Шарль Бодлер - Цветы зла Страница 22

le français

XC

СЕМЬ СТАРИКОВ[92]

Виктору Гюго

О город, где плывут кишащих снов потоки,Где сонмы призраков снуют при свете дня,Где тайны страшные везде текут, как сокиКаналов городских, пугая и дразня!

Я шел в час утренний по улице унылой,Вкруг удлинял туман фасадов высоту,Как берега реки, возросшей с страшной силой;Как украшение, приличное шуту,

Он грязно-желтой все закутал пеленою;Я брел, в беседу сам с собою погружен,Подобный павшему, усталому герою;И громыхал вдали по мостовой фургон.

Вдруг вырос предо мной старик, смешно одетыйВ лохмотья желтые, как в клочья облаков,Простого нищего имея все приметы;Горело бешенство в огне его зрачков;

Таким явился он неведомо откуда,Со взором, режущим, как инея игла,И борода его, как борода Иуды,Внизу рапирою заострена была.

С ногами дряблыми прямым углом сходилсяЕго хребет; он был не сгорблен, а разбит;На палку опершись, он мимо волочился,Как зверь подшибленный или трехногий жид.

Он, спотыкаясь, брел неверными шагамиИ, ковыляя, грязь и мокрый снег месил,Ярясь на целый мир; казалось, сапогамиОн трупы сгнившие давил что было сил.

За ним — его двойник, с такой же желчью взгляда,С такой же палкою и сломанной спиной:Два странных призрака из общей бездны ада,Как будто близнецы, явились предо мной.

Что за позорная и страшная атака?Какой игрой Судьбы я схвачен был в тот миг?Я до семи дочел душою, полной мрака:Семь раз проследовал нахмуренный старик.

Ты улыбаешься над ужасом тревоги,Тебя сочувствие и трепет не томит;Но верь, все эти семь едва влачивших ноги,Семь гнусных призраков являли вечный вид!

Упал бы замертво я, увидав восьмого,Чей взор насмешливый и облик были б те ж!Злой Феникс[93], канувший, чтоб вдруг возникнуть снова,Я стал к тебе спиной, о дьявольский кортеж!

С душой, смятенною под властью раздвоенья,Как жалкий пьяница, от страха чуть дыша,Я поспешил домой; томили мозг виденья,Нелепой тайною смущалася душа.

Мой потрясенный дух искал напрасно мели;Его, шутя, увлек свирепый ураган,Как ветхую ладью, кружа в пылу похмелий,И бросил, изломав, в безбрежный океан.

le français

XCI

МАЛЕНЬКИЕ СТАРУШКИ

Виктору Гюго

I В кривых извилинах старинных городов,Где даже ужасы полны очарованья,По воле рока я следить весь день готовЗа вами, странные, но милые созданья!

Калеки жалкие с горбатою спиной,Ужель, чудовища, вы женщинами были,Звались Лаисами[94]? Так что ж, — под наготойЖивую душу вы и ныне сохранили…

Меж омнибусами, средь шума, темнотыПолзете вы, к груди, как мощи, прижимаяСумы, где ребусы нашиты и цветы;И ветер вас знобит, лохмотья продувая.

Как марионеток ряд, труси́те вы рысцой;То зверем раненым вприпрыжку прочь бежите,То сразу, нехотя танцуя, задрожите,Как колокольчики под Дьявола рукой.

У вас глаза — бурав; сквозь мрак ночной, ненастный,Как лужи с сонною водой, они блестят;То — как глаза детей, божественно-прекрасны,Где каждый легкий блеск чарует нежный взгляд.

Я знаю, — гробики старух бывают малы,Как гробики детей. Смерть, сумрачный мудрец,В том сходстве символ нам открыла небывалый,Равно заманчивый для всех больных сердец.

Когда передо мной, бывало, тень больнаяНа людной улице Парижа проскользнет,Я горько думаю, что колыбель инаяБедняжку дряхлую на дне могилы ждет.

Тогда при виде их мой ум изобретаетГеометрически построенный расчет,Как много гробовщик различных форм сменяет,Пока все части гроб в одно не соберет.

Глаза, где слез ручьи колодези прорыли,Где, словно в тигеле, застыв, блестит металл!..Но тот, чью грудь одни несчастия вскормили,Непобедимую в вас прелесть прочитал!

II Весталка древнего Фраската[95] или жрицаВоздушной Талии, чье имя знал суфлер,Ты, что среди похвал умела позабытьсяИ цветом Тиволи[96] считалась с давних пор!

Вы упивались все… Есть между вас иные,Что, горе полюбив как самый сладкий мед,Сказали, все презрев: «Пусть в небеса родныеНа крыльях подвига нас Гипогриф снесет!»

Одна за родину любезную страдала;Та мужем без вины истерзана была;А та Мадонною, мечом пронзенной, стала…Из ваших слез река составиться б могла!

III Мне помнится одна из них… Она садиласьПоодаль на скамью в тот час, когда вдалиВсе небо язвами багровыми светилосьИ солнца красный диск склонялся до земли.

Вдали гремел оркестр — и волны звуков медныхВкруг затопляли сад, а вечер золотойВ нас зажигал сердца под рокот труб победныхКакой-то смутною и гордою мечтой.

Еще не сгорбившись, с осанкой гордой, чиннойОна впивала гром торжественных литавр,Далёко в забытьи вперяя взор орлиный,С челом из мрамора, что мог венчать лишь лавр!

IV Куда по хаосу столиц плететесь вы,Грустя безропотно, страдалицы святые,И те, чьи имена лелеял шум молвы,И те, чью грудь давно разбили бури злые?

Но ваши дни прошли; забыты без следа,Кто грацией пленял и был венчаем славой;Вас оскорбить готов насмешник без стыда,Мальчишки злые вас преследуют оравой!

С согбенною спиной плететесь вы, стыдясь;Вам не шепнет никто теперь привет сердечный!О вы, развалины, повергнутые в грязь,Уже созревшие для жизни бесконечной!

С заботой нежною я издали люблюЗа вами следовать, как спутник ваш случайный;Я, как родной отец, ваш каждый шаг ловлю,Я созерцаю вас, восторг впивая тайный!

Паденья первые мой воскрешает взор,Погибших дней и блеск и тьму я вижу снова;Душа полна лучей великого былого,Переживая вновь страстей былых позор.

О души дряхлые, моей душе родные,Шлю каждый вечер вам торжественный привет…О Евы жалкие восьмидесяти лет!..Над вами длань Творца и когти роковые!

le français

XCII

СЛЕПЦЫ

Душа, смотри на них; они ужасны… Да!Как манекен, смешны, сомнамбулы страшнее,Но тем в безвестный мрак вонзаются сильнееЗрачки, где луч небес померкнул навсегда;

Их очи смотрят вдаль, глава их ввысь поднята;Они не клонятся над шаткой мостовойОтягощенною раздумьем головой;Безмолвие и мрак, как два ужасных брата,

Нигде не ведая начала и конца,Зияют на пути безумного слепца;Когда же заревет пред ними город шумный, —

Восторг мучительный и жгучий затая,Несчастный, как слепцы, слепцам бросаю я:«Что ищет в небесах, слепцы, ваш взор безумный?»

le français

XCIII

ПРОХОЖЕЙ

Ревела улица, гремя со всех сторон.В глубоком трауре, стан тонкий изгибая,Вдруг мимо женщина прошла, едва качаяРукою пышною край платья и фестон,

С осанкой гордою, с ногами древних статуй…Безумно скорчившись, я пил в ее зрачках,Как бурю грозную в багровых облаках,Блаженство дивных чар, желаний яд проклятый!

Блистанье молнии… и снова мрак ночной!Взор Красоты, на миг мелькнувшей мне случайно!Быть может, в вечности мы свидимся с тобой;

Быть может, никогда! и вот осталось тайной,Куда исчезла ты в безмолвье темноты.Тебя любил бы я — и это знала ты!

le français