Николай Глазков - Избранные стихи Страница 3

«От ерунды зависит многое…»

От ерунды зависит многое —И, верный милым пустякам,Готов валяться я у ног ееИз-за любви к ее ногам.

Она, единственная самая,—Душе живительный бальзам,Лишь на нее глядят глаза моиИз-за любви к ее глазам.

Кольцо

Серый волк придушил овцу,Но недолго жилось стервецу:

Резвый конь стукнул волка копытом -И упал волк с хребтом перебитым.

Лев голодный бродил по оврагу,Растерзал он беднягу-конягу.

Но охотник, отважный и ловкий,Льва сумел подстрелить из винтовки.

Не считаясь с умом и талантом,Укусил зверолова тарантул.

И овца, что шаталась без дела,Вместе с травкой тарантула съела.

Но не видно конца кольцу:Серый волк придушил овцу.

Первое знакомство с Казахстаном

Не росли ни яблони, ни липы,Потому что не было воды.Началась потом дорога РыбыУ Аральского и Кзыл-Орды.

Рыбок полосатых и усатыхПассажирам продавали тут.На полупустынных полустанкахСлышал я, колеса как поют.

Ночь прошла — безводная пустыняЗасияла солнцем и водой.Началась тогда дорога ДыниИли показалась мне такой.

Шумные арыки неустанноОтражали знойные лучи.На холмах зеленых ТеплостанаКруглые росли карагачи.

Ташкент 1947 года

Как жара и холод, свет и тьма,Город резко надвое расколот.Если посмотреть на все дома:Старый город там и новый город.

Новый город, словно довод вескийСупротив экзотики багдадской.Может быть, он среднеевропейскийБольше, нежли среднеазиатский.

Вызывали у меня доверьеНовые арыки, стены, крышиИ великолепные деревья,Те, что этажей седьмых повыше.

И совсем, совсем иного сортаСтарый город глиняной глуши:Не для красоты и не для спортаНа глазах у женщин паранджи!

«Рыба преисполнена доверья…»

Рыба преисполнена доверьяК рекам непочатой глубины.Рыба любит хвойные деревьяПод навесом теневой волны.Рыба любит клен, березу, липуИ сквозь листья — кружево небес.

Всякий человек, кто любит рыбу,Должен полюбить зеленый лес!

«Я не люблю, когда слова цветисты…»

Я не люблю, когда слова цветистыИ строчки перманентно завиты,И облака плывут, как аметисты,—Все это лишь бумажные цветы.

Не тот поэт, пронырлив кто и ловокИ норовит продать скорее стих,Но точности простых формулировокПо формулам природы не постиг.

Белинский

Растет на тротуарах лебеда.Лик белокаменной Москвы спокоен:Вокруг пасутся тучные стада,Слетают стаи галок с колоколен.

Спешат студенты в университет,Люд разночинный и мелкопоместный…Один недоучившийся студентЖивет на чердаке в каморке тесной.

Как землю новую, он открывает стих,Не посчитавшись с мненьем эрудитов.Пред Пушкиным ничтожен Бенедиктов,И Кукольник нисколько не велик.

Но всякий, кто сегодня знаменит,И завтра сохранит свою известность.Не всякая печатная словесность,Как колокол во времени, звенит!

Волшебник

Человек, достойный вполнеАплодисментов всех,Пришел в ресторан и пошел по стенеВверх.

Потом прошелся несколько разПо потолку, не, падая вниз,—И люди, великому чуду дивясь,Научно его объяснить не брались.

А впрочем, резво о гравитацииЗаговорили два знатока,Когда человек, достойный овации,Спустился по стене с потолка.

Сидела женщина у окна,В обычное платье одета,—И к ней он направился, ибо онаЕго вдохновила на это!

Вступление в поэму

Или так начинается повесть,Или небо за тучами синее…Почему ты такая?.. То естьОчень добрая и красивая.Почему под дождем я мокну,Проходя по затихшим улицамВ час, когда беспросветным окнамНепрестанно приходится хмуриться?

Никого нет со мною рядомНа пустынном мосту Москва-реки,Лишь бросают мне взгляд за взглядомЭлектрические фонарики.Не имею; ста тысяч пускай я,Но к чему эти самые ребусы?Почему я тебя не ласкаюВ час, когда не идут троллейбусы?

Эта мысль, хоть других не новее,—Непреложная самая истина,Ибо если не станешь моею,То поэма не будет написана,А останется только вступленье…Надо быть исключительной дурой,Чтоб такое свершить преступленьеПеред отечественной литературой!

Поэт и милиционер

Один поэт, издав свой сборник,Резвиться начал, словно школьник,И так беспечно загулял,Что даже паспорт потерял.

О паспорте своем скорбяИ обвиняя сам себя,Скитался он, подобно тени,В московском метрополитене,Где, вероятно, просто с горяВ тот миг, когда бел свет не мил,Он вынул пачку «Беломора»И машинально закурил.

И первый милиционерОт ужаса оцепенелИ, головою покачав,Сказал ему: — Платите штрафИ предъявите документ!

Ни паспорта, ни денег нет,Но в тот решительный моментСвой сборник вытащил поэтИ с гордостью сказал: — Я самВот эту книгу написал!

—   А как докажете вы это?..Был очень прост ответ поэта:—   Стихи, что в этой книге есть,На память все могу прочесть!

Услышав похвальбу такую,Сержант милиции, ликуя,Подумал: «С ним я потолкую!Пускай прочтет, собьется пусть!..»Но с титула до оглавленьяПоэт, достойный удивленья,Все строчки помнил наизусть.

Тогда сержант сказал: — СтупайтеИ больше так не поступайте!

На ветках крохотных берез

На ветках крохотных березСверкал пушистый иней.Сорокаградусный морозСтоял над речкой синей.И цвета синего стеклаВода, зимы не зная,Неутомимая текла,Текла не замерзая.

Казалось, что сошла с умаВся водная природа.Стояла финская зимаСорокового года.Бил пулемет. Вода — не лед,Река была преградой.Но вот один отважный вбродНа пулемет — с гранатой!

А снег белел, и ветер вылНад ледяной гороюИ ничего не говорилО подвиге героя.Неугомонная водаТекла не умолкая,Не понимая, что звездаВосходит золотая!..

Мужик

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.Двадцатый, а не двадцать первый век.Я друг своих удач и враг невзгодИ не всегда везучий человек.

А за окном обыкновенный снег.Его бы мог сравнить я с серебром.Зачем? Я простоватый человек,Который платит за добро добром.Который понимает, что зимойСнег популярен — потому воспет.А я предпочитаю летний знойИ вешних яблонь белоснежный цвет.

Мне счастье улыбалось иногда,Однако редко: чаще не везло,Но я не обижался на года,А возлюбил поэта ремесло.Чтоб так же, как деревья и трава,Стихи поэта были хороши,Умело надо подбирать слова,А не кичиться сложностью души.

Я к сложным отношеньям не привыкОдна особа, кончившая вуз,Сказала мне, что я простой мужик.Да, это так, и этим я горжусь.Мужик велик. Как богатырь былин,Он идолищ поганых разгромил,И покорил Сибирь, и взял Берлин,И написал роман «Война и мир»!

Правдиво отразить двадцатый векСумел в своих стихах поэт Глазков,А что он сделал, сложный человек?.,Бюро, бюро придумал пропусков!

Философский разговор