Эдгар По - Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов Страница 21

ULALUME[82]

На деревьях листы облетали,и осенний темнел небосвод,безотрадный темнел небосвод:это было в ночь тихой печали,в октябре, в тот нерадостный год;уж осенние духи виталиу таинственных оберских вод,поздней ночью уныло виталив мрачном Вире, у оберских вод.

Здесь бродил я в аллее прекраснойкипарисов, с Душою моей,кипарисов, с Психеей моей;сердце было тревожно и страстно,беспокойно, как горный ручей,как насыщенный лавой ручей,что с вершины Яанек бесстрастноймчится вниз средь полярных ночей;бурно мчится с вершины бесстрастной,средь безмолвья полярных ночей.

Наши речи обдуманны были, —нашей мысли был медленен ход,нашей мысли неясен был ход;мы число, время года забыли,ночь другую в тот памятный год…Мы не знали, как близко мы былиот знакомых нам оберских вод,в мрачном Вире, где нам говорили,будто ведьмы ведут хоровод.

Еще ночь не исчезла, не скрылась,хоть светила уж грезили днем,хотя звезды уж грезили днем…Перед нами вдруг даль озариласьтусклым светом, волшебным огнем…И Астарты звезда появиласьв фантастическом блеске своем,и внезапно она появиласьв силуэте рогатом своем.

Я сказал: «Она лучше Дианы;в море грез она тихо плывет,в море вздохов печально плывет;она знает про жгучие раныв моем сердце, где горе живет,и прошла мимо звездной поляны,где созвездие Льва ее ждет,где разгневанный Лев ее ждет,и зовет нас в надзвездные страны,к счастью мирных небес нас зовет».

Но Психея мне грустно твердила:«Посмотри, она светит во мгле,я боюсь, она светит во мгле…Ах, бежим от нее, сколько силы!»И со страхом на бледном челе,и со страхом она опустиласвои светлые крылья к земле,и, рыдая, она опустиласвои нежные крылья к земле.

«О, не бойся звезды! — я ответил, —она счастья и радости дочь,она неба прекрасная дочь;посмотри, как отраден и светелее лик в эту темную ночь!Она светит для нас — я заметил —она хочет нам в горе помочь;озаряя наш путь — я заметил —она только нам хочет помочь».

Так я спорил с сестрой легкокрылой,отвлекая от тягостных дум,удаляясь от тягостных дум,и пришли мы к гробнице унылой,но не понял пытливый мой ум,не постиг утомленный мой ум,что за надпись над этой могилой.А Психея прочла: «Ulalume,здесь погибшая спит Ulalume».

Мои думы тотчас омрачилисьи померкли, как тот небосвод,как осенний померк небосвод,и я вспомнил те дни, что забылись,ту же темную ночь в прошлый год,когда я и Психея явилисьв эту местность у оберских вод;с нашей странною ношей явились,в местность Вира, у оберских вод…О, зачем мы сюда возвратились,что за демон увлек нас вперед? —Я узнал те места, что забылись,что я видел в наш первый приход,где осенние листья кружилисьи где ведьмы ведут хоровод!

УЛЯЛЮМ[83]

Туманилось небо и стыло,Листва опадала сухой —Пожелклой, примятой, сухой.Никогда не забыть! Это былоВ Октябре, в полуночи глухой,Там, где озеро Обер унылоеМутнело застылой тоской,В тусклом Вире, в лесной и унылойСтороне, истомленной тоской.

Среди кипарисов ТитановОднажды я шел со своейДушой, со Психеей своей.О, тогда огневее вулкановБыло сердце! Оно горячейБыло лавы самой, — горячейЛавы с кратера Янек, что, канувВ ледяные просторы полей,Уносится — с Янека, канув —В дикий холод полярных полей.

Вели мы спокойный и строгийРазговор, а слова были сухи;Ничего мы не помнили — сухи,Как трава на октябрьской дороге,Были тусклые памяти звуки.Мы забыли о многом — о многом —И об озере сером и строгом,И о каре жестокой разрухи —Мы забыли, что этой дорогойМы когда-то дошли до разлуки.

Так вот шли мы. И ночь постарела —Предрассветные звезды вставали —Обещали нам утро. УсталиМы как будто… Дорога светлела —Лунным светом она пробелела —Полумесяц, сверкнувший несмело,Поднял ясные рожки в печали —И алмазы Астарты несмелойПросверкали из дали в печали.

Я заметил: «Теплее ДианыАстарта, — по странам томленьяОна движется тенью томленья,Она видит сердечные раны,Утишает в сердцах треволненья —Из Созвездия Льва, из НирваныВосходит она, чтоб забвеньяУказать нам дорогу, забвенья,Сквозь Созвездие Льва, из Нирваны. —Полны очи ее сновиденья.Сквозь берлогу идет по НирванамК Сновиденью от Сновиденья».

Но Психея вдруг вскинула рукиИ молила: «О, сжалься! Прости!Эта бледность больная… Прости…Я дрожу, и слова мои глухи…В мутном свете нельзя нам идти!Прочь!.. Бежим!.. Мы должны…» И от мукиЕе крылья на пыльном путиПо земле волочились от муки —Загрязнялись на пыльном пути —Ее крылья ломались в пути.

Но просил я: «Напрасны сомненья!Поспешим на трепещущий свет —Этот влагой, струящийся — свет!Полны тайны его излученья —Это — неба ночного привет —Красоты и Надежды привет!О, поверим ему без смущенья, —Мы за ним! Знай: Обмана здесь нет!Поверим ему без смущенья —Даже тени коварства в нем нет:Это — неба ночного привет».

Успокоил… Рассеял заботуПоцелуем, — не стала томитьсяПсихея, тревогой томиться.«Мы пошли, — и пришли к повороту —Перед нами возникла гробница —Одинокая чья-то гробница.Я спросил: «Не прочтешь ли ты, кто тутПогребен в этой тайной гробнице?»И в ответ: «Улялюм… Улялюм…Здесь могила твоей Улялюм…»

И тогда мое сердце застыло,Стало пеплом… пожелклой, сухой,Этой смятой листвою сухой…Простонал я: «Октябрь этот, был — он…Той последнею ночью, глухой,Это здесь проходил я когда-то,И здесь схоронил я когда-тоСвою жуткую ношу, — глухойЧерной ночью… Какой же, проклятый,Вновь завлек сюда Демон?.. УнылойПолно озеро Обер тоской,Снова в Вере я — в страшной, унылойСтороне, истомленной тоской.

УЛЯЛЮМ[84]

Небеса были грустны и серы,Прелых листьев шуршал хоровод,Вялых листьев шуршал хоровод, —Был октябрь одинокий без меры,Был незабываемый год.Шел вдоль озера я, вдоль Оберы,В полной сумрака области Нодд,Возле озера, возле Оберы,В полных призраков зарослях Нодд.

Я брел по огромной аллееКипарисов — с моею душой,Кипарисов — с Психеей, душой.Было сердце мое горячее,Чем серы поток огневой,Чем лавы поток огневой,Бегущей с горы ЭореиПод ветра полярного вой,Свергающийся с Эореи,Под бури арктической вой.

Разговор наш был грустный и серый,Вялых мыслей шуршал хоровод,Тусклых мыслей шуршал хоровод,Мы забыли унылый без мерыОктябрь и мучительный год(Всех годов истребительней год!),Не заметили даже Оберы(Хоть знаком был мне шум ее вод),Даже озера, даже ОберыНе заметили в зарослях Нодд.

Еще плотен был мрак уходящий,Но зари уже близился срок,Да, зари уже близился срок,Как вдруг появился над чащейТуманного света поток,Из которого вылез блестящийДвойной удивительный рог,Двуалмазный и ярко блестящийАстарты изогнутый рог.

Я сказал: «Горячей, чем Диана,Она движется там, вдалеке,Сквозь пространства тоски, вдалеке,Она видит, как блещет слеза наОбреченной могиле щеке.Льва созвездье пройдя, из туманаК нам глядит с нежным светом в зрачке,Из-за логова Льва, из тумана,Манит ласкою в ясном зрачке».

Перст подняв, отвечала Психея:«Нет, не верю я этим рогам,Не доверюсь я бледным рогам,Торопись! Улетим поскорееОт беды, угрожающей нам!»Затряслась; ее крылья за неюВолочились по пыльным камням,Зарыдала; а перья за неюВолочились по грязным камням,Так печально ползли по камням!Я ответил: «Нас манит сиянье,Все твои опасения — бред!Все твои колебания — бред!Надежду и ОчарованьеПророчит нам радостный свет!Посмотри на сияющий свет!Крепче веруй ты в это сверканье,И оно нас избавит от бед!Положись ты на это сверканье!Нас избавит от горя и бедВ темном небе сияющий свет».

Целовал я ее, утешая,Разогнал темноту ее дум,Победил темноту ее дум.Так дошли мы до самого края,Видим: склеп, молчалив и угрюм,Вход в него молчалив и угрюм.«Что за надпись, сестра дорогая,Здесь, на склепе?» — спросил я, угрюм.Та в ответ: «Улялюм… Улялюм…Вот могила твоей Улялюм!»

Стал я сразу печальный и серый,Словно листьев сухой хоровод,Словно прелой листвы хоровод.Я вскричал: «Одинокий без мерыБыл октябрь в тот мучительный год!Видел я этот склеп… этот свод…Ношу снес я под каменный свод!Что за демон как раз через годВновь под тот же привел меня свод?Да, припомнил я волны Оберы,Вспомнил область туманную Нодд!Да, припомнил я область Оберы,Вспомнил призраков в зарослях Нодд».

УЛЯЛЮМ[85]