Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы Страница 22

И в Берлине начало пути.

От полуночи и до рассвета

Мимо черных руин и могил

Водит мальчик седого поэта,

Как Вергилий собрата водил.

— Соплеменник мой, отрок казненный,

У кого еще есть голова?

— Лишь у тех, что в борьбе непреклонны,

В ком отвага и честность жива,

В ком мечта никогда не увянет,

Кто на звездный глядит небосвод,

Тот, кто в Риме хозяином станет

И свободу в бою обретет.

1937

Перевод А. Ревича

ДНЕПР

ДНЕПР

Не допел средь базарных майданов кобзарь

О набегах, о битвах, заглохших в былом,

Не оплакали хмурые воды

Над багряным бурьяном багровую гарь

Вдоль дорог, по которым неслись напролом,

Громыхая, мятежные годы.

Старый Днепр! Запрокинута шея твоя

Пред мечом обнаженным грядущих веков,

И сквозь грохот каменьев, сквозь пламя

Вырываются, радость, как зори, струя,

Из-под хлябей твоих и зыбучих песков

Поколенья — густыми рядами.

Из чумацких становищ рассвет над тобой

Возникает, пылая, как в горне металл,

Сквозь леса, что туманом одеты, —

Не с поселков, что пламени предал разбой,

Не с долины мечей окровавленной встал

Огневеющий лагерь рассвета.

И как мост — над тобой молодая луна

Изогнулась прозрачной и узкой дугой,

И по мосту проходят ночами

Сквозь туманы, среди беспокойного сна

Поколения с тысячелетней тугой,

С подневольной тугой за плечами.

Нарастающий гул и тревога кругом,

И простор осеняется звездным крестом,

Перешептываясь с тишиною.

То шумит водопад или, может быть, вдруг

Как стрела с тетивы, прянет узкий уструг

Под медовою низкой луною.

Полыхают костры на глухих берегах,

И впотьмах старики, развалясь у огня,

Под журчанье былин и преданий

Вспоминают о вещем Олеге, чей прах,

И змея, и костяк боевого коня,

Как святыни, таятся в кургане.

И еще вспоминают впотьмах старики,

Созерцая высокие стены дубрав,

По холмам, над зеленой долиной:

«Вон туда, на каменья, средь спутанных трав

Приходила ночами у тихой реки

Предаваться разврату Екатерина».

Старики в исступленье, их взор воспален,

Исхудалые шеи от гнева красны.

— Ну, поведайте, деды, просторам,

Как кончались, как заживо гнили сыны,

Как пытали в плену обездоленных жен

Батогами, бичами, измором...

На завалинках, низко, средь черной тоски

Поколенье дремало, лелея в тиши

Вулканический пламень для мести...

Ну, поведайте вновь, как гуртом за гроши

Отдавали друг другу князья и князьки

Молчаливых рабов и поместья.

Как, томимые жаждой, в просторе пустом,

Задыхаясь под тяжестью дней и ночей,

Голодали, глодали засохшую корку;

Как по праздничным дням, нахлебавшися щей,

Помолившись святым, осенившись крестом,

Отправлялись, покорные, к барам на порку...

И взрываются горы и, лаву меча,

Озаряют пути, по которым, теснясь,

Воспаленные всходят народы:

— Над косматым Днепром никогда уже князь

Не подымет горящего славой меча!

Под ладьями вовек не запенятся воды!

Молодая заря за косматым Днепром

Разливается пурпуром и янтарем

Над лесами, над степью старинной:

— Гей, вы, лоцманы, — вы, что как пена седы!

Никогда уж на камни у тихой воды

Не придет к полюбовнику Екатерина!

То не буйные орды из балок и рощ,

Громыхая, в поту и в пыли, поутру

Прискакали к пылающей влаге, —

Широко по холмам, где качается рожь,

Золотея на синем и сонном ветру,

Поколенье раскинуло лагерь.

Пробудился простор от машинных громов,

Задрожали утесы, и, встав на дыбы,

Разъяренно ощерились воды...

Этот гул для Днепра еще странен и нов, —

То не сумрачный клекот сигнальной трубы

Запорожцам вещает походы.

И раскатисто сквозь паутину лесов

Запевают сирены у древних камней

Голосами грядущих сказаний...

Из простора в простор — полыхающий зов,

Из простора в простор — перекличка огней,

Перекличка забот и дерзаний.

Опьяненные гулом днепровских зыбей,

Потянулись бригады из сел и степей,

Воспаленные, в копоти. Хором

Поклялись, отвечая Днепру на привет;

«Не отстанем, покуда сияющий свет

Не взойдет, как заря, над простором!»

По крутым берегам громоздятся леса,

Над равнинами — двадцать четыре часа

Громыхают стальной канонадой.

От зари до зари — завыванье сирен,

От зари до зари по конвейеру смен

За бригадой несется бригада.

Собрались партизаны эпических битв,

Вместо сабель и пик — инструменты в руках,

И днепровские воды — в осаде.

По старинным холмам, по долинам, в песках

Наступающий труд исступленно трубит,

И бригада — на смену бригаде.

Старый Днепр! Поколенье взнуздало тебя,

Ты рассечен бетонным ножом пополам.

С голубых берегов, громыхая,

Наклоняются краны к покорным валам.

Ты несешься, бессильную ярость дробя

О глухие плотины и сваи.

За ступенью ступень, за подъемом подъем —

Это мудрый закон, что ведет к облакам,

В синеву, над округою старой.

И плотины — как путы на теле твоем,

Полыхающий Днепр! То на диво векам

Приручили тебя коммунары.

— Гей, вы, старые лоцманы, гей, чабаны,

Отплывающие на последних плотах!

Ослепительные приближаются годы.

Эти волны, что в дикий простор влюблены,

Будут сами, пылая, в грядущих портах

Исполинские в путь торопить пароходы.

Не допел средь базарных майданов кобзарь

О лампадах, пылавших, как факелы, встарь,

О походах, о славе священной, —

Но любая грохочет в эфире звезда.

Уж разносят, как музыку, ветры в года

Тот ликующий свет, что зажжен над вселенной.

1938

Перевод Д. Бродского

ЧЕРНЫЕ КОСТРЫ

ЧЕРНЫЕ КОСТРЫ

— Что ж, развлекай толпу,

Венчанный шут,

Кострами черными, угарными кострами!

Умножь число,

Подбрось еще!

Пусть всё костры сожгут!

Пусть освещает тьму

Хотя бы это пламя!

Что ж, развлекай толпу

Убийственным огнем,

Скорее созывай

На торжество парламент!

Пусть радуются все на празднике твоем,

Пивною пеною

Пускай клокочет

Пламя!

Двадцатый век сегодня держит речь.

О, Галилеи плоть! —

Опять в огне истлеть ей!

Опять готовятся Джордано Бруно сжечь.

О, слава,

О, печаль двадцатого столетья!

Но каждая строка

Возносится в дыму,

Как смертный приговор,

Как ярость и дерзанье.

Бросай тома в огонь! —

Пусть разгоняют тьму:

Пусть искра каждая

Летит, как предсказанье!

Что ж, развлекай толпу! Всё, всё бросай

в костер!

Пускай струится кровь племен и рас

«ничтожных»!