Владимир Раевский - Полное собрание стихотворений Страница 3

В бессарабской группе декабристов Раевский играл выдающуюся роль. Он вместе с Михаилом Орловым фактически возглавлял филиал тайного общества. Надо учесть, что Раевский проявил себя как декабрист в эпоху Союза Спасения и Союза Благоденствия и сразу же после ликвидации последнего, в 1821 году и в самом начале 1822 года, когда ни в Петербурге, ни в Тульчине не было создано взамен распущенного прежнего Союза нового политического декабристского центра.

1821 год в Бессарабии — одна из интереснейших страниц в истории декабристского движения на юге России. В Тульчине передовая офицерская молодежь объединялась вокруг Пестеля, в Кишиневе — вокруг Орлова. Пестель бывал в Кишиневе и, конечно, общался с кишиневскими декабристами. Дом Михаила Орлова, командира 16-й дивизии, популярного генерала и авторитетного общественного деятеля, был превращен в своеобразный политический клуб. Реакционер Ф. Ф. Вигель в своих мемуарах называет по фамилиям тех, кто посещал этот дом и разделял воззрения его хозяина. «Два демагога, два изувера — адъютант Охотников и майор Раевский, — говорит Вигель, — с жаром витийствовали. Тут был и Липранди… На беду попался тут и Пушкин, которого сама судьба совала в среду недовольных»[8].

В январе 1821 года кишиневские декабристы послали на московский съезд Орлова и Охотникова. Орлов, требовавший на съезде от общества решительных действий, не встретил поддержки. Союз Благоденствия был распущен. Однако южные последователи Орлова, среди которых видное место занимал Раевский, не прекратили своей деятельности. В бумагах Раевского, отобранных при аресте, обнаружены наброски публицистических сочинений и стихотворения, тесно связанные по темам и настроению с этой публицистикой. Раевский был автором записок «О рабстве крестьян» и «О солдате». В первом из этих документов Раевский выступает резким противником крепостного права. «Откуда взят этот закон торговать, менять, проигрывать, дарить и тиранить подобных себе человеков?» — спрашивает он. Раевский с гордостью говорит о наших «свободных предках» и с ненавистью — о современных помещиках, которые «вспоены слезами и кровавым потом своих подданных». Крепостное право подлежит уничтожению. «Какое позорище для каждого патриота видеть вериги, наложенные на народ правом смутных обстоятельств и своекорыстия. Зло слишком очевидно, чтобы самый недальновидный зритель не постигал его». Раевский понимает необходимость революционного вмешательства: «Граждане! тут не слабые меры нужны, но решительность и внезапный удар!»

На заметку «О рабстве крестьян» оказало несомненное влияние «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. И цепь рассуждений, и система доказательств, и идеализация прежней свободы, и вся фразеология этого документа (например, характеристика русского помещика), и, главное, революционные выводы сближают трактат Раевского со знаменитой книгой Радищева.

Декабристские взгляды Раевского сказались и в его рассуждении «О солдате». Внимание, которое Раевский уделяет положению солдат, стремление изменить это положение типичны для офицера-революционера, делающего основную ставку на выступление вооруженных войск.

Демократизм взглядов Раевского сказывается не только в его публицистике, но и в практической деятельности. Раевский — один из немногих декабристов, который вел непосредственную пропагандистскую работу среди солдат при помощи занятий по методе взаимного обучения. Содержание этих занятий, пронизанное вольнолюбивым декабристским духом, и навлекло на Раевского подозрения, приведшие к слежке.

6 февраля 1822 года Раевский был арестован в Кишиневе, а через 10 дней переправлен в Тираспольскую крепость и заточен в самую крепкую и изолированную камеру. У него были отобраны перья, чернила и бумага, был учрежден строгий внутренний и наружный караул. «Но сколько ни силен был сей приказ, — говорит Ф. П. Радченко, современник и участник кишиневских событий, — он не ослабил души его, несчастье или этот удар самовластья не только не повредили слабому его здоровью, но через неделю он совершенно успокоился, и самые стражи удивлялись тому равнодушию, с которым смотрел он на меры злодейской власти… Я видел майора Раевского после 14-месячного заточения, он столь же покоен и равнодушен, как был в минуты своего счастья… Надо было видеть, с какою твердостью все время боролся Раевский против своего утеснителя, против Комиссии и ложных свидетелей»[9].

Многочисленные факты, свидетельства современников, ответы Раевского на вопросные пункты членов Военно-судной комиссии, его «Протест» и «Дополнение к „Протесту“» говорят о мужестве и несгибаемости Раевского, благодаря чему арест декабриста не повлек за собой других арестов, и ни Орлов, ни другие его единомышленники не пострадали в этот период.

Характер Раевского, его целеустремленность и железная воля, его вера в свое дело, его твердость и надежды на скорую революцию в России отражены в стихах, которые поэт-декабрист писал, находясь в заточении, и переправлял друзьям на волю. Сидя в одиночной камере тюрьмы, Раевский никак не осознавал себя побежденным, а борьбу свою законченной. Он продолжал свое дело поэта-агитатора, и его стихотворные обращения к друзьям-единомышленникам полны наставлений и призывов.

Среди адресатов тюремных посланий Раевского первое место, несомненно, занимает Пушкин. История общения Раевского и Пушкина — интереснейшая страница в биографии обоих поэтов. Раевский познакомился со ссыльным Пушкиным в Кишиневе. Между ними происходили частые встречи, постоянные разговоры и горячие споры. «Здесь не было карт и танцев, — рассказывал в своих воспоминаниях И. П. Липранди, — а шла иногда очень шумная беседа, спор, и всегда о чем-либо дельном, в особенности у Пушкина с Раевским, и этот последний, по моему мнению, очень много способствовал к подстреканию Пушкина заняться положительнее историей и в особенности географией. Я тем более убеждаюсь в этом, что Пушкин неоднократно после таких споров на другой или на третий день брал у меня книги, касавшиеся до предмета, о котором шла речь. Пушкин как вспыльчив ни был, но часто выслушивал от Раевского под веселую руку обоих довольно резкие выражения — и далеко не обижался, а, напротив, казалось, искал выслушивать бойкую речь Раевского»[10].

Раевский был резок в выражениях, но Пушкин всегда спокойно выслушивал его «бойкую речь». Пылкий Раевский и не менее пылкий Пушкин нашли общий язык. Они даже сочиняли вместе стихи (памфлетную песню о Мальбруке, посвященную смерти полковника Адамова, командира учебного батальона при штабе 2-й армии)[11].

Характер кишиневских бесед и споров запечатлен в незаконченном прозаическом сочинении Раевского «Вечер в Кишиневе». Там речь идет о стихотворении Пушкина «Наполеон на Эльбе», которое в 1822 году было перепечатано в «Собрании образцовых сочинений и переводов в стихах». Раннее лицейское стихотворение Пушкина вызывает строго-критическое отношение Раевского, которого не удовлетворяют прежде всего неточность языка, романтические преувеличения и вольности. Вероятно, Раевского не устраивала и данная в стихотворении трактовка образа Наполеона, о котором сам декабрист отзывался с большим уважением (об этом свидетельствуют грамматические таблицы, составленные им для ланкастерской школы). Споры о Наполеоне не нашли непосредственного отражения в незаконченном «Вечере в Кишиневе», но, вполне вероятно, происходили в действительности. Смерть Наполеона (16 июля 1821 года) была предметом оживленных диспутов и размышлений, и стихотворение Пушкина «На смерть Наполеона», написанное в это время, содержит уже иную оценку бывшего императора и полководца, нежели «Наполеон на Эльбе». Новая оценка Наполеона, надо думать, соответствовала воззрениям Раевского.

Наивно думать, что в спорах с Пушкиным Раевский всегда выходил победителем. Пушкин прислушивался к Раевскому, дорожил его мнением, но можно не сомневаться, что и Раевский дорожил мнением своего собеседника: диспуты обогащали того и другого.

Пушкин в это время был охвачен общим настроением кишиневских декабристов и в какой-то мере являлся соучастником их общих замыслов. Именно поэтому, вспоминая о друзьях, живущих «еще в полусвободной доле», заточенный Раевский думает прежде всего о Пушкине, его огромном поэтическом таланте, его способности продолжить дело революционной поэзии и передает ему свой «лавр».

Кишиневские декабристы не могли осуществить своих намерений. «Решительный и внезапный удар», о котором мечтал Раевский, не был превращен в действие. Победили не Орлов и Раевский, а аракчеевские генералы Сабанеев и Вахтен. В итоге декабристское бессарабское гнездо было уничтожено, солдатское движение подавлено, Орлов смещен с должности дивизионного командира, Раевский, как главный вольнодумец в армии, арестован.