Адам Мицкевич - Стихотворения и поэмы Страница 3

Тот факт, что ссылка не ослабила творческой энергии Мицкевича, что талант его засверкал новыми гранями, окреп и возмужал, дал себя знать прежде всего в области интимной лирики. Внутренний мир лирического героя, богатство его натуры, сила развивающегося чувства передавались автором одесских стихов и любовных сонетов во множестве фаз и оттенков, в смене психологических состояний, в показе искренних движений души. Область условно-манерного была сведена к минимуму (можно отнести к ней, пожалуй, лишь несколько идеализированный образ возлюбленной в отдельных стихах и некоторый налет светского "изящества", трактуемого при этом иронически). Нередки зато в этих стихотворениях случаи, когда в лирический мир в изобилии вторгаются реалии окружающей среды, приметы житейской обыденности, иронически воспринимаемой поэтом-романтиком. Неповторимая жизнерадостность и изящество одесских стихотворений находят выражение и в их отточенно-завершенной форме, в пластичности образов и редкой музыкальности (характерно, что многое из этого цикла – даже в переводах – было использовано в русском романсе).

В конце 1825 года Мицкевичу удается получить назначение в Москву. Здесь, а затем в Петербурге, куда переехал поэт под конец ссылки, укрепляются его связи с русскими литераторами. Здесь происходит его знакомство с Пушкиным – и отношения двух поэтов характеризуются взаимным дружеским уважением. Он участвует в литературных собраниях, выступает с импровизациями (их отзвук мы находим в известном пушкинском стихотворении "Он между нами жил…").

В русских столицах Мицкевич публикует новые книги: "Сонеты" (1826), отпечатанные в типографии Московского университета, поэму "Конрад Валленрод" (1828), весьма содействовавшую росту революционных настроений в Польше накануне восстания. 1830 года и с огромным интересом принятую в России (вступление к ней перевел Пушкин), двухтомник "Поэзии" (1829), включивший в себя и ряд новых вещей. О впечатлении, которое произвели на русскую читающую публику "Сонеты", Мицкевич сам рассказывал в письме к одному из своих друзей: "Почти во всех альманахах (альманахов здесь выходит множество) фигурируют мои сонеты: они имеются уже в нескольких переводах… Я уже видел русские сонеты в духе моих". Особую популярность приобрел цикл "Крымских сонетов".

Увлечение Востоком было характерно для романтизма, открывавшего и подчеркивавшего множественность цивилизаций и жизненных укладов, искавшего поэтический контраст окружающей действительности и за пределами Европы. Ориентализм этот зачастую был книжным, основанным на знакомстве с произведениями поэзии восточных народов. В русской поэзии благодаря соприкосновению с мусульманскими народами, жившими в Российской империи, был ориентализм "живой", "реальный". В "Крымских сонетах" читателю был представлен подлинный, воочию увиденный Крым, реальный "Восток в миниатюре" – это относится прежде всего к пейзажным описаниям. И вместе с тем сказался ориентализм литературный – в стиле, в образной ткани. (Белинский писал: "Мицкевич, один из величайших мировых поэтов, хорошо понимал это великолепие и гиперболизм описаний и потому в своих "Крымских сонетах" очень благоразумно прикидывался правоверным мусульманином…")

Можно полагать, что в обстановке подавленности, характерной для периода после 14 декабря, появление "Крымских сонетов" с их звучанием "вольным и широким" (если повторить слова Герцена о поэзии Пушкина) пришлось как раз вовремя. Великолепные своей стихотворной формой, яркостью и пышностью красок описания роскошной природы юга скреплялись в них единым лирическим настроением, образом героя-"пилигрима", который, не сгибаясь под ударами судьбы, мужественно перенося разлуку с отчизной и близкими, призывает бурю, лицом к лицу встречает неистовство стихий, чья ярость созвучна настроению его мятежной души. Тоска по родине проходит через все сонеты цикла – и Пушкин (в своем шедевре "Суровый Дант не презирал сонета…" назвавший "певца Литвы" водном ряду с крупнейшими мастерами этой стихотворной формы) очень точно определил доминирующее в "Крымских сонетах" настроение, сказав о Мицкевиче в Крыму: "Свою Литву воспоминал". В облике героя сонетов неизменно берет верх жажда активного вмешательства в жизнь, упоения борьбой, и она противопоставляется настроению пассивного созерцания, мысли о смирении и ничтожестве человека перед лицом величественной природы и памятников прошлых веков.

В лирике Мицкевича 1825 – 1829 годов дает себя, по-видимому, знать убеждение в необходимости установить определенные границы романтической фантазии и экзальтации, в необходимости более тесного сближения с жизненной реальностью. Романтический порыв в его творчестве отнюдь не исчезает: об этом свидетельствует хотя бы опубликованный в "Поэзии" 1829 года "Фарис" гимн мужественному дерзанию, самоутверждению личности, преодолевающей многочисленные препятствия в стремлении к намеченной цели. Но появляются и стихотворения с большим количеством примет действительности, нежели в ранней лирике. В прославленных балладах "Три Будрыса" ("Будрыс и его сыновья") и "Дозор" ("Воевода") Мицкевич уже не прибегает, например, как ранее, к щедрой фантастике, а берет от фольклора другое – жизнерадостный дух, юмор, социальную позицию. По-видимому, не случайно именно эти баллады привлекли внимание Пушкина и были им переведены.

Новый поворот в творчестве Мицкевича происходит после трагического потрясения, вызванного восстанием 1830 – 1831 годов и его неудачей. Весть о восстании застает поэта в Италии (в 1829 г. он получил разрешение выехать из России), через некоторое время он едет к границе Королевства Польского, но к повстанцам не успевает присоединиться. Борьбу за свободу своего народа он ведет прежде всего пером. Ответом на восстание, призывом продолжать бой с деспотизмом были, конечно, прежде всего крупные произведения поэта – III часть "Дзядов" (1832), с ее богоборческими мотивами, изображением мужества и мученичества молодых патриотов, гневным обличением царского произвола, "Книги польского народа и польского пилигримства" (1832) и бессмертная эпопея "Пан Тадеуш" (1834), полная тоскующей любви к родине, с проникновенной и грустной правдивостью рисующая ее природу и облик ее сынов. Но и в стихотворениях 30 – 40-х годов звучат новые мотивы, и в них Мицкевич становится певцом героизма и обличителем насилия, пророком и вождем. Лирика последнего периода поэтической деятельности Мицкевича носит по преимуществу трагический характер. Трагические ноты мы находим уже в стихотворении "К матери-польке", написанном еще до восстания, стихотворении, где нет веры в близкую победу, а удел поколения определяется как цепь непрерывного мученичества. Но ни на миг не приходит к Мицкевичу сомнение в смысле приносимых народом жертв: описывая в повстанческих балладах героизм патриотов, он в лучшей из них, "Редут Ордона" (1832), говорит и об обреченности тирании. Не впадает Мицкевич и в националистическое ослепление: в эпическом цикле ("Отрывок"), приложенном к драматическим сценам III части "Дзядов" (этот цикл заинтересовал Пушкина, который Отвечал на него в "Медном всаднике"), изображалась Россия. Польский поэт не только обличал в нем самодержавие, но и отдал дань уважения лучшим людям нашей страны: пророками русского народа назвал декабристов в "Русским друзьям", запечатлел встречи с Пушкиным в "Памятнике Петру Великому".

Все чаще звучат в поздней лирике Мицкевича (после восстания он навсегда остается в эмиграции и почти все эти годы живет в Париже) печальные мотивы страннической тоски, жалобы на одиночество и разлуку с родиной. Сказываются на его творчестве и религиозно-мистические искания, увлекшие поэта уже в начале 30-х годов и целиком поглотившие с 1841 года, после встречи с Анджеем Товянским, основавшим мистическую секту. В лирике эти искания дают ряд очень интересных и своеобразных стихотворений, замечательных напряженностью и смятенностью мировоззренческого поиска, чаянием духовной опоры. Но доктрина "польского мессианизма", к которой приходит Мицкевич, видя в ней для себя и соотечественников возможность обрести надежду, поверить в грядущее воскресение народа, формулируется наряду с III частью "Дзядов" и "Книгами польского народа и польского пилигримства" – прежде всего в лекциях о славянских литературах (Мицкевич их читает в 1840 – 1844 гг.в Париже), в публицистике, речах и наставлениях единомышленникам. Вообще после выхода "Пана Тадеуша" Мицкевич к художественному творчеству обращается все реже и реже. Талант его отнюдь не слабеет: об этом свидетельствуют хотя бы лирические миниатюры, созданные в 1839 – 1840 годах в Лозанне (где поэт был тогда профессором римской литературы) и замечательные светлою грустью, классической прозрачностью, мужественным приятием жизненной доли и глубиной поэтической рефлексии. Но все меньше сил оставляют для поэзии и увлечение мистицизмом, и личные обстоятельства, заботы о многочисленной семье. К тому же Мицкевич приходит к убеждению, что важнее всего дело, деятельность практическая, что она есть истинная поэзия. Он вписывает яркие страницы в историю польской демократии: как организатор польского легиона, сражавшегося в 1848 году за свободу Италии, как редактор и публицист газеты "Трибуна народов" в 1849 году. И смерть застала Мицкевича (это произошло 26 ноября 1855 г.) в Константинополе, куда в период Восточной войны он едет с целью изыскать возможности содействия польскому делу.