Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) Страница 25

2

Тишина

С отцом родная сидела;Молчали она и он.И в окна ночь глядела…«Чу, — молвили оба, — звон…»

И мать, наклонясь, мне шепнула:«Далече — звон… Не дыши!..»Душа к тишине прильнула,Душа потонула в тиши…

И слышать я начал безмолвье(Мне было три весны), —И сердцу доносит безмолвьеЗаветных звонов сны.

3

Память

И видел, младенцем, я море(Я рос от морей вдали):Белели на тусклом мореВ мерцающей мгле корабли.

И кто-то гладь голубуюПоказывал мне из окна;И вещей душой я тоскуюПо чарам живого сна…

И видел я робких оленейУ черной воды ложбин.О, темный рост поколений!О, тайный сев судьбин!

4

Игры

Мой луг замыкали сводыИсто́нченных мраморных дуг…Часы ль там играл я — иль годы —Средь бабочек, легких подруг?

И там, под сенью узорной,Сидели отец и мать.Далось мне рукой проворнойКрылатый луч поймать.

И к ним я пришел, богатый, —Поведать новую быль…Серела в руке разжатой,Как в урне могильной, — пыль.

Отец и мать глядели:Немой ли то был укор?Отец и мать глядели:Тускнел неподвижный взор…

И старая скорбь мне снится,И хлынет в слезах из очей…А в темное сердце стучитсяПорханье живых лучей.

5

Сестра

И где те плиты порога?Из аметистных волн —Детей — нас выплыло много.Чернел колыбельный челн.

Белела звезда отрадыНад жемчугом утра вдали.Мы ждали у серой ограды…И все предо мной вошли.

И я в притвор глубокийСтупил, — и вот — Сестра.Не знал я сестры светлоокой:Но то была — Сестра.

И жалостно так возрыдала,И молвила мне: «Не забудь!Тебя я давно поджидала:Мой дар возьми в свой путь.»

И нити клуб волокнистый —Воздушней, чем может спрястиЛуна из мглы волнистой, —Дала и шепнула: «Прости!

До тесной прости колыбели,До тесного в дугах двора, —Прости до заветной цели,Прости до всего, что — вчера…»

6

В облаках

Ночь пряжу прядет из волоконПронизанной светом волны.И в кружево облачных оконГлядят голубые сны.

И в трещинах куполов тлеетЗенит надлунных слав;И в тусклых колодцах белеетГлубоких морей расплав.

В даль тихо плывущих чертоговУводит светлая нить, —Та нить, что у тайных пороговСестра мне дала хранить.

Как звон струны заунывной,В затвор из затвора ведет,Мерцая, луч прерывный, —И пряха-Ночь прядет.

И, рея в призраках зданий,Кочует душа, чуткаК призывам сквозящих свиданий,За нитью живой мотка.

Кочует средь кладбищ сонныхИ реет под сень и столпы,Где жатвы коленопреклонных,Где пляска свивает толпы, —

На овчие паствы безбрежий,И в шаткий под инеем лес,Сплетеньем разостланных мрежей,По за́мкам глухим небес…

И путь окрыленный долог;Но Тайной — мне ль изменить?Из полога в облачный пологБежит, мелькая, нить…

И вдруг, из глуби черной,Зигзаг ледяной возник:Увижу ль с кручи горнойРазоблаченный лик?

Сугробы последней поляныАлмазный застлали восклон…Сквозят и тают туманы, —И тает, сквозя, мой сон…

Из цикла «Руны прибоя»

Фейерверк

Константину Сомову[103]

Замер синий сад в испуге…Брызнув в небо, змеи-дугаОгневые колесят,Миг — и сумрак оросят:Полночь пламенные плугиНивой звездной всколосят…Саламандры[104] ль чары деют?Сени ль искристые рдеют?В сенях райских гроздья зреют!..Не Жар-Птицы ль перья реют,Опахалом алым веют,Ливнем радужным висят?

Что же огненные лозы,Как плакучие березы,Как семья надгробных ив,Косы длинные развив,Тая, тлеют, — сеют слезы, —И, как светляки в траве,Тонут в сонной синеве?Тускнут чары, тухнут грезыВ похоронной синеве…И недвижные созвездьяЗнаком тайного возмездьяВыступают в синеве.

Из цикла «Северное солнце»

Москва

А. М. Ремизову[105]

Влачась в лазури, облакаИстомой влаги тяжелеют.Березы никлые белеют,И низом стелется река.

И Город-марево, далечеДугой зеркальной обойден, —Как солнца зарных ста знамен —Ста жарких глав затеплил свечи.

Зеленой тенью поздний свет,Текучим золотом играет;А Град горит и не сгорает,Червонный зыбля пересвет.

И башен тесною толпоюМаячит, как волшебный стан,Меж мглой померкнувших полянИ далью тускло-голубою:

Как бы, ключарь мирских чудес,Всей столпной крепостью заклятийЗамкнув от супротивных ратейОн некий талисман небес.

Сфинксы над Невой

Волшба ли ночи белой приманилаВас маревом в поло́н полярных див,Два зверя-дива из стовратных Фив[106]?Вас бледная ль Изида[107] полонила?

Какая тайна вам окаменилаЖестоких уст смеющийся извив?Полночных волн немеркнущий разливВам радостней ли звезд святого Нила?

Так в час, когда томят нас две зариИ шепчутся лучами, дея чары,И в небесах меняют янтари, —

Как два серпа, подъемля две тиары,Друг другу в очи — девы иль цари —Глядите вы, улыбчивы и яры.

Канцона III

Я вопрошал полуденные волны:«К вам, волны, прихожу осиротелый:Как одиноким быть — и быть единым?»Ответствовали волны: «В полдень белыйМы осмоленные лелеем челныИ прядаем, гоняясь за дельфином.Вернись, когда на побережье длинномЛуч удлинит гребней зеленых тениИ час пески опенит розой алой».Я на заре усталойСошел на отмель и заслышал пениСтихии одичалой:Луна всходила, и волна вставала,По ласке лунной томно тосковала.

Мятежной влаги рос прилив, мужая,Под пристальным и нежным притяженьем;И в камни зыбь хлестала ценой белой,До глубины волнуема движеньем,Всем зе́ркальным простором отражаяБогини нимб, средь неба онемелой,Сплав серебра в золе порозовелой, —Впивая полным лоном свет струистый,Струясь и рея струйностью двойною, —Вся жизнию родною,Вся плотию согретая пречистой, —Волшебной пеленоюПокрытая, — но светлых чар не видя,В касаниях разлуку ненавидя.

Подлунные так в полночь пели волныСвою тоску душе осиротелой;Я ж в одиночестве прозрел слиянностьСил соприродных, и на лире смелойОтшедшей пел: «О ты, которой полныВсе сны мои, — чья в сердце осиянностьМерцает мне сквозь тусклую туманностьМирской пустыни! Стала прозорливаДуша страданьем, и прикосновенийТвоих, мой близкий гений,Познала трепет, и в огне приливаНезримою счастлива.Откройся ж мне, мои разверзни очи,Разоблачись светилом ясной ночи!»

Она в ответ: «Когда б узнали волны,Что в них луна, что блеща реют ею, —В струях своих узрели б лик желанный.Твоим, о мой избранный,Я стала телом; ты — душой моею.В песках моею маннойПитаемый! воззри на лик свой вчуже:Жену увидишь воплощенной в муже».

Из цикла «Сонеты»