Игорь Губерман - Дар легкомыслия печальный… Страница 27

В нас очень остро чувство долга, мы просто чувствуем недолго

Как это странно и нелепо:упруги дни, отменны ночи,но неотвязно и свирепоменя все время смута точит.

По счету света и тепла,по мере, как судьба согнула,жизнь у кого-то протекла,а у другого – прошмыгнула.

Мне дух мечтательности нежнойуже докучен и ненужен,я столько завтракал с надеждой,что грустен был бы с ней же ужин.

Меня слегка тревожит отрешенностьмоя от повседневности кипящей;не то это фортуны завершенность,не то испуг от жизни настоящей.

Смотрю я горестно и пристальнона свой сужающийся круг:осилив бури, в тихой пристанимы к жизни вкус теряем вдруг.

Мы зря в былом опору ищемдля новых светлых побуждений,уже там только пепелищетогдашних наших заблуждений.

Все растяпы, кулемы, разини —лучше нас разбираются в истине:в их дырявой житейской корзинеспит густой аромат бескорыстия.

По сути, наши боли и невзгоды,события, восторги и вожди —такие же явления природы,как засухи, рассветы и дожди.

Унять людскую боль и горене раньше сможет человек,чем разделить сумеет морена воды впавших в море рек.

Разносит по планете смех и плачневидимый злодей и утешитель,бес хаоса, случайностей, удач,порядка и системы сокрушитель.

Душе уютны, как пальто,иллюзии и сантименты,однако жизнь – совсем не то,что думают о ней студенты.

Я боюсь, что жизнь на небе не легка,ибо с неба мы заметны в серой мгле,и краснеют на закате облакаот увиденного ими на земле.

Бродяги, странники, скитальцы,попав из холода в уют,сначала робко греют пальцы,а после к бабе пристают.

Всегда приятно думать о былом,со временем оно переменилось,оно уже согрето тем теплом,которое в душе тогда клубилось.

Даря комфорт, цивилизациянас усмиряет, растлевая:уже мне страшно оказатьсягде хаос, риск и смерть живая.

Природа окутана вязью густойдыхания нашей гордыни,и даже на небе то серп золотой,то вялая корка от дыни.

Хмурым лицом навевается скука,склонная воздух тоской отравлять,жизнь и без этого горькая штука,глупо угрюмством ее опошлять.

Наш разум налегке и на скакувторгается в округу тайных сфер,поскольку ненадолго дуракустеклянный хер.

Когда от взрыва покачнетсяземля, струясь огнем и газом,к нам на мгновение вернетсянадежда робкая на разум.

Душа человеку двойная дана —из двух половинок, верней —и если беспечно хохочет одна,то плачет вторая над ней.

Истину ищу сегодня реже я,ибо, сопричастные к наживе,всюду ходят сочные и свежиеистины, мне начисто чужие.

Кто потемки моей темнотыосветить согласится научно?Почему от чужой правотына душе огорчительно скучно?

К себе желая ближе присмотреться,курю и тихо думаю во тьмепро мысли, исходившие от сердцаи насмерть замерзавшие в уме.

Да, Господь, лежит на мне вина:глух я и не внемлю зову долга,ибо сокрушители говнатоже плохо пахнут очень долго.

Мерзавцу я желаю, чтобы онв награду за подлянку и коварствооднажды заработал миллиони весь его потратил на лекарство.

На даже близком расстояниине видно щели узкой пропасти,и лишь душой мы в состоянииум отличить от хитрожопости.

Увы, при царственной фигуре(и дивно морда хороша)плюгавость может быть в натуреи косоглазой быть душа.

Я встречал на житейском путиухитрившихся в общем строюмимо собственной жизни пройтии ее не признать за свою.

Есть люди речи благороднойи строгих нравственных позиций,но запах тухлости природнойнад ними веет и струится.

Наш Бог, Создатель, Господин,хотя и всеблагой,для слабых духом Он один,а для других – другой.

Однажды человека приведетрастущее техническое знаниек тому, что абсолютный идиотсумеет повлиять на мироздание.

Весьма влияет благотворнои создает в душе уютнаш мир, где так везде проворноворуют, лгут и предают.

Покрытость лаками и глянцеми запах кремов дорогихзаметно свойственней поганцам,чем людям, терпящим от них.

Внезапной страсти убоясь,предвидя тяготы и сложности,мы льем разумных мыслей грязьна блеск пугающей возможности.

Поскольку нету худа без добра,утешить мы всегда себя умеем,что если не имеем ни хера,то право на сочувствие имеем.

Впитал я с детства все банальности,но в жизни я не делал подлостине от зачуханной моральности,а по вульгарной личной гордости.

Никак я не миную имя Бога,любую замечая чрезвычайность;случайностей со мной так было много,что это исключает их случайность.

Преданный разгулу и азарту,я от мутной скуки не умру,в молодости плоть метала карту,ныне шулер-дух вошел в игру.

Где сегодня было пустона полях моих житейских,завтра выросла капустаиз билетов казначейских.

В унынии, печали и тоскеесть пошлость с элементами безумства,и так ведь жизнь висит на волоске,а волос очень сохнет от угрюмства.

По-прежнему людей не избегая,я слушаю их горькие рыдания,но слышу их теперь, изнемогаяот жалости, лишенной сострадания.

Я спорю искренно и честно,я чистой истины посредник,и мне совсем не интересно,что говорит мой собеседник.

Всюду в жизни то смерчи, то тучи,бродит гибель и небо в огне;чем серьезней опасность и круче,тем она безразличнее мне.

В душе у нас – диковинное эхо:оно способно, звук переинача,рыданием ответить вместо смехаи смехом отозваться вместо плача.

Бегу, куда азарт посвищет,тайком от совести моей,поскольку совесть много чище,если не пользоваться ей.

За радости азартных приключенийоднажды острой болью заплатив,мы так боимся новых увлечений,что носим на душе презерватив.

Когда в нас к этой жизни зыбкойнет ни любви, ни интереса,то освещается улыбкойлицо недремлющего беса.

Творец обычно думает заранее,размешивая разум, соль и дерзость,и многим не хватает дарования,чтоб делать выдающуюся мерзость.

Есть две разновидности теста,из коего дух наш содеян,и люди открытого текстапроигрывают лицедеям.

Я б устроил в окрестностях местных,если б силами ведал природными,чтобы несколько тварей известныхбыли тварями, только подводными.

Я с почтеньем думаю о том,как неколебимо все, что есть,ибо даже в веке золотомржавчина железо будет есть.

По сути, знали мы заранее,куда наука воз везла,поскольку дерево познаниявсегда поили соки зла.

Наука зря в себе уверена,ведь как науку ни верти,а у коня есть путь до мерина,но нет обратного пути.

Весь день сегодня ради прессыпустив на чтение запойное,вдруг ощутил я с интересом,что проглотил ведро помойное.

Но пакости на свете нет сугубей,чем тихое культурное собрание,где змеи ущемленных самолюбийвитают и кишат уже заранее.

Как, Боже, мы похожи на блядейжеланием, вертясь то здесь, то там,погладить выдающихся людейпо разным выдающимся местам.

До славы и сопутствующих денег,по лестнице взбираясь, как медведь,художник только нескольких ступенекза жизнь не успевает одолеть.

Искусство, отдаваясь на прочтение,распахнуто суждению превратному:питая к непонятному почтение,мы хамски снисходительны к понятному.

Удавшиеся строчкилетают, словно мухи,насиживая точкина разуме и духе.

Есть люди – выдан им билетна творческое воплощение,их души явно теплят свет,но тускло это освещение.

Ценю читательские чувства я,себя всего им подчиняю:где мысли собственные – грустные,там я чужие сочиняю.

А кто орлом себя считает,презревши мышью суету,он так заоблачно летает,что даже гадит на лету.

Во мне душа однажды дрогнет,ум затуманится слегка,и звук возвышенный исторгнетиз лиры слабая рука.

В этой жизни я сделал немногоот беспечности и небрежения,мне была интересна дорога,а не узкий тупик достижения.

Глубокие мы струны зря тревожим,темно устройство нашего нутра,и мы предугадать никак не можем,как может обернуться их игра.

Иллюзий и галлюцинаций,туманных помыслов лихих —затем не следует бояться,что мы б не выжили без них.

Слова про слитность душ – лишь удовольствие,пустая утешительная ложь;но хуже одиночества – спокойствие,с которым ты его осознаешь.

Не в муках некой мысли неотложнойон вял и еле двигает руками —скорее, в голове его несложнойвоюют тараканы с пауками.

Вертясь в работной мясорубке,мужчины ей же и хранимы,поскольку мнительны и хрупки,пугливы, слабы и ранимы.

Покров румян, манер и лаковтеперь меня смущает реже,наш мир повсюду одинаков,а мы везде одни и те же.

Быть незаметнее и тише —важнее прочего всего:чем человек крупней и выше,тем изощренней бес его.

Глупое по сути это дело —двигаться, свою таская тень;даже у себя мне надоелобыть на побегушках целый день.

За то, что дарятся приятностито плотью нам, то духом тощим,содержим тело мы в опрятности,а душу музыкой полощем.

Я не уверен в Божьем чудеи вижу внуков без прикрас,поскольку будущие людипроизойдут, увы, от нас.

С народной мудростью в ладуи мой, уверен, грустный разум,что как ни мой дыру в заду,она никак не станет глазом.

Зря не печалься, старина,печаль сама в тебе растает,придут иные времена,и все гораздо хуже станет.

Чем я грустней и чем старей, тем и видней, что я еврей