Василий Жуковский - Стихотворения и баллады Страница 3

В программном стихотворении «Теон и Эсхин» возвышенной личной морали нет преград, способных свернуть человека с избранного пути. Ничто не может заставить мудреца Теона уклониться с верной нравственной стези и унизить свою чистую душу.

При мысли великой, что я человек,Всегда возвышаюсь душою, —

говорит он Эсхину. Даже горькие утраты не ослабляют силы его духа, ибо

Все в жизни к великому средство…

Однако гуманным порывам души в творчестве Жуковского всегда противостоят препятствия. Высоким и благородным чувствам угрожает общий закон земного бытия, предопределяющий их раннюю гибель, обычно в момент торжественного расцвета. Прекрасную человеческую душу на утре дней неожиданно похищает неумолимая смерть. Жуковский предельно сближает наивысший миг устремленности к идеалу и роковую его обреченность. Наслаждение природой, восторг вдохновения, нежную любовь, дружескую привязанность неизменно подстерегает катастрофа. Вследствие этого самое пылкое чувство слито в поэзии Жуковского с грустным раздумьем. Печальный тон его поэзии зависит, таким образом, не от частных причин, не от того, что автор меланхолик по натуре, а от его миросозерцания.

Нет сомнения, что эти настроения в своеобразной форме отразили глубокую неудовлетворенность поэта русской действительностью, где рушились его мечты, где оказалось невозможным его личное семейное счастье, где самым благородным помыслам Жуковского и его лучших друзей противостояли деспотизм, сословные предрассудки, эгоистическая мораль, корыстолюбие, чинопочитание, презрение к достоинству человека. Вместе с тем в них запечатлелись и горячая вера Жуковского в высокое предназначение человека, в его волю, стойкость и способность преодолеть любые преграды.

В согласии с этими взглядами Жуковский разделил бытие на два мира – идеальный и реальный. Они оба живут в человеческой душе, в которой происходит постоянный разлад: принужденная испытывать жизненные тяготы, душа всегда устремлена за пределы земного мира, в далекий край духовного совершенства и красоты. Так рождается преимущественно меланхолический тон сердечных лирических признаний поэта.

В элегии «Вечер» певец готов начать свою песнь во славу жизни, но счастливый «удел» недолговечен: его нарушает мысль о смертной участи:

Так, петь есть мой удел… но долго ль?… Как узнать?Ах! скоро, может быть, с Минваною унылойПридет сюда Альпин в час вечера мечтатьНад тихой юноши могилой!

Переживание торжества духовных сил сменяется предчувствием неизбежной кончины человека. В стихотворении освещается вся жизнь поэта, его заветные мечты, его призвание, его порывы и душевные муки. Каким сложным, многообразным, противоречивым и вместе с тем близким предстал в стихотворении поэт!

Жуковский считал, что самое трудное в лирике – схватить текучесть переживаний. Ни мысль, ни чувство неостановимы, их нельзя удержать, они мимолетны. Слово же в его логическом значении закрепляет и как бы омертвляет непрекращающееся течение чувства и дум и потому никогда точно не может выразить ощущение. Можно легко запечатлеть, например, картину пышного заката или «пламень облаков, по небу тихому летящих». «Сии столь яркие черты, – пишет в стихотворении „Невыразимое“ Жуковский, – легко… ловит мысль крылата…» Но то, что чувствует человек в связи с картинами природы, что возникает в нем при созерцании их, – недоступно верному выражению. Но ведь у любого поэта, и Жуковского в том числе, нет другого средства, кроме словесного, чтобы выразить волнующие его чувства. Поэт не может обойтись без слова. Следовательно, необходимо расширить заложенные в слове смысловые и эмоциональные возможности.

Русская поэзия до Жуковского опиралась на предметные и переносные значения слов. Вот почему поэтический язык предшествующей Жуковскому лирики не был приспособлен к выражению сложной и противоречивой душевной жизни. Жуковский пробудил дремавшие до него в слове эмоциональные смыслы или, как их обычно называют, эмоциональные ореолы. Он использовал слово не столько для называния, точного определения своих ощущений, сколько для передачи настроения. Жуковский как бы навевает на читателя свои переживания, увлекая и «заражая» ими. Его сердце звуками, стихами, интонациями «музыкально» переливается в сердце читателя. Так устанавливается прочное психологическое родство между поэтом и нами.

Сложный, изменчивый миг душевного состояния, неподвластный выражению, оказывается выразимым и внятным. Небольшой отрывок (стихотворение «Невыразимое» имеет подзаголовок: «Отрывок») душевной жизни на краткий срок остановлен, словно задержанный вздох, и в нем неожиданно открылось необъятное содержание.

Жуковский перестроил поэтическую речь и преобразовал поэтический язык, чтобы свободно передать те самые текучие переживания, которые, по его мнению, не поддавались точному словесному воспроизведению.

Весь зримый предметный мир, его картины и события стали как бы отражением души, ее произведением. Вот первая строфа элегии «Вечер»:

Ручей, виющийся по светлому песку,Как тихая твоя гармония приятна!С каким сверканием катишься ты в реку!Приди, о муза благодатна…

Начав с описания ручья, Жуковский неожиданно призывает музу. Есть ли тут логическая связь между ручьем и музой? На первый взгляд переход к музе неправомерен. Однако логика соблюдена, но логика не рациональная, а логика чувства, переживания.

Жуковский описывает ручей, но его не интересует ручей как некое явление природы. Зато поэт полно передает впечатление, какое произвел на него поток. Во втором стихе – «Как тихая твоя гармония приятна!» – Жуковский отвлекается от конкретных, предметных признаков. Ему «приятен» не сам ручей, а его «тихая гармония». Слово «гармония», отнесенное к ручью, необычно. В обыденной речи сказать «гармония ручья» неловко, но в тексте Жуковского слово «гармония» вызывает эмоциональные переклички с душой поэта, исполненной глубоких волнений. К тому же «гармония» «приятна» и особенна: она «тихая». Слово «тихая» употреблено, конечно, не в прямом значении – «не шумная», «спокойная» (ср.: шумная, бурная гармония), а в переносном – «мирная», «умиротворенная».

Из описания Жуковского мы узнаем, какое настроение рождает ручей у поэта, какие переживания навевает его вид. Следовательно, между душой поэта и природой устанавливается интимная связь: вьющийся ручей близок душе Жуковского своим «сверканием», своей «тихой гармонией». Душа поэта в описываемую минуту светла, тиха своей внутренней умиротворенной гармонией. Изображая природу, Жуковский, с одной стороны, схватывает такие ее признаки, которые созвучны его настроениям и переживаниям, а с другой – в образах природы запечатлевает свое эмоциональное состояние. Ведь это его душа полна оживленной сосредоточенности, ведь это на нее снизошла тихая гармония. Так природный пейзаж становится под пером поэта «пейзажем души». А слово «гармония» всегда сочеталось со словом «поэзия». Поэзия и есть гармония звуков, слов, чувств и мыслей. Вот почему, наблюдая журчание ручья, поэт вспомнил о музе. Его душа уже готова к творчеству, она уже предчувствует приближение вдохновения, она настроена на лирическую волну.

Жуковский оживил «спавшие» в слове эмоциональные ассоциации, выдвинул их на первый план. Благодаря его поэтическому новаторству пришедшие вслед за ним русские поэты могли непосредственно и психологически конкретно выражать свои душевные переживания. Слово со времен Жуковского обрело способность запечатлевать самые тонкие, едва уловимые, изменяющиеся оттенки настроений, слитых с теми или иными предметами и явлениями. Теперь каждое событие могло быть воссоздано и в его личном, индивидуальном освещении.

Создавая лирику сердечного раздумья, Жуковский привил русской поэзии вкус к стилистически уместному в данном лирическом контексте слову. Слова сочетались между собой постольку, поскольку они принимали единообразную стилистическую окраску. В стихотворении «Невыразимое» есть строки:

Как прилетевшее незапно дуновеньеОт луга родины, где был когда-то цвет…

В обычной речи нельзя сказать «луг родины». Но в речи Жуковского выражение «луг родины» возможно. «Луг» у него – это не какое-то определенное место, не деревенский луг, а цветущая страна юношеских стремлений. Недаром Жуковский пишет: «… где был когда-то цвет». Но и «цвет» – не какой-нибудь полевой цветок, а наслажденье жизнью, здоровьем, молодостью, прекрасные мечты и сладостные упования.

Задача поэта, по убеждению Жуковского, состоит не в том, чтобы точно, в конкретных чертах, обрисовать идеал, а чтобы намекнуть на него, увлечь им, «заразить» образом совершенства и пробудить неодолимое желание его достичь. Душа у него словно «поет», изливается исходящей изнутри «музыкой». С целью дать «голос» самой душе, озвучить игру ее настроений поэт часто варьирует близкие по смыслу слова, повторяет одинаковые. Вот, например, характерное использование обертонов, родственных в стилистическом и эмоциональном значении слов, в элегии «Вечер»: