Яков Вохменцев - Поэты Урала Страница 3

Белла Дижур

ГОЛОС МАТЕРИ

Слово, сказанное от души,Правдой неподкупною согрето.Это слово через рубежиПролетает с быстротою света.Вот и я свой голос подаю,Материнский, смелый и правдивый…Вспомним тех, кто умирал в бою,Чтобы наши дети были живы,Чтоб на всей земле цвести садам,Чтоб расти республике Китайской,Чтоб свободный трудовой ВьетнамС нами шел на праздник первомайский.Женщина! Сынов далеких мать!Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,Но нигде не смеешь ты молчать!Нас одни заботы породнили.Женщина! Ровесница моя!Мне тебя, быть может, век не встретить.Но сложилось так, что ты и я —Мы теперь за всех детей в ответе.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Что прошло? Мгновение одноИли три неповторимых года.Как это чудесно и смешно:Колется небритый подбородок.

Я еще привыкнуть не могуК голосу, к движениям, к походке…В памяти еще я берегуНежные ребяческие нотки.

Чуть робею, если мы вдвоем,Будто ты чужой немножко маме,И нестройно песни мы поемС давними привычными словами.

Новые повадки и чертыЗаслонили прежний облик сына…Это ты. Но это и не ты,В офицерском кителе мужчина.

Владислав Занадворов

ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК

Над моей кроватьюВсе годы висит неизменноПобуревший на солнце,Потертый походный рюкзак.В нем хранятся консервы,Одежды запасная смена,В боковом отделенье —Завернутый в кальку табак.Может, завтрашней ночьюПрибудет приказ управленьяИ, с тобой не простившись,Рюкзак я поспешно сниму…От ночлега к ночлегу —Лишь только дорога оленья,Да в мерцании сполоховБерег, бегущий во тьму.Мы изведали в жизниТак много бессрочных прощаний,Что умеем разлукуС улыбкой спокойной встречать,Но ни разу тебеНе писал я своих завещанийДа, по совести, что яИ мог бы тебе завещать?Разве только, чтоб рукописьБережно спрятала в ящикИ прикрыла газетойНеоконченный лист чертежа,Да, меня вспоминая,Склонилась над мальчиком спящим,И отцом бы, и матерьюСразу для сына служа.Но я знаю тебя —Ты и рукопись бережно спрячешь,От людей постороннихПрикроешь ревниво чертежИ, письма дожидаясь,Украдкой над сыном поплачешь,Раз по десять, босая,Ты за ночь к нему подойдешь.В беспрерывных походахНам легче шагать под метелью,Коль на горных вершинахОгни путевые видны.А рюкзак для тогоИ висит у меня над постелью,Чтобы сын в свое времяЗабрал бы его со стены.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Лишь губами одними                           бессвязно, все снова и сноваЯ хотел бы твердить,                            как ты мне дорога…

Но по правому флангу,                            по славным бойцам КузнецоваУраганный огонь                     открывают орудья врага.

Но враги просчитались:                         не наши — фашистские костиПод косыми дождями                          сгниют на ветру без следа,

И леса зашумят                      на обугленном черном погосте,И на пепле развалин                            поднимутся вновь города.

Мы четвертые сутки в бою,                                    нам грозит окруженье:Танки в тыл просочились,                                   и фланг у реки оголен…

Но тебе я признаюсь,                            что принято мною решенье,И назад не попятится                           вверенный мне батальон…

Ты прости, что письмо,                         торопясь, отрываясь, небрежноЯ пишу, как мальчишка — дневник                                   и как штурман — журнал…

Вот опять начинается…                          слышишь, — во мраке кромешномС третьей скоростью мчится                              огнем начиненный металл?

Но со связкой гранат,                      с подожженной бутылкой бензинаИз окопов бойцы                      выползают навстречу ему…Это смерть пробегает                           по корпусу пламенем синим,Как чудовища, рушатся                           танки в огне и дыму…Пятый раз в этот день                          начинают они наступленье,

Пятый раз в этот день                           поднимаю бойцов я в штыки,Пятый раз в этот день                      лишь порывом одним вдохновеньяМы бросаем врага                        на исходный рубеж у реки!

В беспрестанных сраженьях                                     ребята мои повзрослели.Стали строже и суше                           скуластые лица бойцов……Вот сейчас предо мной                                 на помятой кровавой шинелиНепривычно спокойный                            лежит лейтенант Кузнецов.

Он останется в памяти —                            юным, веселым, бесстрашным,Что любил по-старинке                            врага принимать на картечь.Нам сейчас не до слез, —                             над убитым товарищем нашим?Начинают орудья                     надгробную гневную речь.

Но вот смолкло одно,                           и второе уже замолчало,С тылом прервана связь,                           а снаряды подходят к концу…Но мы зря не погибнем —                           сполна мы сочтемся сначала,Мы откроем дорогу                           гранате, штыку и свинцу!..

Что за огненный шквал!                               Все сметает.                                             Я ранен вторично…Сколько времени прожито, —                                 сутки, минута ли, час?Но и левой рукой                      я наганом владею отлично,Но попрежнему зорок                          мой кровью залившийся глаз…

Снова лезут, как черти!                         Но им не пройти, не пробиться…Это вместе с живыми                           стучатся убитых сердца,Это значит, что детям                           вовек не придется стыдиться,Не придется вовек                     и украдкой краснеть за отца!..

Я теряю сознанье…                     Прощай! Все кончается просто…Но ты слышишь, родная,                          как дрогнула разом гора?Это голос орудий                     и танков железная поступь,Это наша победа                     кричит громовое «ура!»

Леонид Куликов

ЗЕРНА МИРА

Позади — семь дней сраженья,Впереди — прорыв кольца.Горький ветер отступленьяЖег солдатские сердца.А пшеница налитаяК ним тянулась с полосы,Словно плакала, роняяКапли утренней росы.И, окинув взглядом синимШирь некошенных хлебов,Запыленный пехотинецМолча вышел из рядов.Он нарвал пучек отборныхКолосков — и снова в строй.Что он видел в этих зернах,Для чего унес с собой?Он держал их на ладониПо привычке мирных лет.— Славный сорт, у нас в районеВот таких, пожалуй, нет.Я судьбы своей не знаю,Но уж если суждено,Испытаю на АлтаеЯ смоленское зерно. —С той поры зимой и летомОн берег от всех невзгодВместе с новым партбилетомСвой заветный обмолот.Он прошел в боях упорныхЧуть не пол-Европы, ноСохранял сухим, как порох,Драгоценное зерно.Только раз не без причиныПрикоснулся к узелку:Этих зерен половинуОтдал чеху-бедняку.Ой, смоленская пшеница,Где ты только не была,Прежде чем сквозь все границыДо Алтайских гор дошла!Милый край весенним громомВстретил бывшего бойца,Фронтовик стал агрономом,Пыль походов смыл с лица.И достал из чемоданаЗерна мира — свой семфонд.Ради них он принял раны,Ради мира вынес фронт.И теперь в полях АлтаяТа пшеница прижиласьИ стоит, не полегая,Грузным колосом гордясь.

Николай Кутов