Вера Полозкова - Непоэмание Страница 3

В банк? Проценты с него?

Чтобы я – да тетрадь вела?..

Отче, я ничего,

Ничего не потратила.

9 апреля 2005 года.

"Первой истошной паникой по утрам..."

Пройду, любовищу мою волоча.

В какой ночи,

бредовой,

недужной,

Какими Голиафами я зачат -

Такой большой

И такой ненужный?

В. Маяковский, 1916.

Первой истошной паникой по утрам –

Как себя вынести,

Выместить, вымести;

Гениям чувство кем-то-любимости –

Даже вот Богом при входе в храм –

Дорого: смерть за грамм.

Впрочем, любая доза для нас горька

Ломками острыми;

Странное чувство рожденных монстрами:

Если не душит собственная строка –

Изредка доживаем до сорока.

Загнанно дышим; из пузырька драже

Сыплем в ладонь, от ужаса обессилев.

Лучший поэт из нынешних – Саш Васильев,

И тому тридцать шесть уже.

Впрочем, мы знаем каждый про свой черед –

Кому из верности

Нас через дверь нести;

Общее чувство несоразмерности –

Даже с Богом, который врет –

Ад, данный наперед:

Мощь-то близкого не спасла б

Тенью хоть стань его.

Нету смертельнее чувства титаньего,

Тяжелей исполинских лап –

Хоть ты раним и слаб.

Масть Кинг-Конгова; дыбом шерсть.

Что нам до Оскара,

Мы – счет веков с кого;

До Владимира Маяковского

Мне – всего сантиметров шесть.

Царь? Так живи один, не калечь ребят.

Негде? Так ты прописан-то сразу в Вечность.

Вот удивится тот, кто отправит в печь нас:

Памятники! Смеются! И не горят!..

Ночь с 18 на 19 апреля 2005 года.

БЛАГОВЕСТ

В этой мгле ничего кромешного нет –

Лишь подлей в нее молока.

В чашке неба Господь размешивает

Капучинные облака.

В этом мае у женщин вечером

Поиск: чье ж это я ребро?

Я питаюсь копченым чечилом.

Сыр – и белое серебро.

Этот город асфальтом влагу ест

Будто кожей. А впереди

Тетя встала послушать благовест,

Что грохочет в моей груди.

Ночь с 14 на 15 мая 2005 года.

"Лето в городе, пыль столбом..."

Лето в городе, пыль столбом.

Надо денег бы и грозу бы.

Дни – как атомные грибы:

Сил, накопленных для борьбы,

Хватит, чтобы почистить зубы,

В стену ванной уткнувшись лбом.

Порастеряны прыть и стать.

Пахнет зноем и свежим дёрном,

Как за Крымским за перешейком.

Мозг бессонницу тянет шейком –

И о бритве как о снотворном

Начинаешь почти мечтать.

Как ты думаешь, не пора ль?

Столько мучились, столько врали.

Память вспухла уже, как вата –

Или, может быть, рановато?

Ты, наверное, ждешь морали.

Но какая уж тут мораль.

29 мая 2005 года.

"Что-то клинит в одной из схем..."

Что-то клинит в одной из схем.

Происходит программный сбой.

И не хочется жить ни с кем,

И в особенности с собой.

Просто срезать у пяток тень.

Притяжение превозмочь.

После - будет все время день.

Или лучше все время ночь.

***

Больно и связкам, и челюстным суставам:

- Не приходи ко мне со своим уставом,

Не приноси продуктов, проблем и денег –

Да, мама, я, наверное, неврастеник,

Эгоцентрист и злая лесная нежить –

Только не надо холить меня и нежить,

Плакать и благодарности ждать годами –

Быть искрящими проводами,

В руки врезавшимися туго.

Мы хорошие, да – но мы

Детонируем друг от друга

Как две Черные Фатимы.

- Я пойду тогда. – Ну пока что ль.

И в подъезде через момент

Ее каторжный грянет кашель

Как единственный аргумент.

***

О, швыряемся так неловко мы –

- Заработаю я! Найду! –

Всеми жалкими сторублевками,

Что одолжены на еду,

Всеми крошечными заначками,

Что со вздохом отдал сосед –

Потому что зачем иначе мы

Вообще рождены на свет,

Потому что мы золоченая,

Но трущобная молодежь.

Потому что мы все ученые

И большие поэты сплошь.

Пропадешь,

Коли попадешь в нее –

Ведь она у нас еще та –

Наша вечная, безнадежная,

Неизбывная нищета.

***

Уж лучше думать, что ты злодей,

Чем знать, что ты заурядней пня.

Я перестала любить людей, -

И люди стали любить меня.

Вот странно – в драной ходи джинсе

И рявкай в трубку, как на котят –

И о тебе сразу вспомнят все,

И тут же все тебя захотят.

Ты независим и горд, как слон –

Пройдет по телу приятный зуд.

Гиены верят, что ты силен –

А после горло перегрызут.

***

Я совсем не давлю на жалость –

Само нажалось.

Половодьем накрыло веки, не удержалось.

Я большая-большая куча своих пожалуйст –

Подожгу их и маяком освещу пути.

Так уютнее – будто с козырем в рукаве.

С тополиной опухолью в листве;

- Я остаюсь летовать в Москве.

- Значит, лети.

Лети.

17 июня 2005 года

СЛИВЫ

Ты умело сбиваешь спесь –

Но я справлюсь, куда деваться;

Ночью хочется напиваться,

Утром хочется быть не здесь.

Свален в кучу и гнил на треть,

Мир подобен бесхозным сливам;

Чтобы сделать Тебя счастливым,

Нужно вовремя умереть.

Оступиться, шагая по

Нерву – hey, am I really gonna

Die? – не освобождать вагона,

Когда поезд пойдет в депо.

В землю падаль педалью вжать,

Чтоб не радовалась гиенья

Свора пакостная; гниенья

Коллективного избежать.

И другим, кто упруг и свеж,

Объяснить все как можно четче;

Я уже поспеваю, Отче.

Забери меня в рай и съешь.

Ночь с 25 на 26 июня 2005 года.

МАЛЕНЬКИЙ РОК-Н-РОЛЛ

P.S.

И не то чтоб прямо играла кровь

Или в пальцах затвердевал свинец,

Но она дугой выгибает бровь

И смеется, как сорванец.

Да еще умна, как Гертруда Стайн,

И поется джазом, как этот стих.

Но у нас не будет с ней общих тайн –

Мы останемся при своих.

Я устану пить и возьмусь за ум,

Университет и карьерный рост,

И мой голос в трубке, зевая к двум,

Будет с нею игрив и прост.

Ведь прозрачен взор ее как коньяк

И приветлив, словно гранатомет –

Так что если что-то пойдет не так,

То она, боюсь, не поймет.

Да, ее черты выражают блюз

Или босса-нову, когда пьяна;

Если я случайно в нее влюблюсь –

Это будет моя вина.

Я боюсь совсем не успеть того,

Что имеет вес и оставит след,

А она прожектором ПВО

Излучает упрямый свет.

Этот свет никак не дает уснуть,

Не дает себя оправдать ни в чем,

Но зато он целится прямо в суть

Кареглазым своим лучом.

Ночь 28-29 июня 2005 года.

DISK WORLD

Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт

Верно подметил; в трещинах и пиратский.

Каждую ночь приходится упираться

В то, что вино не лечит, а мама плачет,

Секс ничего не значит, а босс тупит;

И под конец мыслительных операций

Думать: за что же, братцы? –

И жать repeat.

Утро по швам, как куртку, распорет веки,

Сунет под воду, чтобы ты был свежее;

Мы производим строки, совсем как греки,

Но в двадцать первом треке – у самых шей

Время клубится, жарким песком рыжея,

Плюс ко всему, никто не видал Диджея

И неизвестно, есть ли вообще Диджей.

И мы мстительны, как Монтекки,

И смеемся почти садистски –

А ведь где-то другие деки.

И стоят в них другие диски.

Там ладони зеркально гладки –

Все живут только настоящим,

Там любовь продают в палатке

По четыре копейки ящик;

Солнце прячет живот под полог

Океана – и всходит снова;

Пляж безлюден, и вечер долог,

Льется тихая босса-нова,

И прибой обнимает ноги,

Как веселый щенок цунами,

И под легкими нет тревоги,

И никто не следит за нами;

Просто пена щекочет пятки

И играют в бильярд словами,

В такт покачивают мулатки

Облакастыми головами;

Эта музыка не калечит,

Болевой вызывая шок –

Она легче –

Её на плечи

И несешь за собой, как шелк.

Мы же бежим, белки закатив, как белки,

Кутаемся в родной пессимизм и косность;

Воздух без пыли, копоти и побелки

Бьет под ребро как финка и жжет нутро.

…Новое утро смотрит на нас, раскосых,

Солнечной пятерней тонет в наших космах

И из дверей роняет в открытый космос,