»

Я ухо приложил к земле,Чтобы услышать конский топот, —Но только ропот, только шепотКо мне доходит по земле.

Нет громких стуков, нет покоя,Но кто же шепчет, и о чем?Кто под моим лежит плечомИ уху не дает покоя?

Ползет червяк? Растет трава?Вода ли капает до глины?Молчат окрестные долины,Земля суха, тиха трава.

Пророчит что-то тихий шепот?Иль, может быть, зовет меня,К покою вечному клоня,Печальный ропот, темный шепот?

31 декабря 1900

Миракс

«Моя усталость выше гор…»

Моя усталость выше гор,Во рву лежит моя любовь,И потускневший ищет взор,Где слезы катятся и кровь.

Моя усталость выше гор,Не для земли ее труды…О, темный взор, о, скучный взор,О, злые, страшные плоды!

10 мая 1902

«Когда звенят согласные напевы…»[69]

Когда звенят согласные напевыОйлейских девИ в пляске медленной кружатся девыПод свой напев, —

Преодолев несносные преградыИ смерти рад,Вперяю я внимательные взглядыВ их светлый град.

Отрад святых насытясь дуновеньем,С тебя, Ойле,Стремлюсь опять, окованный забвеньем,К моей земле.

Во мгле земли свершаю превращенья,Покорен я, —И дней медлительных влачатся звенья,О, жизнь моя!

16 июня 1902

«Я живу в темной пещере…»

Я живу в темной пещере,Я не вижу белых ночей.В моей надежде, в моей вереНет сиянья, нет лучей.

Ход к пещере никем не иден,И не то ль защита от меча!Вход в пещеру чуть виден,И предо мною горит свеча.

В моей пещере тесно и сыро,И нечем ее согреть.Далекий от земного мира,Я должен здесь умереть.

16 июня 1902

«Оргийное безумие в вине…»[70]

Оргийное безумие в вине,Оно весь мир, смеясь, колышет.Но в трезвости и в мирной тишинеПорою то ж безумье дышит.

Оно молчит в нависнувших ветвях,И стережет в пещере жадной,И, затаясь в медлительных струях,Оно зовет в покой прохладный.

Порою, в воду мирно погрузясь,Вдруг власть безумия признает тело,И чуешь ты таинственную связьС твоей душой губительного дела.

18 июня 1902

«В тихий вечер на распутье двух дорог…»

В тихий вечер на распутье двух дорогЯ колдунью молодую подстерег,И во имя всех проклятых вражьих силУ колдуньи талисмана я просил.Предо мной она стояла чуть жива,И шептала чародейные слова,И искала талисмана в тихой мгле,И нашла багряный камень на земле,И сказала: «Этот камень ты возьмешь, —С ним не бойся, — не захочешь, не умрешь.Этот камень всё на шее ты носиИ другого талисмана не проси.Не для счастья, иль удачи, иль венца, —Только жить, все жить ты будешь без конца.Станет скучно — ты веревку оборвешь,Бросишь камень, станешь волен, и умрешь».

7 июля 1902

Из цикла «Гимны родине»

«О Русь! в тоске изнемогая…»

О Русь! в тоске изнемогая,Тебе слагаю гимны я.Милее нет на свете края,О родина моя!

Твоих равнин немые далиПолны томительной печали,Тоскою дышат небеса,Среди болот, в бессилье хилом,Цветком поникшим и унылым,Восходит бледная краса.

Твои суровые просторыТомят тоскующие взорыИ души полные тоской.Но и в отчаянье есть сладость.Тебе, отчизна, стон и радость,И безнадежность, и покой.

Милее нет на свете края,О Русь, о родина моя.Тебе, в тоске изнемогая,Слагаю гимны я.

6 апреля 1903

«Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг…»

Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг.Змий в пылающей порфире пред моим огнем померк,

Разделенья захотел я и воздвиг широкий круг,Вольный мир огня, веселья, сочетаний и разлук.

Но наскучила мне радость переменчивых лучей,Я зову иную сладость, слитность верную ночей.

Темнота ночная пала, скрылась бледная луна,И под сенью покрывала ты опять со мной одна.

Ты оставила одежды у порога моего.Исполнение надежды — радость тела твоего.

Предо мною ты нагая, как в творящий первый час.Содрогаясь и вздыхая, ты нагая. Свет погас.

Ласки пламенные чую, вся в огне жестоком кровь.Весть приемлю роковую: «Ты один со мною вновь».

17 июня 1904

Иван-Царевич[71]

Сел Иван-ЦаревичНа коня лихого.Молвил нам ЦаревичЛасковое слово:

«Грозный меч подъемлю,В бой пойду я рано,Заберу всю землюВплоть до океана».

Год проходит. МчитсяВестник, воин бледный.Он поспешно мчится,Шлем иссечен медный.

«Сгибли наши ратиСилой вражьей злобы.Кстати иль некстати,Запасайте гробы.

Наш Иван-ЦаревичБился с многой славой».«Где ж Иван-Царевич?»«В битве пал кровавой».

3 декабря 1904

«Мы — плененные звери…»

Мы — плененные звери,Голосим, как умеем.Глухо заперты двери,Мы открыть их не смеем.

Если сердце преданиям верно,Утешаясь лаем, мы лаем.Что в зверинце зловонно и скверно,Мы забыли давно, мы не знаем.

К повторениям сердце привычно, —Однозвучно и скучно кукуем.Все в зверинце безлично, обычно,Мы о воле давно не тоскуем.

Мы — плененные звери,Голосим, как умеем.Глухо заперты двери,Мы открыть их не смеем.

<24 февраля 1905>

Швея

Нынче праздник. За стеноюРазговор веселый смолк.Я одна с моей иглою,Вышиваю красный шелк.

Все ушли мои подругиНа веселый свет взглянуть,Скоротать свои досуги,Забавляясь как-нибудь.

Мне веселости не надо.Что мне шум и что мне свет!В праздник вся моя отрада,Чтоб исполнить мой обет.

Все, что юность мне сулила,Все, чем жизнь меня влекла,Все судьба моя разбила,Все коварно отняла.

«Шей нарядные одеждыДля изнеженных госпож!Отвергай свои надежды!Проклинай их злую ложь!»

И в покорности я никла,Трепетала, словно лань,Но зато шептать привыклаСлово гордое: восстань!

Белым шелком красный мечу,И сама я в грозный бойЗнамя вынесу навстречуРати вражеской и злой.

5 августа 1905