Самуил Маршак (пер.) - Английская поэзия Страница 28

ИЗ ПОЭМЫ «СВЯТАЯ ЯРМАРКА»

Был день воскресный так хорош.Все было лету радо.Я шел в поля взглянуть на рожьИ подышать прохладой.

Большое солнце в этот мигВставало, как с постели.Резвились зайцы — прыг да прыгИ жаворонки пелиВ тот ясный день.

Бродил я, радостью дышаИ вглядываясь в дали,Как вдруг три женщины, спеша,Мне путь перебежали.

На двух был черный шерстянойНаряд — назло природе.На третьей был наряд цветнойПо моде, по погодеВ тот летний день.

Две первых были меж собой,Как близнецы, похожиУнылым видом, худобойИ мрачною одежей.

А третья козочкой шальнойПопрыгивала веселоИ вдруг присела предо мнойИ мне поклон отвесилаВ тот яркий день.

Я шляпу снял и произнес:— Я вас припоминаю,Но извините за вопрос, —Как звать вас, я не знаю.

С кивком задорным головы,Смеясь, она сказала:— Со мною заповедей выНарушили немалоВ досужий день!

Я — ваша Радость, я — Игра,А это — Лицемерье,И рядом с ней — ее сестра,Глухое Суеверье.

Давайте в Мохлин мы пойдемИ, если две сестрицыИдут на ярмарку, найдемПредлог повеселитьсяМы в этот день.

— Нет, я пойду сперва домойИ праздничную смену —Сюртук и новый галстук мой —Для ярмарки надену.

Поспел я к завтраку как раз,Надел костюм воскресный.А уж на праздник в этот часСпешил народ окрестныйВ тот шумный день.

Трусили фермеры верхом,Шли батраки оравой.И молодежь одним прыжкомБрала в пути канавы.

Бежали в праздничных шелкахДевицы-босоножки,Несли сыры они в рукахИ сдобные лепешкиВ тот добрый день.

Монетку бросить был я радВ тарелку с медью мелкою,Но, уловив святоши взгляд,Бросаю две в тарелку я.

Я в загородку заглянул.Народ шумит, хлопочет,Несет скамейку, доску, стул,А кто и лясы точитВ свободный день.

Для знати выстроен навес(Изменчива погода!).А вот стоит вертушка Джесс,Мигая всем у входа.

Ее подружки сели в ряд, —Без них какая ярмарка!А там ткачи сидят, галдят(Из города Кильмарнока).Пришел их день!

Здесь кто вздыхает о грехах,Кто в гневе шлет проклятьяТем, кто измазал впопыхахИх праздничные платья.

Кто сверху смотрит на другихВысокомерным взглядом,А кто веселых щеголихЗовет усесться рядомВ привольный день.

Но бесконечно счастлив тот, Кто, отыскав два места,Местечко рядышком займетС подругой иль невестой.

Глядишь, рука его леглаЗа ней — на спинку стула,Потом ей шею обняла,А там на грудь скользнулаВ тот чудный день.

Уселась публика и ждет.Ни суеты, ни шума.Вот Моди[3] речь держать идет,Унылый и угрюмый.

Он целый час пугает насДесницею господнею.Сам дьявол от его гримасСбежал бы в преисподнююВ столь грозный день.

Толкуя нам один, другойИ третий тезис веры,Он гневно топает ногой,Волнуясь свыше меры.

Распутника и гордецаГромит курносый пастырьИ жжет отступников сердца,Как самый жгучий пластырь,В тот страшный день.

Но вот встают сердито с местЗемные наши судьи.И впрямь, — кому не надоестТакое словоблудье!

Речь произносит мистер Смит[4],Но люд благочестивый,Уже не слушая, спешитК холодным бочкам пиваВ столь жаркий день…

Жена верна мне одному,И сам я верен ей зато.Не ставлю рожек никому,И мне не ставит их никто.

Своим трудом я нажил грош,И сам истрачу я его.Что у меня взаймы возьмешь?И я не брал ни у кого.

Я не хозяин никому,И никому я не слуга.А если в руки меч возьму,Я отобью удар врага.Так и живу день изо дня,

Тоской, заботой не томим.Другим нет дела до меня,И я не кланяюсь другим.

ЗИМА ПРОНЕСЛАСЬ

Зима пронеслась, и весна началась,И птицы, на дереве каждом звеня,Поют о весне, но невесело мнеС тех пор, как любовь разлюбила меня.

Шиповник расцвел для проснувшихся пчелПоют коноплянки в честь вешнего дня.Их в гнездышке двое, сердца их в покое.Моя же любовь разлюбила меня.

Был я рад, когда гребень вытачивал,Был я рад, когда ложку долбилИ когда по котлу поколачивал,А потом свою Кэтти любил.

И, бывало, под стук молоточка Целый день я свищу и пою.А едва только спустится ночка,Обнимаю подругу мою.

Бес велел мне на Бесси жениться,Погубившей веселье мое…Пусть всегда будет счастлива птица,Что щебечет над прахом ее!

Ты вернись ко мне, милая Кэтти.Буду волен и весел я вновь.Что милей человеку на свете,Чем свобода, покой и любовь?

НЭНСИ

— Муженек, не спорь со мной,Не сердись напрасно,Стала я твоей женой —Не рабой безгласной!

— Признаю права твои,Нэнси, Нэнси,Ну, а кто ж глава семьи,Дорогая Нэнси?

— Если ты мой властелин,Подыму восстанье.Будешь властвовать один, —С тем и до свиданья!

— Жаль расстаться мне с тобой,Нэнси, Нэнси,Но смирюсь я пред судьбой.Дорогая Нэнси!

— Погоди, дождешься дня:Лягу я в могилу.Но, оставшись без меня.Что ты скажешь, милый?

— Небо в помощь призову,Нэнси, Нэнси,И авось переживу,Дорогая Нэнси!

— Но и мертвая не дамЯ тебе покоя.Страшный призрак по ночамБудет пред тобою!

— Я жену себе найдуВроде Нэнси, Нэнси —И все призраки в адуЗатрепещут, Нэнси!

СМЕРТЬ И ДОКТОР ГОРНБУК

Иные книги лгут нам сплошь.А есть неписаная ложь.Ты и священников найдешь,Что правду божью,Впадая от восторга в дрожь,Мешают с ложью.

Но в том, о чем я речь веду,От правды я не отойду,Как в том, что черт живет в адуИль в недрах Дублина.(Ах, много — людям на беду —Им душ загублено!)

Хлебнул я браги вечерком,Но не был пьян, а под хмелькомЯ обходил, бредя пешком,Бугры, канавыИ знал, что куст манит кивком,А не лукавый.

Холмистый Камнок я узнал,Едва лишь месяц заблистал.Его рога считать я стал,Шагая шире.Сначала три я насчитал,Потом — четыре…

Вослед за верным посошкомПо склону я трусил шажком —Мне путь был издавна знакомК запруде Вилли.Но вдруг, сорвавшись, я бегомБежал полмили.

Тут нечто предо мной предсталоС косою острою, чье жалоС плеча костлявого свисалоИ с острогой,Что сталью под луной сверкала,В руке другой.

С косую сажень вышиноюОно стояло предо мною,Без брюха, страшное, худое,Горбом спина,А что за ноги! Тоньше вдвоеВеретена.

Спросил я: — Друг! Узнать нельзя ли,Должно быть, вы сегодня жали?А мы ведь только сеять стали.Я с вами радВернуться в дом, где выпивалиМы час назад!

— Я Смерть! — чудовище сказало, —Но ты пока не бойся, малый!..— Я не боюсь, хоть ты, пожалуй,Меня убьешь.Но я прошу: взгляни сначалаНа этот нож!

Смерть отвечала мне: — Сынок,Ты спрячь подальше свой клинок.Подумай сам, какой в нем прок.Его ударыСтрашны не больше, чем плевок,Для Смерти старой!

— Что ж, уговор — так уговор! —Сказал я. — Бросим этот спор.Присядь со мной на косогор —Ведь ты устала —И расскажи, что с давних порПеревидала.

— О да! — сказала Смерть, садясь,Почти что вечность пронесласьС тех пор, как жать я приняласьПо воле божьей.Всем в мире надо жить, трудясь.И Смерти — тоже.

Но у меня не жизнь, а мука.Ты слышал имя Горнбука?Уж так хитра его наука,Что стар и млад —От деда дряхлого до внука —Меня стыдят.

Бывало, под косою длинной,Подобно травам луговины,Народ, не знавший медицины,Ложится сплошь…Теперь меня с косой стариннойНе ставят в грош!

Вчера я жертву поразилаСвоим копьем — с такою силой,Что семерых бы уложила,Пронзив, как гвоздь,Но острие лишь притупила,Задев о кость.

Что это, думаю, за штука?А это — дело Горнбука!Тут помогла его наукаИли искусство:Копье в ребро вошло без стука —Как бы в капусту.

Больной остался бы калекой,Не помоги ему аптекойИли ланцетом лысый лекарь —Ваш Горнбук.Не раз он вырвал человекаИз цепких рук.

Он изгонял из тех заразу,Кого и не видал ни разу,Натужься по его приказу,Заклей пакет,А он понюхает и сразуПришлет ответ.

Есть у него, как в магазине,Все то, что нужно медицине:Набор ножей, spiritus vini[5],Касторка, йод.Он все лекарства по-латыниВам назовет.

Есть sal marinum— соль морская,Все кальции, какие знаю…А разных трав любого краяНе перечесть.И aqua (иль вода простая)Там тоже есть.

Есть и опилки, срезы, крошкиКлешни клеща, блошиной ножкиИ усиков какой-то мошки,Яд комара,Настой желез сороконожки_ Еt сеtега…[6]

Тут я воскликнул: — Бедный Джон!Какой доход теряет он!Коль вправду будет побежденЛюбой недуг,Кладбищенский зеленый склонИзрежет плуг.

Смерть засмеялась: — Нет, не плуг Изрежет этот мирный луг,Которым твой владеет друг,А сто лопатВсе ваши кладбища вокругИзбороздят.

Где одного так любо-милоВ постели жизни я лишила,Пустила кровь иль придушилаБез долгих мук, —Там двадцать душ загнал в могилуВаш Горнбук.

Наш местный ткач — хороший малыйСвою жену, что бредить стала,Когда немножко захворала,Отвез к врачу,И больше слова не сказалаОна ткачу…

У парня заболел отец —Богатый лэрд, и молодецПослал отборных двух овецВрачу за средство,Что принесет отцу конец,Ему — наследство.

Должно быть, от ночной простудыОдной девчонке стало худо.Врач сотворил над нею чудо:Его советТуда послал ее, откудаВозврата нет!

Таков у лекаря обычай.За грош, не ведая приличий,Морит людей он без различьяДень изо дняИ норовит моей добычиЛишить меня.

Пока терплю я поневоле.Но разве он бессмертен, что ли?Не избежит он общей доли.Придет каюк —И будет мертв, как сельдь в рассоле,Ваш Горнбук!..

Еще бы Смерть сказала много,Но вдруг, наполнив мир тревогой,Часы пробили полночь строгоИз-за ветвей…И я побрел своей дорогой,А Смерть — своей.

Дружок мой пленен моим взором и станом.Ему полюбились мой дом и родня.Но, кажется, больше прельщен он приданымИ любит червонцы нежней, чем меня.

За яблочко яблоню любит мой милый,Пчелу свою любит за будущий мед.И так серебро его душу пленило,Что в сердце местечка он мне не найдет.

Ему дорога не жена, а приплата.Любовь для него — не любовь, а базар.Хитер он, — и я уж не так простовата:Пускай он попроще присмотрит товар!

Побегов не жди от прогнившего корня,Зеленых ветвей — от сухого ствола.Такая любовь ускользает проворней,Чем тонкая, скользкая нить без узла!

НЕВЕСТА С ПРИДАНЫМ