Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) Страница 23

Из цикла «Дионису»

Музыка

Голос музыки

Мой отец —Оный алчущий бог, что нести восхотелВоплощений слепых цветно-тканый удел,Многострадную, страстную долю.И поит он, и пенит сосуд бытия,И лиют, не вместив, золотые краяНеисчерпно-кипящую волю.Но, как облак златой,Я рождаюсь из пены, в громах пролитой,И несусь, и несуНеизбытых пыланий глухую грозу,И рыдаю в пустынях эфира…

Человеческий голос

И меня, и меня,Ненасытного семя и светоч огня,На шумящие бурно возьми ты крыла!Как тебя,Несказанная воля мне сердце зажгла;Нерожденную Землю объемлю, любя, —И колеблю узилище мира!

Листопад

В чаще багрянойМраморный Пан[75]С праздной свирельюДремлет у влаги:«Дуй, Аквилон[76],В мою свирель,Мой сон лелея!Ярче алейте,Хладные зори,Пред долгой ночью!Дольше кружитесь,Желтые листья,Над влагой черной!Ждет терпеливоСудьбы неизбежнойТемное лоно…»

Желтые листьяВетр гонит к поблекшему брегу;Царственный лебедь скользит между них,А важная Муза героев,С мраморным свитком,Вперила на волныНезрящие зрящие очи —И думает думу:

«Над темным лоном судеб,Обагренным жатвой падучейМгновенной жизни,Как царственный лебедь,Скользит ваш смертный соперник,Титаноубийцы, —Среди поколений летучих —Муж Рока! —И мерит бестрепетным оком

Бездонные тайны;И, в омут времен недвижимыхГлядясь, узнаётЛелеемый влагой дремучей —Свой образ…»

Из цикла «Геспериды»

Тризна Диониса[77]

Зимой, порою тризн вакхальных,Когда менад безумный хорСмятеньем воплей погребальныхТревожит сон пустынных гор, —

На высотах, где Мельпомены[78]Давно умолкнул страшный гласИ меж развалин древней сценыАлтарь вакхический угас, —

В благоговенье и печалиВоззвав к тому, чей был сей дом,Менаду[79] новую венчалиМы Дионисовым венцом:

Сплетались пламенные розыС плющом, отрадой дерзких нег,И на листах, как чьи-то слезы,Дрожа, сверкал алмазный снег…

Тогда пленительно-мятежнойТы песнью огласила вдругПокрытый пеленою снежнойСвященный Вакхов полукруг.

Ты пела, вдохновеньем оргийИ опьяняясь, и пьяня,И беспощадные восторги,И темный гроб земного дня:

«Увейте гроздьем тирсы, чаши!Властней богов, сильней Судьбы,Несите упоенья ваши!Восстаньте — боги, не рабы!

Земных обетов и законовДерзните преступить порог, —И в муке нег, и в пире стоновВоскреснет исступленный бог!..»

Дул ветер; осыпались розы;Склонялся скорбный кипарис…Обнажены, роптали лозы:«Почил великий Дионис!»

И с тризны мертвенно-вакхальнойМы шли, туманны и грустны;И был далек земле печальнойВозврат языческой весны.

<1898>

Орфей[80]

Не Судьба — незрячий пастырь — властным посохом, Орфей! —Боги путь твой указали промыслительной рукой,И склонили путь рыданий к безнадежным глубинам,И живым увидеть оком дали тихой Смерти дол.И томительной неволи, умолительный певец,Вечны створы бледноликий пред тобой разверз Аид!

Даровали мудро боги невредиму быть певцуВ преисподней, скрытой милой цветоносною землей.В сумрак бездны, над которой наш беспечный хор скользит,Он доверчиво нисходит к рою зыблемых теней.Видит ловчий лет Эриний[81] на пахучий крови след,Видит пленных вечный ужас в медяных тюрьмах Горгон[82].И, с Харитой[83] неразлучен, уклонясь от многих рук,К нам восходит и заводит победительный пеан[84].

Сомов К. А.

Фронтиспис книги стихов Вяч. Иванова «Cor ardens»

(Москва, изд-во «Скорпион», 1911)

Акварель, гуашь, тушь, кисть, перо

Государственная Третьяковская галерея

Из цикла «Ореады»

Вечность и Миг

Играет луч, на гранях гор алея;Лучится дум крылатая беспечность…Не кровью ль истекает сердце, млея?..

Мгновенью ль улыбнулась, рдея, Вечность?Лобзаньем ли прильнуло к ней Мгновенье?..Но всходит выше роковая млечность.

Пугливый дух приник в благоговенье:Гость бледный входит в льдистый дом к Бессмертью,И синей мглой в снегах легло Забвенье…

Молчанье! Вечность там, одна со Смертью!

Из цикла «Дистихи»

Тихий фиас

С маской трагической мы заедино мыслить привыклиБурю страстных речей, кровь на железе мечей.Древний фиас[85] Мельпомены, ступень у фимелы[86] прищельцамДай! Герои встают; проникновенно глядят;Красноречивые губы, безмолвно-страдальные, сжаты;Тайный свершается рок в запечатленных сердцах.Бремя груди тесной — тяжелую силу — Титаны[87]Вылили в ярой борьбе: внуки выносят в себе.

Демон

Ваши на сводах небес бремена престольные, боги!Твой, их превыше, висит трон своевластный, Судьба!Все вы, что вне человека, одержите, вечные силы!Дух же таинственно вы предали в чуждую власть.В духе людском недвижно царит обитатель незримый,Чьим послушный толчкам слепо бредет человек.К лучшему знает он путь, и путь он знает в погибель;Но не противься ему: он седмерицею мстит.

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ПРОЗРАЧНОСТЬ»

(1904)

Прозрачность

Прозрачность! купелью кристальнойТы твердь улегчила — и тонетЛуна в среброзарности сизой.Прозрачность! Ты лунною ризойСкользнула на влажные лона;Пленила дыхания мая,И звук отдаленного лая,И призраки тихого звона.Что полночь в твой сумрак уронит,В бездонности тонет зеркальной.

Прозрачность! колдуешь ты с солнцем,Сквозной раскаленностью тонкойЛелея пожар летучий;Колыша под влагой зыбучей,Во мгле голубых отдалений,По мхам малахитным узоры;Граня снеговерхие горыНад смутностью дольних селений;Простор раздражая звонкийПод дальним осенним солнцем.

Прозрачность! воздушною ласкойТы спишь на челе Джоконды[88],Дыша покрывалом стыдливым.Прильнула к устам молчаливым —И вечностью веешь случайной;Таящейся таешь улыбкой,Порхаешь крылатостью зыбкой,Бессмертною, двойственной тайной.Прозрачность! божественной маскойТы реешь в улыбке Джоконды.

Прозрачность! улыбчивой сказкойСоделай видения жизни,Сквозным — покрывало Майи![89]Яви нам бледные раиЗа листвою кущ осенних;За радугой легкой — обеты;Вечерние скорбные светыЗа цветом садов весенних!Прозрачность! божественной маскойУтишь изволения жизни.

ИЗ СБОРНИКА «COR ARDENS»[90]

(1911–1912)

Из цикла «Солнце — сердце»