Эмиль Верхарн - Стихи Страница 27

Перевод Г. Шенгели

Шаланда

Вот лодочник, веселый малый,Налег на руль плечом…Увидят все каналыЕго плавучий дом.

До блеска вымытая лодкаСкользит, красотка,По глади вод, легка, чиста.Не слышно даже плеска…Зеленый ют и красные борта,Белеет занавеска.

На палубе лохань с бельем стоит,Над нею в клетке чиж свистит.Собака на прохожих лает.Обратно эхо отсылаетЕе смешную злость… А за рулем —Сам лодочник, веселый малый.Его плавучий домУвидят все каналы,Что Фландрию прорезали насквозь.Связав Голландию с Брабантом цепью длинной.Он помнит Льерр, Малин и Гент старинный,В Дордрехте и в Турнэ ему бывать пришлось,И снова со своей шаландыЛиловые он видит ланды.

Он возит грузы, что поройНад ютом высятся горой:Корзины яблок краснобоких,Горох, бобы, капусту, рожь…Подчас на палубе найдешьИ финики из стран далеких.

Он знает каждый холмикВ стране, где вьются Шельда, Лис,И Диль, и обе Неты;В дороге им все песенки пропетыПод перезвон колоколов —Все песни сел, полей, лесовИ городов.В далеком Брюгге мост ЗеркалЕму сверкал;Мосты Ткачей и Мясников,Мост Деревянных башмаков,Мост Крепостной и мост Рыданий,Мост Францисканцев, мост Прощаний,Лохмотьев мост и мост Сирот —Он знает их наперечет.Нагнувши голову под древний аркойВ Антверпене, и в Монсе, и в Кондэ,Он со своею легкой баркойПроскальзывал везде.Он парус поднимал на Дандре, Дюрме, Леке,Из края в край несли задумчивые рекиЕго суденышко, качая на воде.

Пейзаж вокруг него — в движенье,Бегут, мелькая, отраженья,Дробясь в волнах.И, с трубкою в зубах,Медлительный, спокойный, загорелый,Пропитанный и ветром и дождем,Тяжелым правит он рулемСвоей шаланды белой.И день и ночь плывет она,И в сердце входит тишина.

Перевод Валентина Дмитриева

Старые дома

Дома у стен дворца, близ городского вала.      Укрыты в ваших тайниках      Богатства в крепких сундуках,Что жадно, по грошам, провинция собрала.

Личины львиные над ручкою дверной      Глядят, оскалены и дики.      Решеток вздыбленные пикиНа окнах сумрачных, как копьеносцев строй.

Дат золоченых вязь искрится и сверкает,      И, медленно вступая в дом,      Хозяин кованым ключомВсегда торжественно запоры отмыкает.

А в праздники, когда среди сограждан он      Шагает важно и кичливо,      То сам напоминает живоТяжеловесный ваш и вычурный фронтон

Вы жирное житье в себе замуровали      С его добротностью скупой,      И спесью жадной и тупой,И затхлой плесенью затверженной морали,

И все-таки, дома в плаще туманном лет.      Хранит ваш облик величавый      Остатки отшумевшей славыИ древних доблестей едва заметный след.

Панель дубовую украсили узоры,      И лестниц взлет надменно строг,      И жутко, перейдя порог,Вступать в безмолвные, глухие коридоры

Там гости за столом пируют без забот.      Пылают вечером камины,      Семью сбирая в круг единый,И плодовитостью гордится каждый род.

Дома, ваш мир умрет! И все же будьте с нами.      Когда великий вспыхнет гнев,      И люди, факелы воздев,Раздуют рыжее клокочущее пламя.

Но пусть навек уснут богатства в сундуках,      И жизнь будить их не посмеет,      И жар горячий не согреет, —Пусть непробудно спят, как мертвые в гробах.

Дремота тяжкая провинцию сковала,      И все черней забвенья тьма      Над вами, старые домаНа главной улице, у городского вала.

Перевод А. Корсуна

Курильщики

Сегодня день, когда должныВ таверне «Солнца и Луны»Отпраздновать большое торжество:Избрание главы и старшиныВсех истинных курильщиков страны, —Так назовут того,Кто пред лицом испытанных судейОгонь поддержит в трубочке своейВсех доле.Итак, да будет пивоБурливоИ дым послушен воле!

Для любопытных скамьи есть.Курильщики к столам успели сесть.Кому же — Фландрии или Брабанту честь?

Пуская дыма выкрутасы,Уже все курят больше часаСвой крепкий рубленый табак,Набитый в трубки до отказа,Умятый пальцем по два раза —С любовью, а не кое-как.Все курят и молчат упорно.Их много в комнате просторной.Никто не хочет торопиться,И каждый на других косится.Они хозяйственно дымят:Неведом им азарта пламень;Лишь слышно, как часы стучат,Чей маятник — вперед, назад! —Все тот же повторяет лад,Да изредка плевки летятИ грузно падают на каменьИ так дымили бы ониЕще часы, быть может дни,Когда бы новички в куреньеНе вывели из наблюдений,Что их постигнул крахИ что огонь в их трепетных рукахЗачах.

Но ветеранам неизвестен страх!Пускай извивы дымаНеведомым перомИх победителя простое имяВыводят, может быть, под потолком, —Они туда и не глядят,Их взглядНа трубку устремлен, где светит ясноИм огонечек красный.И он один у них в мечтах,И он всецело в их руках:Они его томят и нежат,Затяжки их всё деликатней, реже,И губы, как тиски,Сжимают чубуки,И каждый про себя хитрит,И каждый свой секрет хранит.А сколько надобно оглядки,Чтоб не поблекДо времени веселый огонек,Зажатый в их ладони хваткой!

Их было десять, стало пять.Осталось трое. СпасоватьРешает третий, — с поля браниУходит он, и вслед несутся залпы брани.Остались двое: судовщик,Брабантец, — он уже старик, —И шорник с рыжей бородою —Надежда Фландрии, всегда готовый к бою.Тут начался великий спор.Народ вскочил, и вся тавернаНа мастаков глядит в упор,А те сидят высокомерно,Дымя безмолвно, до тех пор,Пока фламандец вдруг унылоВ головку трубки пальцем ткнул —И побледнел: зола остыла!Другой же все еще тянул,Попыхивал едва приметно,Пуская голубую тень дымка,И продолжал игру, пока,Всех оглянувши свысока,Не вытряхнул три красных уголькаНа ноготь свой, широкий и бесцветный.

И судьи все, восхищены,В таверне «Солнца и Луны»За пивом сидя, присудили:Тому, кто дрался за БрабантИ, проявив уменье и талант,Фламандца рыжего осилил,Дать приз. И трубкой наградилиИз пенки с янтарем. А к ней цветы и бант.

Перевод Е. Полонской

Из книги «Волнующиеся нивы»

(1912)

Дороги

Дорог раскинутая сеть,Как будто тяжкими гвоздями,К земле прикреплена камнями,Чтоб между темными лесами и полямиТянуться, извиваться и белеть.

Старейшие — когда-то римские — дорогиДоныне помнят, как в сады людейПорой наведывались боги;Другие видели в соседней роще фейВ плаще голубоватом,С горящим светлячком на плечике покатом;А те скользят, петлят, но цель у них проста:Добраться — на развилке — до креста,До ниши с каменным изображеньем девы;А вот по тем, дыша горячей лавой гневаИз яростного зева,Когда-то шла война.

Пока зима, угрюма и мрачна,Все время жмется к печке милой,Под небом сумрачным унылоДороги серые томятся там, вдали,Но вешние лучи на них едва легли —И им уже тепло, они уже готовыСозвать, увлечь в поля сияющие сноваДля солнечных трудовИ плуги, и возы, людей, коней, волов,Мальчишек и девчонок.И жаворонка звон с прозрачных облаковЛетит над пашнями, пронзителен и тонок,И вот —Дороги по утрам уже бегут впередСкрываясь под зеленым сводомРаскинутых ветвей — к лугам, селеньям, водам;Без отдыха ониКанавы огибают и плетни;То мягче, то прямей и кручеВзбираются, змеясь, на склон холмистой кручи,Где сладко пахнет скошенной травой;Помедлить, подождать им хочется порой;И тень от облака — ширококрылой птицы —В полдневный зной на них торжественно ложится;

Сквозь нивы желтые, где началась страдаИюльская, они проходят иногда:То вправо двинется одна, то сразуНалево повернет — от жницы к сноповязу;Другая спустится, чтоб обогнуть кольцомЛесного сторожа убогий дом;А у широких, плотно замощенных,Такие тяжести на спинках закаленных,Что, глядя, как они уносятся в закатСо всем, что в этот день их нагрузить успело,Невольно думаешь, дворы деревни целойК пределам солнечным спешат.Дороги, пробуждаясь летомС рассветом,До гаснущей на западе зариОбходят фермы, и сады, и пустыри.Их любят-старики, что у ворот под вечерБолтают про дела минувшие и встречи;Привычно узнают ониШаги, что их касаются в одниИ те же утра, ночи, дни.Ведут они и в церковь — и в сторонку,В какой-нибудь лесок,Где грубоватый, хитрый паренекПодстережет свою девчонку.И нам от них не скрыть своих утрат, измен,Своих удач и бед за толщей наших стен,И на себе они несут в седые далиВсе наши радости, тревоги и печалиИ смелость душ людских, что крепче стали.

Перевод Н. Рыковой