Александр Пушкин - Евгений Онегин Страница 3

XXIX.

Во дни веселий и желанийЯ был от балов без ума:Верней нет места для признанийИ для вручения письма.О вы, почтенные супруги!Вам предложу свои услуги;Прошу мою заметить речь:Я вас хочу предостеречь.Вы также, маменьки, построжеЗа дочерьми смотрите вслед:Держите прямо свой лорнет!Не то… не то, избави Боже!Я это потому пишу,Что уж давно я не грешу.

XXX.

Увы, на разные забавыЯ много жизни погубил!Но если б не страдали нравы,Я балы б до сих пор любил.Люблю я бешеную младость,И тесноту, и блеск, и радость,И дам обдуманный наряд;Люблю их ножки; только врядНайдете вы в России целойТри пары стройных женских ног.Ах! долго я забыть не могДве ножки… Грустный, охладелый,Я всё их помню, и во снеОни тревожат сердце мне.

XXXI.

Когда ж и где, в какой пустыне,Безумец, их забудешь ты?Ах, ножки, ножки! где вы ныне?Где мнете вешние цветы?Взлелеяны в восточной неге,На северном, печальном снегеВы не оставили следов:Любили мягких вы ковровРоскошное прикосновенье.Давно ль для вас я забывалИ жажду славы и похвал,И край отцов, и заточенье?Исчезло счастье юных лет,Как на лугах ваш легкий след.

XXXII.

Дианы грудь, ланиты[20] ФлорыПрелестны, милые друзья!Однако ножка ТерпсихорыПрелестней чем-то для меня.Она, пророчествуя взглядуНеоцененную награду,Влечет условною красойЖеланий своевольный рой.Люблю ее, мой друг Эльвина,Под длинной скатертью столов,Весной на мураве лугов,Зимой на чугуне камина,На зеркальном паркете зал,У моря на граните скал.

XXXIII.

Я помню море пред грозою:Как я завидовал волнам,Бегущим бурной чередоюС любовью лечь к ее ногам!Как я желал тогда с волнамиКоснуться милых ног устами!Нет, никогда средь пылких днейКипящей младости моейЯ не желал с таким мученьемЛобзать уста младых Армид,Иль розы пламенных ланит,Иль перси, полные томленьем;Нет, никогда порыв страстейТак не терзал души моей!

XXXIV.

Мне памятно другое время!В заветных иногда мечтахДержу я счастливое стремя…И ножку чувствую в руках;Опять кипит воображенье,Опять ее прикосновеньеЗажгло в увядшем сердце кровь,Опять тоска, опять любовь!..Но полно прославлять надменныхБолтливой лирою своей;Они не стоят ни страстей,Ни песен, ими вдохновенных:Слова и взор волшебниц сихОбманчивы… как ножки их.

XXXV.

Что ж мой Онегин? ПолусонныйВ постелю с бала едет он:А Петербург неугомонныйУж барабаном пробужден.Встает купец, идет разносчик,На биржу тянется извозчик,С кувшином охтенка спешит,Под ней снег утренний хрустит.Проснулся утра шум приятный.Открыты ставни; трубный дымСтолбом восходит голубым,И хлебник, немец аккуратный,В бумажном колпаке, не разУж отворял свой васисдас[21].

XXXVI.

Но, шумом бала утомленный,И утро в полночь обратя,Спокойно спит в тени блаженнойЗабав и роскоши дитя.Проснется за полдень, и сноваДо утра жизнь его готова,Однообразна и пестра,И завтра то же, что вчера.Но был ли счастлив мой Евгений,Свободный, в цвете лучших лет,Среди блистательных побед,Среди вседневных наслаждений?Вотще ли был он средь пировНеосторожен и здоров?

XXXVII.

Нет: рано чувства в нем остыли;Ему наскучил света шум;Красавицы не долго былиПредмет его привычных дум;Измены утомить успели;Друзья и дружба надоели,Затем, что не всегда же могBeef-steaks и страсбургский пирогШампанской обливать бутылкойИ сыпать острые слова,Когда болела голова;И хоть он был повеса пылкой,Но разлюбил он наконецИ брань, и саблю, и свинец.

XXXVIII.

Недуг, которого причинуДавно бы отыскать пора,Подобный английскому сплину,Короче: русская хандраИм овладела понемногу;Он застрелиться, слава Богу,Попробовать не захотел,Но к жизни вовсе охладел.Как Child-Harold, угрюмый, томныйВ гостиных появлялся он;Ни сплетни света, ни бостон[22],Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,Ничто не трогало его,Не замечал он ничего.

XXXIX. XL. XLI.[23]

………………………………………………………………………………………………………………

XLII.

Причудницы большого света!Всех прежде вас оставил он;И правда то, что в наши летаДовольно скучен высший тон;Хоть, может быть, иная дамаТолкует Сея и Бентама,Но вообще их разговорНесносный, хоть невинный вздор;К тому ж они так непорочны,Так величавы, так умны,Так благочестия полны,Так осмотрительны, так точны,Так неприступны для мужчин,Что вид их уж рождает сплин[24].

XLIII.

И вы, красотки молодые,Которых позднею поройУносят дрожки удалыеПо петербургской мостовой,И вас покинул мой Евгений.Отступник бурных наслаждений,Онегин дома заперся,Зевая, за перо взялся,Хотел писать — но труд упорныйЕму был тошен; ничегоНе вышло из пера его,И не попал он в цех задорныйЛюдей, о коих не сужу,Затем, что к ним принадлежу.

XLIV.

И снова, преданный безделью,Томясь душевной пустотой,Уселся он — с похвальной цельюСебе присвоить ум чужой;Отрядом книг уставил полку,Читал, читал, а всё без толку:Там скука, там обман иль бред;В том совести, в том смысла нет;На всех различные вериги;И устарела старина,И старым бредит новизна.Как женщин, он оставил книги,И полку, с пыльной их семьей,Задернул траурной тафтой.

XLV.

Условий света свергнув бремя,Как он, отстав от суеты,С ним подружился я в то время.Мне нравились его черты,Мечтам невольная преданность,Неподражательная странностьИ резкий, охлажденный ум.Я был озлоблен, он угрюм;Страстей игру мы знали оба;Томила жизнь обоих нас;В обоих сердца жар угас;Обоих ожидала злобаСлепой Фортуны и людейНа самом утре наших дней.

XLVI.

Кто жил и мыслил, тот не можетВ душе не презирать людей;Кто чувствовал, того тревожитПризрак невозвратимых дней:Тому уж нет очарований,Того змия воспоминаний,Того раскаянье грызет.Всё это часто придаетБольшую прелесть разговору.Сперва Онегина языкМеня смущал; но я привыкК его язвительному спору,И к шутке, с желчью пополам,И злости мрачных эпиграмм.

XLVII.

Как часто летнею порою,Когда прозрачно и светлоНочное небо над Невою[25]И вод веселое стеклоНе отражает лик Дианы,Воспомня прежних лет романы,Воспомня прежнюю любовь,Чувствительны, беспечны вновь,Дыханьем ночи благосклоннойБезмолвно упивались мы!Как в лес зеленый из тюрьмыПеренесен колодник сонный,Так уносились мы мечтойК началу жизни молодой.

XLVIII.

С душою, полной сожалений,И опершися на гранит,Стоял задумчиво Евгений,Как описал себя пиит[26].Всё было тихо; лишь ночныеПерекликались часовые;Да дрожек отдаленный стукС Мильонной[27] раздавался вдруг;Лишь лодка, веслами махая,Плыла по дремлющей реке:И нас пленяли вдалекеРожок и песня удалая…Но слаще, средь ночных забав,Напев Торкватовых октав![28]

XLIX.