Мария Визи - A moon gate in my wall: собрание стихотворений Страница 22

237. Борису Пастернаку

Никогда не жила в Подмосковье,в Переделкине не была,но вино за Ваше здоровье —и в память Вашу — пила.

Немало ночей бездонных —безлунных, бессонных часовнад книжкой золотозвонныхсидела — Ваших — стихов.

И горя мне было много,что, крутясь по лицу земли,моя и Ваша дорогак перекрестку не привели.

Но ревниво храню на полкеединственное письмо:оно перевязано шелковоймалиновою тесьмой.

238. «Как черна душа моя сегодня!..»[141]

Как черна душа моя сегодня!Ни весна, ни солнце не нужны.Отвернулись ангелы Господниот моей зияющей вины.

Даже подойти к тебе не в силах.Не зови меня теперь, не жди.На моей дороге — как могила,пропасть расступилась впереди.

Видно, радость я ценила мало,неприветно встретила весну.Те слова, что я тебе сказала,не стереть, не смыть и не вернуть.

239. Попутчики

Идут по большой дороге.Платья рваны, потерты шубы,глаза у них хмуры, лица строги,опущены губы.Проходят полем, оврагом, лесом,горный поток переходят вброд.Серого неба завесапрячет солнца восход.Боятся ли волка, спугнут ли зайчат,где черные ели торчат —все равно молчат.И ты, идя за ними, не можешь, поверь,заглянуть в их лица,как в закрытого тома страницы,как в закрытой комнате дверь,давно забытой,гвоздями забитой,в опечатанном доме оплаканных кем-то потерь.Как испуганный зверьшмыгнет в берлогу,так беглые взгляды от тебя отвернут,и спрашивать их не надо,как попали на эту дорогу,из какого изгнаны рая,какого сторонятся ада,под каким предлогомчерез все преградынадежду еще берегут,от давней печали сгорая.Не тронь. Не задень. Не вспугни.Тебя не зовут они.Их пугают горелые пни,им далекие снятся огни.С тобою они — одни,и если ночь —все равно им нельзя помочь.Не волнуй, не тревожь, оставь.Не нарушь их последнюю явь.Пусть река: через реку вплавь,в чащи леса предзимнюю ржавь.А если в конце путиподнимутся вдруг ресницы,если небо на миг озарится,и солнце в глазах отразится —Загляни им в душу нежней,даже если тебе грустней, —успокой, обнадежь, защити, —не скажи им, что незачем было идти,что того, что искали, нигде не найти.

240. Об ангелах[142]

А. Васильковской

Об ангелах, идущих вереницейза золотой воздушной колесницей,о звуках тонких и звенящих труб,

касающихся нежно и любовноизогнутых бесстрастных губ, — бескровныхне знающих земного горя, губ…

О детях в серой городской больнице,где бедности и боли не укрыться,где лейтмотив то жалостлив, то груб

здесь, на земле, где нет дороги ровной,где крылья ангелов в пустой часовнееще не тронули чуть теплый труп.

241. Падал снег[143]

На заборе сидели и каркали черные вороны,падал хлопьями снег,и одни только птицы чернели.Запорошенный белым, согнувшийся, шел человекпо какой-то дороге, в какую-то дальнюю сторонудо какой-то невидимой цели.

Падал снег на панели пушистым белеющим ворохом,заполнял колеи,заметая следы человечьи.Торопились прохожие в теплые норы свои.Тот один не спешил и в толпе среди скрипа и шороханикуда не глядел, не ища ни уюта, ни встречи.

А потом повернул от вечерней белеющей улицыза последней чертой,где последние птицы вспорхнули,и пропал неизвестно куда и слился с темнотой,отойдя от домов, что друг к другу придвинувшись, тулятся— в пустоту, в темноту ли…

Дорога была бела,белее белело поле,молчали колокола,никто не услышал болиушедшего от тепла.

Только в глухом углу,где кто-то еще не забыл,какой-то голос завыл,где-то отчаянно плакали —

по другу ли? По теплу?Но кто это был —ребенок?больной ли?собака ли?

242. Улица забытых шагов[144]

The street of forgotten footsteps.

John Dos Passos

В городских переулках глухихразговор человеческий стих,и ночного, последнего смехав подворотни попряталось эхо,и за крышей погасла звезда,что уже не взойдет никогда…

Только долго еще в темноте шелестелиодинокие чьи-то шаги по панели,будто ждали чего-то, кого-то искалии должно быть под самое утро устали,замолчав за углом, где серела заря,проискавши всю ночь безнадежно и зря.

А утром забылисьусталые эти шаги,в трущобы забились,где не было видно ни зги …Точно чьи-то надежды не сбылись,не выплатились долги.

243. Луна над Клермонтом

Пусть ты умер давно, я знаю,только стоит прийти весне,я опять тебя вспоминаюи с тобой говорю — во сне.

На тебя смотрю, не мигая,как на солнечный свет в окно:даже то, что была другая,я простила тебе давно.

Ранний вечер июньский помню:пахло жимолостью в саду,и луна всходила огромней,чем когда-либо в том году.

Над сиреневыми горамипоплыла в серебристой мгле,и второй такой панорамене бывать на моей земле.

Ты позвал меня попрощаться,я ответила — «занята»…Для чего же все еще снятсята луна и жимолость та?

244. «Как страшно одиноки мы на свете!..»[145]

Как страшно одиноки мы на свете!Среди толпы таких же, как и мы,бредем, как заблудившиеся дети,над пропастью отчаянья и тьмы.

Нам суждено глухое бездорожьеи иногда бессильная печальглядеть в окошка узкое острожьена реки, убегающие в даль.

Бывает, на пути встречаешь друга —но только миг на сердце брезжит свет,— и снова ночь, и снова воет вьюга,и ты один, и друга больше нет.

Несутся с гор и пенятся потоки,шумят леса, румянятся плоды.И мы бредем, извечно одиноки,и в пустырях теряются следы.

Часть II. Стихотворения, не вошедшие в сборники

245. «Громады серые высоко к небесам…»[146]

IГромады серые высоко к небесамВершины подняли, покрытые снегами;Искрится синий снег в сияньи бледном звездПод месяца холодными лучами.

IIДеревья, от ветра вершины качаяИ листьями землю вокруг осыпая,В лесу опустевшем шумят.Осеннего солнца лучи, уж прощальноСквозь легкий туман прорываясь, — печальноНа лес и на поле глядят.IIIВечер спустился;Кругом тишина…Первая в небеБлеснула звезда.

IVУ брега на гладкой воде трепеталРазломанный бурею челн:С ним ветер недавно жестоко играл.Он сделался жертвою волн.Луч солнца играет на светлых струях.Осока в воде шелестит.Волна зашумит, набегая на мель,И дальше спокойно бежит.VСредь мрачных серых скалВ долине небольшойСверкало озеро прозрачною водой;И тишью делало и дикостью своейТе дикие места оно еще страшней.Там в полночь при лунеИз лона спящих водРусалок выплывал веселый хоровод,И пели тихо все про озеро свое.Жемчужный свой дворец, коралловое дно.Их песнь смолкала лишь пред утренней зарей:Ныряя быстро вниз, скрывались под водой.Носился, словно бес, красавец белый конь.Как жемчуг, он сверкалНа фоне темных скалИ, вихрем проносясь, чрез них легко скакал.Он дико, громко ржал и длинной гривой тряс,И молнии метал из страшных черных глаз;Главою гордою он воздух рассекал,Копытом золотым он землю ударял.

VIВысоко снежная вершинаВ небесный купол поднялась;Под нею с ревом волн и с пенойРека к ущелию неслась.Внизу — долина зеленела.Днем с выси ясно-голубойУж солнце вешнее глядело,Но на вершине снеговойВсе снег… как великан, стоялаПод шапкой снежною она,И гордо глядя вниз, молчала:Ведь для нее — ничто весна!

VIIЯ на камне сижуНа морском берегу…Предо мною — шумящее море.

VIIIСиние волны к берегу мчатся,В камнях прибрежных шумят и пенятся.

(1910-е гг.)