Генрих Гейне - Романсеро Страница 29

Готовят бюргеры порох,

Попы трезвонят в соборах,-

Морали и государства оплот,

Священная собственность прахом пойдет!

О нет, ни молебны, ни грохот набата,

Ни мудрые постановленья сената,

Ни самые сильные пушки на свете

Уже не спасут вас, милые дети!

Вас не поддержат в час паденья

Отжившей риторики хитросплетенья.

Крысы не ловятся на силлогизмы,

Крысы прыгают через софизмы.

Голодное брюхо поверить готово

Лишь логике супа и факту жаркого,

Лишь аргументам, что пахнут салатом,

Да гетткнгенским колбасо-цктатам.

Треска бессловесная в масле горячем

Нужней таким радикалам бродячим,

Чем Мирабо, чем любой Цицерон,

Как бы хитро ни витийствовал он.

ДУЭЛЬ

Сошлись однажды два быка

Подискутировать слегка.

Был у обоих горячий норов,

И вот один в разгаре споров

Сильнейший аргумент привел,

Другому заорав: "Осел!"

"Осла" получить быку -- хуже пули,

И стали боксировать наши Джон Булли.

Придя в то же время на тот же двор,

И два осла вступили в спор.

Весьма жестокое было сраженье,

И вот один, потеряв терпенье,

Издал какой-то дикий крик

И заявил другому: "Ты -- бык!"

Чтоб стать длинноухому злейшим врагом,

Довольно его назвать быком.

И загорелся бой меж врагами:

Пинали друг друга лбом, ногами

Отвешивали удары в podex 1,

Блюдя священный дуэльный кодекс.

А где же мораль? -- Вы мораль проглядели

Я показал неизбежность дуэли.

Студент обязан влепить кулаком

Тому, кто его назвал дураком.

-------------------

1 Зад (лап.).

ЭПОХА КОС

Басня

Две крысы были нищи,

Они не имели пищи.

Мучает голод обеих подруг;

Первая крыса пискнула вдруг:

"В Касселе пшенная каша есть,

Но, жаль, часовой мешает съесть;

В курфюрстской форме часовой,

При этом -- с громадной косой;

Ружье заряжено -- крупная дробь;

Приказ: кто подойдет -- угробь".

Подруга зубами как скрипнет

И ей в ответ как всхлипнет:

"Его светлость курфюрст у всех знаме

Он доброе старое время чтит,

То время каттов старинных

И вместе кос их длинных.

Те катты в мире лысом

Соперники были крысам;

Коса же -- чувственный образ лишь

Хвоста, которым украшена мышь;

Мы в мирозданье колоссы -

У нас натуральные косы.

Курфюрст, ты с каттами дружен,-

Союз тебе с крысами нужен.

Конечно, ты сердцем с нами слился,

Потому что у нас от природы коса.

О, дай, курфюрст благородный наш,

О, дай нам вволю разных каш.

О, дай нам просо, дай пшено,

А стражу прогони заодно!

За милость вашу, за эту кашу

Дадим и жизнь и верность нашу.

Когда ж наконец скончаешься ты,

Мы над тобой обрежем хвосты,

Сплетем венок, свезем на погост;

Будь лавром тебе крысиный хвост!"

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ ПЕС

Жил некий пудель, и не врут,

Что он по праву звался Брут.

Воспитан, честен и умен,

Во всей округе прославился он

Как образец добродетели, как

Скромнейший пес среди собак.

О нем говорили: "Тот пес чернокудрый -

Четвероногий Натан Премудрый.

Воистину, собачий брильянт!

Какая душа! Какой талант!

Как честен, как предан!.." Нет, не случаен

Тот отзыв: его посылал хозяин

В мясную даже! И честный пес

Домой в зубах корзину нес,

А в ней не только говяжье, но и

Баранье мясо и даже свиное.

Как лакомо пахло сало! Но Брута

Не трогало это вовсе будто.

Спокойно и гордо, как стоик хороший,

Он шел домой с драгоценною ношей.

Но ведь и собаки -- тоже всяки:

Есть и у них шантрапа, забияки,

Как и у нас, -- дворняжки эти

Завистники, лодыри, сукины дети,

Которым чужды радости духа,

Цель жизни коих -- сытое брюхо.

И злоумыслили те прохвосты

На Брута, который честно и просто,

С корзиною в зубах -- с пути

Морали и не думал сойти...

И раз, когда к себе домой

Из лавки мясной шел пудель мой,

Вся эта шваль в одно мгновенье

На Брута свершила нападенье.

Набросились все на корзину с мясом,

Вкуснейшие ломти -- наземь тем часом,

Прожорлизо-жадно горят взоры,

Добыча -- в зубах у голодной своры.

Сперва философски спокойно Брут

Все наблюдал, как собратья жрут;

Однако, видя, что канальи

Мясо почти уже все доконали,

Он принял участье в обеде -- уплел

И сам он жирный бараний мосол.

МОРАЛЬ

"И ты, мой Брут, и ты тоже жрешьИ

Иных моралистов тут бросит в дрожь.

Да, есть соблазн в дурном примере!

Ах, все живое -- люди, звери -

Не столь уж совершенно: вот -

Пес добродетельный, а жрет!

ЛОШАДЬ И ОСЕЛ

По рельсам, как молния, поезд летел,

Пыхтя и лязгая грозно.

Как черный вымпел, над мачтой-трубой

Реял дым паровозный.

Состав пробегал мимо фермы одной,

Где белый и длинношеий

Мерин глазел, а рядом стоял

Осел, уплетая репей.

И долго поезду вслед глядел

Застывшим взглядом мерин;

Вздыхая и весь дрожа, он сказал:

"Я так потрясен, я растерян!

И если бы по природе своей

Я мерином белым не был,

От этого ужаса я бы теперь

Весь поседел, о небо!

Жестокий удар судьбы грозит

Всей конской породе, бесспорно,

Хоть сам я белый, но будущность мне

Представляется очень черной.

Нас, лошадей, вконец убьет

Конкуренция этой машины;

Начнет человек для езды прибегать

К услугам железной скотины.

А стоит людям обойтись

Без нашей конской тяги -

Прощай, овес наш, сепо, прощай,-

Пропали мы, бедняги!

Ведь сердцем человек -- кремень:

Он даром и макухи

Не даст. Он выгонит нас вон,-

Подохнем мы с голодухи.

Ни красть не умеем, ни брать взаймы,

Как люди, и не скоро

Научимся льстить, как они и как псы.

Нам путь один -- к живодеру!"

Так плакался конь и горько вздыхал,

Он был настроен мрачно.

А невозмутимый осел между тем

Жевал репейник смачно.

Беспечно морду свою облизнув,

Сказал он: "Послушай-ка, мерин:

О том, что будет, -- ломать сейчас

Я голову не намерен.

Для вас, для гордых коней, паровоз

Проблема существованья;

А нам, смиренным ослам, впадать

В отчаянье -- нет основанья.

У белых, у пегкх, гнедых, вороных,

У всех вас -- конец печальный;

А нас, ослов, трубою своей

Нз вытеснит пар нахальный.

Каких бы хитрых еще машин

Ни выдумал ум человека,-

Найдется место нам, ослам,

Всегда, до скончания века.

Нет, бог не оставит своих ослов,

Что, в полном сознанье долга,

Как предки их честные, будут пле

На мельницу еще долго.

Хлопочет мельник, в мешки мука

Струится под грохот гулкий;

Тащу ее к пекарю, пекарь печет,-

Человек ест хлеб и булки.

Сей жизненный круговорот искони

Предначертала природа.

И вечна, как и природа сама,

Ослиная наша порода".

МОРАЛЬ

Век рыцарства давно прошел:

Конь голодает. Но осел,

Убогая тварь, он будет беспечно

Овсом и сеном питаться вечно.

Разные стихотворения

ТОРЖЕСТВЕННАЯ КАНТАТА

Беер-Меер! Кто кричит?

Меер-Беер! Где горит?

Неужели это роды?

Чудеса! Игра природы!

Он рожает, спору нет!

Се мессия к нам грядет!

Просчиталась вражья свора,-

После долгого запора

Наш мессия, наш кумир

Шлет "Пророка" в бренный мир.

Да, и это вам не шутки,

Не писак журнальных утки,-

Искус долгий завершился,

Мощный гений разрешился.

Потом творческим покрыт,

Славный роженик лежит

И умильно бога славит.

Гуэн герою грелки ставит

На живот, обвисший вдруг,

Словно выпитый бурдюк.

Пуст и тих родильный дом.

Но внезапно -- трубный гро.м,

Гул литавр и дробь трещоток,

И в двенадцать тысяч глоток

(Кое-кто оплачен здесь)

Возопил Израиль днесь:

"Слава, наш великий гений,

Кончен срок твоих мучений,

Драгоценный Беер-Мер!

Несравненный Меер-Бер!

Ты, намучившись жестоко,

Произвел на свет "Пророка".

Хор пропел, и тут один

Выступает господин,

Некий Брандус по прозванью,

Он издатель по призванью,

С виду скромен, прям и прост

(Хоть ему один прохвост,

Крысолов небезызвестный,

Преподал в игре совместной

Весь издательский устав),

И, пред гением представ,

Словно Мариам в день победы

(Это помнят наши деды),

В бубен бьет он и поет:

"Вдохновенья горький пот

Мы упорно, бережливо,

Миоготрудно, терпеливо,

Год за годом, день за днем

Собирали в водоем,

И теперь -- открыты шлюзы,

Час настал -- ликуйте, музы!

Полноводен и широк,

Мощный ринулся поток,

По значенью и по рангу

Равный Тигру или Гангу,

Где под пальмой в час заката

Резво плещутся слонята;

Бурный, словно Рейн кипучий

Под шафхаузенской кручей,