Эмили Дикинсон - Два Заката Страница 3

(441)

Приложение

ПОЭТИЧЕСКИЕ АФОРИЗМЫ ЭМИЛИ ДИКИНСОН

Однажды в маленьком книжном магазине в Беркли мне попалась интересная книжка.

В ней я нашла множество коротких стихотворений Эмили Дикинсон (в основном, двустиший), извлеченных из ее писем.

В письмах они обычно никак не выделены самой Эмили и далеко не всегда распознаются как стихи. Некоторые из них являются самостоятельными стихами, написанными ранее. Другие существуют только в письме.

Дикинсон – мистик, и каждый шаг ее «электрического мокасина» высекает эти искры.

Вот лишь немногие из них в моем переводе.

Время – коротко и тесно —Старое пальто.

Мы доказательств ждем тому,Что знаем искони.

Есть некий Пафос в мысли,Что весь Простор,Есть только Тень,Что Разум вдаль простер.

Богатство Марта – Вера,а Опыт – для других…

Ноябрь всегда казался мнеНорвегией в Году.

Нас с нашим ЗазеркальемНауке не понять.

Бессмертья Риски нас манятСильнее, чем Покой.

Разбившись, Сердце улетитНе дальше Вечности…

А Сердце полное молчит. —Кто знает почему?

Бессмертью нашему подарок —Бессмертие цветов.

Невероятность не смутит:В нее никто не верит.

Смерть как комар пищитВокруг моей Судьбы.

И Кана, и ГолгофаЕсть на любом пути.

Неведомое для УмаГлавнейшая нужда!

Как одиноко чем-то бытьВ отсутствие Души!

Играть Природе вечно безТоварища по играм.

Не старше мы с годами,Но с каждым днем новей!

Амхерста сердце просто,И вечно, и тепло.

Что этот Мир, как не Гнездо —И выпадаем все.

Мой труд – Преодоленье.Работодатель – Страх.

Вначале – быть Стихами.Потом – писать Стихи.

Биография – печальныйЗнак: Кого-то нет!

Я это я —Но есть влияния.

Подумала: смерть – близкий друг,А не далекий враг.

Умиранье – Буря, Ночь —И неторный Путь.

Благодарность – скромное БогатствоТех, кто не имеет ничего.

У Времени мгновенья естьИ – длинные места.

Холм поклоняется Морозу —Даже когда оттает.

Зима. В ее ТюрьмеЖемчужной помышляюО Лете и о СолнцеПочти как о чужих.

Успех Цветка бесшумен,А наш – докучный шум!

Что Откровенье? – Просто свет,Чтоб ты открыл глаза.

Не Роза – но цвету опять,Не Стриж – седлаю Ветер.

Здесь, у себя на ФермеЗарянок вывожу.Цветы приходят сами —Лишь успевай встречать.

Приобретеньям тест ПотерьНеобходим как хлеб.

Бывает, Пыль владеет нами —Но выпадет Роса.

Успех – есть пыль, а Цель —Сверкает, как роса!

Встретить Друга – это боль:Знаю, что к Разлуке!

Ночь – мой любимый День!Всех лучше – Тишина.

Все говорят: Разлука – смерть,А я еще жива.

В петлице – розовый Вьюнок,А Роза – никогда!

Нет, Розу больше не сорву:Уколет – и завянет…

Бутон – Прелюдия к чему-то,Что неизвестно нам.

Жизнь с непокрытой головойПод дерном здесь лежит.

Кто б против Солнца возражал,Когда бы не Закат?

Куда пойдут наши Сердца,Когда Земля пройдет?

Какой нам скажет эхолот,Как Сердце глубоко?

Тебя, теряя, узнавать —Чем не награда мне?

Пологий воздух не для Альп —Здесь – крутизна Свободы.

Айсберг – Морю не преграда,Лишь дорожный Знак.

Сколь ни построй Причалов,Все не приблизишь Море.

Сколько быстрых Рук под снегомТрудится весной!

Душа проходит через СмертьИ через Жизнь – одна.

Вся жизнь – стоянье у Дверей.Их Смерть сорвет с Петель.

Зачем нам Сумерки даритьТой, что ушла в Рассвет?

Память – странный Колокол —Будит – и хоронит.

Кто Вору подарил Улыбку —Тот что-то у него украл.

Снег не поранил птиц моих —Мне подморозил сердце.

Да, Жизнь – живая, но не вся,И Смерть не вся мертва.

Была бы бессловесной Птица,Когда б не – Слушатель.

Мне лучше думать о тебе,Когда погаснет день.

Малиновки и иволгиЛетают под рукой,Когда я Вам пишу.

Эмили Дикинсон: «Мое дело окружность»

(Послесловие переводчика)

Что сказать о ней? Она – загадка, и мы восхищаемся ею отчасти и потому, что никогда не разгадаем.

Имя поэта – тайна. Кто-то подметил притягательную странность этого сочетания: хрупкого «Эмили» с мужественным и непререкаемым «Дикинсон». Она – та самая Эмили, которая, прожив «крошечную микроскопическую жизнь» в уединении маленького американского городка, своего дома и сада, теперь ходит по всей земле как великая Дикинсон.

Были координаты во времени и пространстве:1830–1886, Амхерст, Массачусетс (адрес она не поменяла ни разу).

Есть автопортрет – она оставила его нам в одном из своих удивительных писем: «… я маленькая, как крапивник; волосы – каштан, глаза как вишни, оставленные гостем на дне стакана».

В этих скупых словах – и вся ее таинственная пламенная натура, и ее оставленность, одновременно трагичная и благодатная. Тот точнейший штрих, которым художник говорит все. Punctual – пунктуальный, точный – одно из любимых слов ее словаря.

Затворничество Эмили стало легендой еще при ее жизни. После амхерстской гимназии, она поступает в женскую семинарию в Маунт Холиок, но, проучившись там один год, возвращается домой к отцу. И все-таки «затвор» – это не про нее. Сузившись снова, ее пространство парадоксальным образом расширяется, а время сжимается так, что она совсем перестает замечать его.

Любовь приходила к ней дважды, и дважды жизнь «закрывалась», не дождавшись конца. Между тем на сцену, никем не замеченные, выходят ее стихи. К1858 году она уже переписывает их чернилами и собирает в маленькие пачки, перевязанные ниткой. В этот год ею написано пятьдесят два стихотворения. В1862 году, на который приходится пик ее творческой силы – триста пятьдесят шесть! Они, эти первые перевязанные ниткой листочки, и определят ее выбор. Едва удостоверившись, что они «живые и дышат», она без колебания очерчивает свой круг.

«Мое дело – окружность», – напишет она в письме. К этой загадочной фразе мы еще вернемся.

Затворницы нет – есть поэт. Для монашенки она была слишком влюбленной в этот мир. Кроме того, ее свободная натура не могла мириться с догмой. Радостно веря в Бога, она так и не сумеет стать прихожанкой. Проповеди ей скучны, в церковь не ходит, церковным правилам не подчиняется:

«Бог сидит здесь и смотрит мне в самую душу – правильные ли мысли меня посещают…» «Я абсолютно верю Богу и его обещаниям, и все же не знаю почему, чувствую, что мир занимает первейшее место в моих привязанностях».

Тихая гавань Эмили оказывается бурным морем. Ее любви, света, опасности, бездны, высоты хватило бы на многие и многие обделенные всем этим жизни. И если обыватель, впрочем, совершенно невинно, высказывает к ней жалость и сочувствие, то она, столь же невинно, спрашивает в одном из писем:

«Как большинство людей живет без мыслей? В мире много людей: Вы наверняка встречали их на улицах – как они живут? Откуда они берут силы одеваться по утрам?»