Владимир Маяковский - Пятый Интернационал Страница 3

Потушить антенны глаз. Настроить на 400 000 верст антенны слуха!

Сначала— молодое рвение —радостно принимал малейшее веянье.Ловлю перелеты букв-пуль.Складываю.Расшифровываю,волнуясь и дрожа.И вдруг:«Ллойд-Джордж зовет в Ливерпуль.На конференцию.Пажа́-пажа́!!»Следующая.Благой мат.Не радио,а Третьяков в своем «Рыде»:«Чего не едете?Эй, вы,дипломат!Послезавтра.Обязательно!В Мадриде!»

До чего мне этот старик осточертел!

Тысячное радио.Несколько слов:«Ллойд-Джордж.Болезнь.Надуло лоб.Отставка.Вызвал послов.Конференция!»Конотоп!

Черпнешь из другой воздушной волны.Во́лныдругой чепухой полны́.«БерлинуПариж:Гони монету!»«ПарижуБерлин:Монет нету!»«Берлину.У аппарата Фош.Платите! —а то зазвените».«Парижу.Что ж,заплатим,извините».И это в конце каждого месяца.От этогодаже Аполлон Бельведерский взбесится.А так какячеловек, а не мрамор,то этоменяизвело прямо.Я вам не в курзале под вечер летний,чтоб слушатьэтирадиосплетни.

Завинчусь.Не будет нового покамест —затянусь облаками-с.

Очень оригинальное ощущение. Головой провинтил облака и тучи. Земли не видно. Не видишь даже собственные плечи. Только небо. Только облака. Да в облаках моя головища.

Мореет тучами.Облаком за́стит.И яна этом самомна мо́регорой-головой плыву головастить —второй какой-то брат черноморий.

Эскадрыверблюдокорабледраконьи.Плывут.Иззолочены солнечным Крезом.И встретясь с фантазией ультра-Маркони,об лоб разбиваемы облакорезом.Громище.Закатитсяс тучипо скату,над ухомгрохотом расчересчурясь.Втыкаю в уши о́блака вату,стою в тишине, на молнии щурясь.И дальшелетитэта самая Лета;не злобствуя дни текут и не больствуя,а этодля человекабольшое удовольствие.

Стою спокойный. Без единой думы. Тысячесилием воли сдерживаю антенны. Не гудеть!

Лишь на извивах подсознательных,проселков окольней,полумысль о культуре проходящих поколений:раньшеаэрошуршали о го́лени,а теперьуже шуршат о колени.

Такднитекли и текли в покое.Дни дотекли.И однаждырасперегрянуло такое,что язатрясся антенной каждой.

Колонны ног,не колонны — стебли.Так эти самые ноги колеблет.

В небо,в эту облакову няньку,сквозь земнойнепрекращающийся зуд,все законы природы вывернув наизнанку,в небос земли разразили грозу.Уши —просто рушит.Радиосмерч.

«Париж…Согласно ВерсальскомуПуанкаре да Ллойд…»«Вена.Долой!»«Париж.Фош.Врешь, бош.Берегись, унтер…»«Berlin.Runter!»[1]«Вашингтон.Закрыть Европе кредит.Предлагаем должникам торопиться со взносом».«Москва.А ну!Иди!Сунься носом».

За радио радио в воздухе пляшет.Воздухв сплошноми грозобуквом ералаше.

Что это! Скорее! Скорее! Увидеть. Раскидываю тучи. Ладонь ко лбу. Глаза укрепил над самой землей. Вчера еще закандаленная границами, лежала здесь Россия одиноким красным оазисом. Пол-Европы горит сегодня. Прорывает огонь границы географии России. А с запада на приветствия огненных рук огнеплещет германский пожар. От красного тела России, от красного тела Германии огненными руками отделились колонны пролетариата. И у Данцига —

пальцами армий,пальцами танков,пальцами Фоккероводна другой руку жала.И под пальцамибыло чуть-чуть мо́кротам,где пилсудчина коридорами лежала.—

Влились. Сплошное огневище подо мной. Сжалось. Напряглось. Разорвалось звездой.

Надрывающиеся вопли:«Караул!Стой!»А эторазливается пятиконечной звездойв пять частей оторопевшего света.Вотодин звездозуб,острый,узкий,врезывается в край земли французской.Чернота старается.Потушить бы,поймать.А у самихв тылуразгорается кайма.Никогда эффектнее не видал ничего я!Кайму протягивает острие лучевое.Не поможет!Бросьте назад дуть.Красное и красное — слилось как ртуть.Сквозь Франциюдальше,безудержный,грозный,вгрызывается зубец краснозвездный.Ору, восторженный:— Не тщитесь!Нынереволюции не залить.Склонись перед нею! —А лучвзбирается на скат Апенниньий.А лучрассвечивается по Пиренею.Сметая норвежских границ следы,по северурвется красная буря.Здесьлуч второй прожигает льды,до полюса снега́ опурпуря.По́езда чищелился Сибирью третий лучище.Красный поток егоуже почти докатился до Токио.Четвертого лучища жарвонзил в юго-восток зубец свой длинный,и ужекакой-топоджаренный раджалучомс Гималаевсбит в долины.Будто проверяя— хорошо остра ли я, —в Австралию звезда.Загорелась Австралия.Правее — пятый.Атакует такой же.Играет красным у негров по коже.Прошел по Сахаре,по желтому клину,сияньедо южного полюса кинул.

Размахивая громадными руками, то зажигая, то туша глаза, сетью уха вылавливая каждое слово, я весь изработался в неодолимой воле — победить. Я облаками маскировал наши колонны. Маяками глаз указывал места легчайшего штурма. Путаю вражьи радио. Все ливни, все лавы, все молнии мира — охапкою собираю, обрушиваю на черные головы врагов. Мы победим. Мы не хотим, мы не можем не победить. Только Америка осталась. Перегибаюсь. Сею тревогу.

Дрожит Америка:революции демонвступает в Атлантическое лоно…Впрочем,сейчас это не моя тема,это уже описанов интереснейшей поэме «Сто пятьдесят миллионов».

Кто прочтет ее, узнает, как победили мы. Отсылаю интересующихся к этой истории. А сам

замер;смотрю,любуюсь,и явижу:вся земная масса,сплошь подмятая под краснозвездные острия,красная,сияет вторым Марсом.Видением лет пролетевших взволнован,уставвосторгаться в победном раже,яголовув небо заправил сноваи сновасталу веков на страже.Я видел революции,видел войны.Мнеи голодный надоел человек.Хоть раз бы увидеть,что вот,спокойный,живет человек меж веселий и нег.Радуюсь просторам,радуюсь тишине,радуюсь облачным нивам.Ротпростор разжиженный пьет.И толькоиногдавычесываю ленивов волоса запутавшеесязвездное репьё.Словностекловремя,—текло, не текло оно,не знаю, —вероятно, текло.И, наконец, через какое-то время —тучи в кло́чики,в клочочки-клочишки.Исчезло вседо последнегобледногооблачишка.

Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.

На всёмвокругни черного очень,ни красного,но и ни белого не было.Земшарсияньем сплошным раззолочен,и небонад шаромраззолотоне́бело.Где раньшерекаводищу гоняла,лила наводнения,буйна,гола́,—теперьгеометрия строгих каналовмрамору в русла спокойно легла.Где пыльвздымалась,ветрами ду́ема,Сахары охрились, жаром леня́, —рослииз земногоиз каждого дюйма,строения и зеленя́.Глаз —восторженный над феерией рей!Реальнейшаяподо мноювон она —жизнь,мечтаемая от дней Фурье,Роберта Оуэна и Сен-Симона.

Маяковский!Опять человеком будь!Силой мысли,нервов,жиля,как стоверстную подзорную трубу,тихо шеищу сложил.

Небылицей покажется кое-кому.А я,в середине XXI века,на Земле,среди Федерации Коммун —гражданин ЗЕФЕКА.

Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей части.