Наталья Кугушева - Проржавленные дни: Собрание стихотворений Страница 3

«Прощай, подруга. Вечер сух и ясен…»

Прощай, подруга. Вечер сух и ясен,Вызванивают ржавые листы,Скучая, музыка спускается с деревьев,И горизонта пламенный браслетЗамкнулся хладно. СтрогийИ величавый час над миром наступил.

Прощай, подруга. Загляни в глаза мне –Там тот же холод, тот же пламень там,Как будто все века, все жизни, все любовиЯ вобрала в единственную душуИ эту душу проношу по жизниИ в этот час передаю тебе.

«Седой Бузулук и пыль…»

Седой Бузулук и пыль,Улиц сухие русла.Иконы. Теплый ковыльИ за Самаркой пустынь,

«Тоска по родине» в саду.Тихие дни и ночи.Ленивые жизни идут,Не зная бессонниц и одиночеств.

За степью путь на МосквуУ сгорбленного вокзала,Вековая родная тоскаВ кочующем сердце прижалась.

По шпалам года наугадСпешат лабиринтами линий, –Но память хранит навсегдаСтепное татарское имя.

«Проползают одинаковые вечера…»

Проползают одинаковые вечераГрузными дилижансами.Жизнь скупая, как Никкльби Ральф,Не знает ни любви, ни жалости.

Над конторкою прилежный клерк,Вижу улицы сквозь стекла пыльные,Так записывать еще немало летМелким почерком чужую прибыль.

Ньюмен Ногс, товарищ мой и друг,Кружкой грога из таверны ближней,Мы смягчаем грубую игруДжентльмена, что зовется жизнью.

«Я о тебе пишу. И знаю, эти строки…»

Я о тебе пишу. И знаю, эти строкиЗдесь без меня останутся и будутПечальной книгой в черном переплете,Печальной книгой о земной любви.

И ты припомнишь медную кольчугуСентябрьских дней, и медный звон ветвейИ пахнущую яблоками свежестьПростых и величавых утр.

И жизнь мою суровую ты вспомнишь,Глаза мои и губы, и любовь –И грешную мою помянешь душу,И всё простишь, полюбишь и поймешь.

Я не умру. Глазами этой книгиЯ видеть буду милый, страшный мир;Я буду слышать, как звенят трамваи,Как город голосом густым гудит.

И спутницей внимательной и нежнойЯ жизнь твою с начала до концаПройду, и передам неведомым потомкамВеликолепный дар – любовь мою к тебе.

Пройдут года по шпалам черных точек,Железные года – страницы пробегут, –Но милой лирики прозрачнее прохлады, –Как старого вина всё драгоценней вкус.

«Вкус моих губ ты забыл, забыл…»

Вкус моих губ ты забыл, забыл,Губы другие теперь полюбил.Косы ее тяжелей и черней,Сердце ее и добрей и верней.В комнату вашу неслышно вхожу,В очи жены твоей тихо гляжу.Хуже была ль я, лучше ль она? –Друга покинутого жена.Что ж ты читаешь жене своейГорькую повесть любви моей?Ты расскажи ей о страшных днях,О поцелуях моих, стихах,Ты расскажи, как была я зла,Как осенью раз навсегда ушла.

«Подруга, дружбы ласковые узы…»

Подруга, дружбы ласковые узыМы сохранили с детства до сих пор, –Тревожным голос пропели музыПророческий свой приговор.

И часто нас свинцовый глаз рассветаВидал склоненных над одним столом –И сколько песен пламенных пропето,И сколько бед разнесено пером.

Ты помнишь комнату, убогую, как ужин,Густую пыль от печки и от книг.Нет ничего. И вместо денег – дружба,А за окном бульварные огни,

И звонкие проносятся трамваи.Гудит Москва. У нас покой и тишь.И синий чайник с жидким мутным чаемПофыркивает лишь…

В косом трюмо перекосился Ленин,Глядятся вещи в мутное стекло.О, милые часы стихов, тоски и лени,Беспутной юности беспутный эпилог.

Об этом времени веселом и суровомМы будем вспоминать и радоваться вновь.Подруга милая, помянем добрым словомРоссийских муз и сохраним любовь.

«Пути истории торжественны и грозны…»

Пути истории торжественны и грозны –Огромный век. Огромные дела.Над Русью древний всколыхнулся воздух,От сна очнувшись, темная пошла.

Не по проселочной, не по большой дороге,Не с кистенем, не с посохом в руках. –Надвинув кепи на шальные бровиИ в куртке кожаной с винтовкой на плечах

Пошла, спокойная, сквозь тифы и расстрелы,Сквозь вымершие волжские поляИ песни новые по-новому запелаС пропахнувшего порохом Кремля.

Над дикими туманами провинцийНе звон малиновый колоколов –Стрекочут вольные стальные птицыИ завевают голоса гудков.

И длинными шагами телеграфаВстревожен мир старинной тишины,И придорожные примяты травыТяжелым шорохом автомобильных шин.

Над деревнями, где мороз и солнцеВысушивали сердце мужика –Кумачный флаг веселых комсомольцевКачнулся с колокольни в облака.

Россия. Глушь. Кабацкое веселье.Нагайка. Бог. Дремучие леса.Сквозь грусть щемящую разгульных песенТвои суровые, поблекшие глаза

Припомнят внуки. И в часы раздумьяИм будут сниться скудные поляИ Русь – гадающая ведуньяВслед улетающим журавлям.

О ЧУДАКЕ

Не жизнь, а просто так:Поставлен стол и стул,Сидит на нем чудак.Задумчив и сутул.

Он дышит пылью книг,Он дышит тишиной,И только маятникТоварищем всю ночь.

Пусть город бьет в окноЖелезным сапогом.Пусть рвутся над странойГранаты непогод –

Им не пройти туда.Им стен не одолеть –Давно сидит чудакИ будет так сидеть.

«Кровь, случай, ночь – вот спутники твои…»

Кровь, случай, ночь – вот спутники твои,Слепая жизнь. Вот входит человекомЕще один для битв и для любви,Приоткрывая сомкнутые веки.

А над землею пролетают дни,Проходят весны, осени и зимы, –И с неба звездные далекие огниЛожатся на душу тоской невыразимой.

И эта темная певучая душаДрожит и бьется от любви и боли,И не умеет вырваться душаИз плена милого земной неволи.

Но час настанет, и заглянет смерть,И ты уйдешь, оставив дар случайный,И снова будут над землею: твердь,Миры, века, чужая жизнь и тайна.

«Ничего, мой друг, не тоскуйте…»

Ничего, мой друг, не тоскуйте.Эту ль жизнь поместить на плечах,Если сердце любовью – в лоскутья,Если тело страстям – сгоряча.Пусть весна. Пусть другим этот пьяныйДикий воздух под желтой луной –Нам глушить стакан за стаканомВ одиночестве боль и вино.Нам в холодные руки бессонницОдинокую голову класть,И не мужу и не любовницеЭтот мертвый ночей оскал.Ничего, что любимое имяКаплей крови сквозь ночь, сквозь бред –Не задуть губами сухимиВысокомерный рассвет.

ПЕСНЯ

Ходят, ходят сини волны,Море Черное шумит.Золотой, как персик, полденьНа песке со мной лежит.И густой и грустный воздухПахнет солью и водой,И огромной рыжей розойСолнце никнет над волной.Горизонт качает парусУдалого рыбака.Белорунною отаройПробегают облака.И заснул угрюмый Бигус,Заглядевшись на простор,Над развернутою книгойПожелтевших древних гор.

«Рев города, не рев ли океана…»