Ольга Берггольц - Стихи Страница 3

безрадостно-мудрой, не смеющей радоваться и рыдать... 1949 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

* * * Ничто не вернется.

Всему предназначены сроки. Потянутся дни,

в темноту и тоску обрываясь, как тянутся эти угрюмые, тяжкие строки, которые я от тебя почему-то скрываю.

Но ты не пугайся. Я договор наш не нарушу. Не будет ни слез, ни вопросов,

ни даже упрека. Я только покрепче замкну

опустевшую душу, получше пойму, что теперь

навсегда одинока.

Она беспощадней всего,

недоверья отрава. Но ты не пугайся,

ведь ты же спокоен и честен? Узнаешь печали и радости собственной славы, совсем не похожей на славу отверженных песен.

Я даже не буду

из дому теперь отлучаться, шататься по городу

в поисках света людского. Я всё потеряла

к чему же за малость цепляться. Мне не во что верить,

а веры - не выдумать снова. Мы дачу наймем и украсим

как следует дачу плетеною мебелью,

легкой узорчатой тканью. О нет, ты не бойся.

Я так, как тогда, не заплачу, Уже невозможно - уже совершилось прощанье..

Всё будет прекрасно,

поверь мне, всё будет прекрасно, на радость друзьям и на зависть

семействам соседним. И ты никогда не узнаешь,

что это - мертво и напрасно... Таков мой подарок тебе - за измену

последний! 1949 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

* * * Сегодня вновь растрачено души на сотни лет,

на тьмы и тьмы ничтожеств... Хотя бы часть ее в ночной тиши, как пепел в горсть, собрать в стихи...

И что же? Уже не вспомнить и не повторить высоких дум, стремительных и чистых, которыми посмела одарить лжецов неверующих и речистых. И щедрой доброте не просиять, не озарить души потайным светом; я умудрилась всю ее отдать жестоким, не нуждающимся в этом.

Всё роздано: влачащимся - полет, трусливым и безгласным - дерзновенье, и тем, кто всех глумливей осмеет,глубинный жемчуг сердца - умиленье. Как нищенка, перед столом стою. Как мать, дитя родившая до срока. А завтра вновь иду и отдаю всё, что осталось, не приняв урока. А может быть - мечты заветней нет,вдруг чье-то сердце просто и открыто такую искру высечет в ответ, что будут все утраты позабыты? 1949 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

* * * Какая темная зима, какие долгие метели! Проглянет солнце еле-еле и снова ночь, и снова тьма...

Какая в сердце немота, ни звука в нем, ни стона даже... Услышит смерть - и то не скажет. И кто б ответил? Пустота... О нет, не та зима, не та...

И даже нежности твоей возврат нежданный и летучий, зачем он мне? Как эти тучи: под ними жизнь еще темней, а мне уже не стать певучей.

Но разве же не я сама себе предсказывала это, что вот придет совсем без света, совсем без радости зима?.. 1949 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

К ПЕСНЕ Очнись, как хочешь, но очнись во мне в холодной, онемевшей глубине.

Я не мечтаю - вымолить слова. Но дай мне знак, что ты еще жива.

Я не прошу надолго - хоть на миг. Хотя б не стих, а только вздох и крик.

Хотя бы шепот только или стон. Хотя б цепей твоих негромкий звон. 1951 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

ОТРЫВОК Достигшей немого отчаянья, давно не молящейся богу, иконку "Благое Молчание" мне мать подарила в дорогу.

И ангел Благого Молчания ревниво меня охранял. Он дважды меня не нечаянно с пути повернул. Он знал...

Он знал, никакими созвучьями увиденного не передать. Молчание душу измучит мне, и лжи заржавеет печать... 1952 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

ОБЕЩАНИЕ ...Я недругов смертью своей не утешу, чтоб в лживых слезах захлебнуться могли. Не вбит еще крюк, на котором повешусь. Не скован. Не вырыт рудой из земли. Я встану над жизнью бездонной своею, над страхом ее, над железной тоскою... Я знаю о многом. Я помню. Я с м е ю. Я тоже чего-нибудь страшного стою... 1952 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

[ТРИПТИХ 1949 ГОДА]

1

Я не люблю за мной идущих следом

по площадям

и улицам.

Мой путь

мне кажется тогда

стремится к бедам: Скорей дойти до дома

как-нибудь. Они в затылок дышат горячо...

Сейчас положат руку

на плечо! Я оглянусь: чужими

притворятся,

прохожими... Но нас не обмануть: к беде

к БЕДЕ

стремглав

идет мой путь. О, только бы: скорей. Домой.

Укрыться.

Дойти и запереться

и вернуться. Во что угодно сразу

погрузиться:

в вино!

в заботы!

в бесполезный труд... Но вот уж много дней,

как даже дома меня не покидает страх

знакомый,

что по Следам

Идущие

придут.

2

Не будет дома

или будет дом и легче будет

иль еще печальней об этом годе расскажу потом, о том, как стало

ничего не жаль мне. Не жаль стареть. Не жаль тебя терять. Зачем мне красота, любовь

и дом уютный,затем, чтобы молчать? Не-ет, не молчать, а лгать. Лгать и дрожать ежеминутно. Лгать и дрожать:

а вдруг - не так солгу? И сразу - унизительная кара. Нет. Больше не хочу и не могу. Сама погибну. Подло - ждать удара! Не женское занятье: пить вино,

по кабакам шататься в одиночку. Но я - пила.

Мне стало все равно: продлится ли позорная отсрочка.

Мне только слез твоих

последних жаль, в то воскресенье,

в темный день погони, когда разлуки каторжная даль

открылась мне ясней, чем на ладони... Как плакал ты!

Последний в мире свет

мне хлынул в душу

слез твоих сиянье! Молитвы нет такой

и песни нет, чтобы воспеть во мне

твое рыданье. Но... Даже их мне не дают воспеть... В проклятой немоте изнемогаю... И странно знать,

что вот придет другая, чтобы тебе с лица их утереть... Живу - тишком. Живу - едва дыша. Припоминая, вижу - повсеместно

следы свои оставила душа: то болью, то доверием, то песней... Их время и сомненье не сотрет, не облегчить их никаким побегом, их тут же обнаружит

и придет

и уведет меня

Идущий Следом...

Осень 1949

3

Я не люблю звонков по телефону, когда за ними разговора нет. "Кто говорит? Я слушаю!"

В ответ молчание и гул, подобный стону. Кто позвонил и испугался вдруг, кто замолчал за комнатной стеною? "Далекий мой,

желанный,

верный друг, не ты ли смолк? Нет, говори со мною! Одною скорбью мы разлучены, одной безмолвной скованы печалью, и все-таки средь этой тишины поговорим... Нельзя, чтоб мы молчали!"

А может быть, звонил мой давний враг? Хотел узн 1000 ать, я дома иль не дома? И вот, услышав голос мой знакомый, спокоен стал и отошел на шаг. Нет, я скрываться не хочу, не тщусь. Я всем открыта, точно домочадцам... Но так привыкла с домом я прощаться, что, уходя, забуду - не прощусь. Разлука никакая не страшна: я знаю - я со всеми, не одна... Но, господи, как одиноко вдруг, когда такой настигнут тишиною... Кто б ни был ты,

мой враг или мой друг,я слушаю! Заговори со мною! 1949 Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

ИЗ `ПИСЕМ С ДОРОГИ`

1

Темный вечер легчайшей метелью увит, волго-донская степь беспощадно бела... Вот когда я хочу говорить о любви, о бесстрашной, сжигающей душу дотла.

Я ее, как сейчас, никогда не звала.

Отыщи меня в этой февральской степи, в дебрях взрытой земли, между свай эстакады. Если трудно со мной - ничего, потерпи. Я сама-то себе временами не рада.

Что мне делать, скажи, если сердце мое обвивает, глубоко впиваясь, колючка, и дозорная вышка над нею встает, и о штык часового терзаются низкие тучи? Так упрямо смотрю я в заветную даль, так хочу разглядеть я далекое, милое

солнце... Кровь и соль на глазах!

Я смотрю на него сквозь большую печаль, сквозь колючую мглу,

сквозь судьбу волгодонца...

Я хочу, чтоб хоть миг постоял ты со мной у ночного костра - он огромный,

трескучий и жаркий, где строители греются тесной гурьбой и в огонь неподвижные смотрят овчарки. Нет, не дома, не возле ручного огня, только здесь я хочу говорить о любви. Если помнишь меня, если понял меня, если любишь меня - позови, позови! Ожидаю тебя так, как моря в степи ждет ему воздвигающий берега в ночь, когда окаянная вьюга свистит, и смерзаются губы, и душат снега; в ночь, когда костенеет от стужи земля,ни костры, ни железо ее не берут. Ненавидя ее, ни о чем не моля, как любовь, беспощадным становится труд. Здесь пройдет, озаряя пустыню, волна. Это всё про любовь. Это только она.

1952

2

О, как я от сердца тебя отрывала! Любовь свою - не было чище и лучше сперва волго-донским степям отдавала... Клочок за клочком повисал на колючках. Полынью, полынью горчайшею веет над шлюзами, над раскаленной землею... Нет запаха бедственнее и древнее, и только любовь, как конвойный, со мною. Нас жизнь разводила по разным дорогам. Ты умный, ты добрый, я верю доныне. Но ты этой жесткой земли не потрогал, и ты не вдыхал этот запах полыни. А я неустанно вбирала дыханьем тот запах полынный, то горе людское, и стало оно, безысходно простое, глубинным и горьким моим достояньем.