Иван Панаев - Стихотворения Страница 3

Долгое молчание.

Опять мечта… Проклятая мечта!..Вы, демоны, смеетесь надо мною?..Ну, смейтесь, смейтесь, – я и сам смеюсь.

Удар грома.

Сильнее, гром! Тебе не заглушитьСтенания растерзанного сердца!..

Другой удар сильнее.

Вот так! И то не громко; посильнее!.,О, если б мне стихии покорялись!..Одним ударом я б разрушил мирИ молнией спалил бы все картины…Пусть гибнет всё… Пощады ничему!И первое погибни ты, искусство!..Искусство – вздор… Оно на дне бутылки,Вот где оно, искусство!.. Пить и пить…Страстям своим… отважно предаваться,Роскошничать и в неге утопать —Вот жизнь!.. И Рафаэль так жил…И я…(Засыпает.)

Гром и молния. Фети спит непробудным сном… Освещенная молнией, бледная и худая, с распущенной косой, появляется Анунциата и останавливается перед спящим Фети.

Анунциата:

Богохулитель дерзкий!И это ты, что обещал так много,Ты, кем была я некогда горда,Кому вполне безумно предавалась,Кем я жила и страстно упивалась, –И это ты, мой светлый идеал?Проклятие! Ты дерзостно попралСвятыню чувств, надежд и вдохновений,Ты погубил в зародыше свой гений,На полпути к бессмертию ты пал!

Фети просыпается и с ужасом смотрит на Анунциату.

Фети:

О боже! Прочь, ужасное виденье…Анунциата!!. Это страшный сонИль совести тревожное явленье?!Я без того разбит и сокрушен…Анунциата, ты ли?..

Анунциата:

Это я!Я – казнь, тебе ниспосланная свыше!А! ты узнал меня!.. Да, это я, –Твоя Анунциата!.. Это я,Доминикино Фети!.. О, гляди, гляди,Я мало изменилася. Не правда ль?. . . .Проклятие, проклятие тебе!

Фети:

(упадая пред ней на колена)Не проклинай! Не я, не я, а люди —Виновники погибели моей!У ног твоих позволь мне умереть,Дай выплакать у ног твоих прощенье…Не я, не я, – а люди!. .. . . . .<1846>

«Напрасно говорят, что я гонюсь за славой…»

Напрасно говорят, что я гонюсь за славойИ умствую. Меня никто не разгадал!Нет, к голове моей чернокудрявой,Венчанной миртами, ум вовсе не пристал.Нет, что мне умствовать! К чему? Вопросы дняИ смысла здравого прямое направленьеМеня не трогают, не шевелят меня:Когда в движеньи ум – мертво воображенье…Не мир действительный – одни мне нужны грезы,Одна поэзия душе моей нужна!Порой салонный блеск, мазурка, полька, слезы,Порою мрачный грот и томная луна…При ослепительном и ярком свете бала,С букетом ландышей и пышных тюбероз,Иль одинокая под сумраком берез,Я с наслаждением мечтаю и мечтала.Напрасно ж говорят, что я гонюсь за славойИ умствую… Меня никто не разгадал!Нет, к голове моей чернокудрявой,Я повторяю вам, ум вовсе не пристал.Село Фекла<1847>

Будто из Гейне

Густолиственных кленов аллея,Для меня ты значенья полна:Хороша и бледна, как лилея,В той аллее стояла она.

И, головку склонивши унылоИ глотая слезу за слезой,«Позабудь, если можно, что было», –Прошептала, махнувши рукой.

На нее, как безумный, смотрел я,И луна освещала ее;Расставайся с нею, терял яВсё блаженство, всё счастье мое!

Густолиственных кленов аллея,Для меня ты значенья полна:Хороша и бледна, как лилея,В той аллее стояла она.<1847>

«Ты мне всё шепчешь…»

Ты мне всё шепчешь: «Постой!»Я говорю: «Для чего же?»Что же вдруг сталось с тобой?Ты простонала: «О боже!»

Дивный был ужин вчера!Мы проболтали до ночи,Но и расстаться пора:Сон уж смежает нам очи.

Что ты всё смотришь кругом?Что потупляю я взоры?Долго мы были вдвоем,Сладко вели разговоры.

Я виноват пред тобой,Ты предо мною… Но что же?Ты мне всё шепчешь: «Постой!»Я говорю: «Для чего же?»<1850>

К Фанни Эльслер

Подражание одному московскому стихотворцу

Фанни милая порхалаАмазонкой и с ружьем,Грациозно приседалаИ летела напролом,А сценические плошкиСвета яркою струейОсвещали ее ножки.Фанни! я поклонник твой!Но не танцы и не пляски,Силы полные, огня,И не пламенные глазкиОзадачили меня…Я люблю тебя, о Фанни!Не за то, что легче ланиТы порхаешь. Вовсе нет!Не за эти прелесть-крошкиВосхитительные ножки,А за то, что ты, на дрожкиСев, поехала МосквойВосхищаться. Взгляд твой зоркийУпивался красотой_Самотёка, Лысой горки_И _Поклонною горой_…Вот поэтому-то ФанниВдруг с ума свела меня…Ей и дань рукоплесканий,И. восторги… Да, тебяРусским сердцем понял я!1850

Серенада

Уж ночь, Акулина!Окрестности спят;Все жители КлинаДавно уж храпят.

Покушав навагиИ выпив потомЦелительной браги,Я здесь, под окном!

Своей балалайкойТебя разбужу,А Жучку нагайкойКак сноп положу.

До нитки промочен.Осенним дождем,Я жду тебя оченьДавно под окном.

Надень душегрейку,К окошку присядь,Дай грусть мне злодейкуС тобой разогнать.

Какая причина,Что темен твой дом?А! вот и лучинаЗажглась за окном.<1851>

Греческое стихотворение

Я лежал в Марафонских полях,А гекзаметр горел на устах.Наяву иль во сне, но, поэзии полн,Видел где-то я там, вдалеке, при луне,Блеск эгейских серебряных волн —И чудесный процесс совершался во мне:Пред мечтою моей проходилЭврипид, и Софокл, и Эсхил…Вспоминал я прелестные взорыЖивописной Аркадии дев,Эримантоса дивные горыИ певцов беотийских напевПод зеленым шатром сикоморы,В честь Венеры пафосския храм,Где у белой коринфской колонны,Волю дав неудержным страстям,Танцевали лесбийские жены…

И приятно ласкали мой взорПарфенона краса и размеры,И дымок, что вился из амфор,И в плюще виноградном гетеры…Там быстрей, чем из лука стрела,Повершать с волей сильной и жгучейНа гражданской арене делаК агоре мчался всадник кипучий…Высоко возносился мой дух,Я к Зевесу поднял свои руки,А меж тем щекотали мой слухТетрахорды приятные звуки…Кипарисы склонялись ко мне;Перепутаны ветвью лианы,Помавали главою платаны…И, пылая в священном огнеИ сливаясь с природой устами,Я коснулся до лиры перстами…И сознал, что, душою и мыслию грек,Я элл_е_нов вполне понимаю;Что каков ни на есть, а и я – человекИ в себе мирозданье вмещаю.<1851>

Поэт

В пределах дальней высоты,Где носятся планет плеядыИ звезд блистают мириады,_Он_ водрузил свои мечты;Среди небесного объема,Преград не зная ниотколь,Он в облаках, в соседстве грома,Земную позабыл юдоль.Игру мирского треволненьяОн прихотливо пренебрег,Но в бурном вихре вдохновеньяО братьях позабыть не мог.Над ним таинственные мысли,Как тучи черные, нависли;И – телом прах, душой колосс,Светило и надежда века —Он погрузился весь в вопросО назначеньи человека…Не тщетно он пытал судьбу,Не тщетно он витал в эфире,Печаль и тайную борьбуНа громкой возвещая лире…Вдруг грянул колокол глухимИ перекатным звоном —И медным языком своим,С гуденьем и со стоном,Вещал таинственный ответ,Душе его понятный, –И очутился вдруг поэтВ пустыне необъятной:Кругом шумят толпы людейС их суетностью дикой,Но он один, как средь степей,Угрюмый и великой! –И всё, что радует других,Ему смешно и ложно…Да счастье для натур такихЕдва ли и возможно!..<1851>

«В безумных оргиях уходит жизнь, как сон…»

В безумных оргиях уходит жизнь, как сон:Шампанское с утра до ночи льется,Крик, женщины, стаканов битых звон…Хоть тяжело, а весело живется…И страшно мне окончить жизнь в глуши,И страшно мне теперь за труд приняться,А _между тем_ на дне моей душиГлубокие вопросы шевелятся…<1853>

Сельская тишина

Уж солнце медленно сокрылось за горою,Означив свой закат огнистой полосою;Прохлада чудная дневной сменила жар;Над ближним озером поднялся белый пар,И слышно в воздухе цветов благоуханье…Природа нежится в таинственном молчаньи,Лишь там, в запущенном, заглохнувшем саду,Лягушки плещутся и квакают в пруду…«Жить в сельской тишине – какое наслажденье,Имея так, как я, доходное именьеИ добрых мужичков, в определенный срокРаз в год сбирая с них умеренный оброкИ прибавляя всё – благодаренье богу! –К наследью отчему землицы понемногу».Так долго думал я и долго любовалсяПрироды красотой. Передо мной являлсяПорою Дормидон с небритой бородой,Чтоб трубку вычистить, докуренную мной…Но вот уж тень легла на нивы и поляны,Вот месяц выглянул и, полный и румяный,Бледнее и бледней на тверди голубой;Вот пес откликнулся на крик сторожевой…Дрема долит меня и очи мне смежает…На сон грядущий мне постель приготовляют.Пора и на покой, пора!.. Покушав плотно,С какой приятностью, как сладко, беззаботноЯ лягу на постель и стану засыпать…. . . . . .1853

На дороге