Георгий Голохвастов - Лебединая песня: Несобранное и неизданное Страница 3

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

Напрасно резкостью судаМеня смутить хотел Мансветов:Встречаю праздный толк всегдаЯ в духе Пушкинских заветов.К себе в своем искусстве строг,Я знаю сам себе и ценуИ не хочу топтать дорогНа пиерийскую арену.

Кто видит в творчестве и цель,И путь, и в нем самом – награду,Тот счастлив творчеством… И мне льРоптать, познав его отраду.Я ведал творчество, а в нем –Труда взволнованного сладость,И поэтический подъем,И эстетическую радость.

Творец не может брать в расчет,Что кто-то, не поняв, осудит:Где мысль его – он там живет,Ни для кого ее не нудит.И, право, я не виноват,Что вольных грез полет не связан,Что мир их шире во сто крат,Чем тот, что критикой указан.

Пусть под запретом был запасТого, чем жизнь души богата,И пусть поэзия до насБыла по-детски глуповата, –Но душен стал душе мирок,Где все певцы с жеманной негойЖуют для тусклых пресных строкСвое затасканное "ego"!,.

О, нет!.. Пусть брань… Я всё равноХраню уверенность живую,Что слову русскому даноОбъять и мудрость мировую.

На люстре с подвеском граненымЛуч солнца сдружился и в немОранжевым, синим, зеленымИ красным играет огнем.

Для счастья так мало нам нужно…Не свет ли улыбкой однойВесь мир с его скорбью недужнойЗажжет нам надеждой цветной?..

Я счастьем живу немудренымИ радуюсь, миг улуча,Оранжевым, синим, зеленымИ красным отливам луча.

* * *Друзьям, собравшимся в Париже,Чтоб справить Праздник Полковой,Я шлю привет далекий свойИ словно делаюсь к вам ближе,Согрев мечтою стих живой.

Друзья, с седыми головами,Но в сердце с грезой молодой,Вступаю я в ваш круг…Я с вами,Усталый, старый и седой,Но неизменный под бедой.

Пусть время многое сгубило,Пусть голос стольких близких смолк.Но не изжить того, что было,И сердце любит, как любило,Наш незабвенный славный Полк.

Когда не вере, а безверьюМы поручаем нас вестиК Познанью тайн за райской дверью,Тогда теряются пути.

Всё гуще мрак предубёжденья,И дивный Божий мир – пустырь,Когда слепого от рожденьяВедет незрячий поводырь.

Вечер ветром пахнул неожиданным;После серого слезного дняЗапад вспыхнул пожаром невиданным,Разливанное море огня.

Это мечет вулкан разъярившийсяПламень лавы потоком густымИ Помпею, мираж, нам приснившийся,Вечным делает сном золотым.

Это грудь мирозданья проколотаИсполинским мечом-кладенцом,И вливается в море из золотаПламеносная кровь багрецом.

Это благости Божьей мистерия,Часа Судного <слышен> набат:Окровавленный мир у преддверияЗолотых распахнувшихся врат.

Пусть же ночь, по-старушечьи шаркая,Всё погасит крылом темноты,Ведь на сердце останется яркая,Незабвенная радость мечты.

Грустит, ветшая, мельница;Печальна старость лет…«Что ленишься, бездельница,Иль, скажешь, ветра нет?!.»

О, как укоры тягостны…И горестен ответ:«Есть ветер прежний, радостный,Да крыльев больше нет…»

Тепло и мирно. Спит погостСредь тишины ветхозаветной;И радуги-завета мостСияет аркой многоцветной.

Куда дорога?.. Ни межиВ полях лазурных к тайне вечной…А над могилами беспечноРезвятся шустрые стрижи.

Песни – отсветы напевныеДавних радостных огней,Отголоски задушевныеСказок, былей прошлых дней.

Неозлобленный, без ропота,Без тоски и горьких слов,Я внимаю ласке шепотнойСнова снящихся мне снов.

Снова светит жизни тягостнойСчастья радужный опал;Сердцу сладостно и радостно,Что я счастье это знал.

Всем вам, спутники дорожные,Братски близкие друзья,<Сердца> отклики неложныеПосвящаю снова я.

Всем вам, призраки заветныеС милым смехом, с негой глаз,Тени, ныне безответные,Вам пою я лишний раз.

Где б вы ни были – услышите,Отзоветесь сердцу вновь,Одинокое утишитеСердце, знавшее любовь.

Не знаю, ангел или демонСейчас провеял здесь крылом:Звезду я видел над челом,Я слышал песнь, хоть сам был нем он.И, пролетев, он из крылаРассыпал радужные перья…Кто б ни был он – без суеверьяЯ их собрал… Душа светла…Душа светла! И, замирая,Мне песня слышится вдалиТо светлым отголоском рая,То грешным откликом земли.

Золотых подсолнечников донцаПовернулись к ночи на закат.Я в полях иду на запад солнца,А поля молитвенно молчат.

Ветер веет влажною прохладой;В час зари, по навыку веков,Тянет к дому медленное стадоС однозвучным звяканьем звонков.

И на дудочке оборванный подпасокВыдувает жалостный напев;А на небе нити нежных красок,Расплываясь, меркнут, отгорев.

Свет и сумрак в смене их исконной;Жизнь со смертью об руку рука…Шаг времен… И в душу негой соннойСвой покой вливают мне века.

Вершины гор объемлетПокой;Уж сумрак дремлетВ верхушках хвой.Ни дуновенья не слышно… Тишь…Молчат и птицы под кровом бора;Повремени лишь! СкороИ ты глаза смежишь.

Как часто, в горестях изгнанья,Затеплив памяти свечу,Былому трепетную дань яЛюбви признательной плачу.

На крыльях вдаль несут мечтанья,И сердцу, верному ткачу,Отрадно ткать воспоминанья,Как разноцветную парчу.

Идет видений вереница,Мелькает ряд картин живых,Как за страницею страницаСчастливых былей полковых.

Вновь вкруг меня Петра столица,Родных казарм я чую зов,Я вижу памятные лицаИ слышу отзвук голосов.

«Певец ленивый праздных дней, –Так змеи зависти шипели, –Бесплодно сгубишь неужелиТы силы юности своей?Ведь в жизни есть иные цели!..» –

Что ж? быть ли мне бойцом в строю,Как встарь мои солдаты-деды,Мечом рубиться и победыСтяжать венец, купив в боюЧужою смертью жизнь свою?

Иль, записавшись в адвокаты,Истратить в тяжбах сердца жарИ красноречья гибкий дарДля прославленья… ради платыНести на форум… на базар?

Нет, зависть бедная слепая!От дел минутных ждать нельзяНетленной славы бытия:Поэта лавры избирая,Венца бессмертья жажду я.

Тугой брезент небес промок от влажной ноши;Как ипохондрик, день нечесан и небрит;И дождь-рецидивист, запойный ипокрит,Канючит голосом слезливого святоши.

Косая стрелка струй молотит макинтоши,Как в бубен, в зонтик бьет, с размаху бередитУдарами монет рубцы панельных плитИ мечет денежки прохожему в калоши.

А ветер, верткий шут, под хмелем натощак,Хватает брызги с крыш в озябнувший кулак,Чтоб вдруг швырнуть в лицо, как пригоршню горошин.

И город-водолаз сквозь колокол-колпак,Как рыба, смотрит ввысь… Он тоже огорошен…Как долго душ берет сегодня Пастернак.

Ему внимали мы… И жив меж нами онВсего высокого незыблемым заветом:На лютне, навсегда оставленной поэтом,Не смолк правдивых струн простой и частый звон.

И дышит песнь его, как незабвенный сон,Раскатом соловья, сиренью, бабьим летом,Седых колоколов призывами и светомЛампад, мерцающих у дедовских икон.

Он крепко Русь любил… В душе родного бытаМечта вселенская была ему открыта, –Для самобытного не может двух быть мер

И для прекрасного везде одна орбита:Любви и мира путь… И вера в них К.Р.В венке поэзии не будет позабыта.

Соблазнов смертных – семь. Из них ужасней всехНедуг уныния – порок первоверховный;Он в сердце вьет гнездо и сточит дом духовный,Как в скорлупе червяк незримо <ест> орех.

Допустишь ли, поэт, чтоб ядовитый грехСозвучиям твоим готовил стих бескровный,Где не звенит ни страсть, ни светлый клич любовный.Ни трепетный восторг, ни беззаботный смех.

Певец, гони хандру, как вора от порога!Пусть боль твоя, и скорбь, и горе, и тревогаВсё ж упованием немеркнущим звучат.

Для бодрого цветет избытком грез дорога,Ему весь мир открыт, он жизнью чувств богат,И радость в творчестве, прочувствовавшем Бога.

Терзанья ревности хочу лечить забавой…Кто проиграл в любви, тому в игре везет!И в клуб меня умчал беззвучный санок лёт…На выигрыш сейчас и я имею право!..

Табачный сизый дым плывет волной курчавой;Облокотясь на стол, безмолвный банкометОтсдал, глядит кругом, <затем> ведет расчетИ молча мечет вновь… налево и направо.

О, счастье, улыбнись! Глаза таят мольбу,И руки выдают душевную борьбу,<Рывками> двигаясь в несдержанном азарте.

А мне, без грез в душе и без морщин на лбу,Мне только радости – не женщине, а картеДоверчиво вверять неверную судьбу.

Холодным заревом всю ночь горит пожар,И в волнах мертвого бестрепетного светаБурлящая толпа до утра разогретаСоблазном праздности, вина и женских чар.

И возбуждение – предательский угар,Веселость шумная – поддельная монета,Здесь одиночества тревога приодетаКоварной близостью людских случайных пар.

Всё лжет – и рюмок звон, и ропот струн певучих,И смех раскатистый, и шепот слов летучих:Нет, эта улица – не добрый Млечный Путь.

Тоски болезненной и в ней предчувствий жгучихНе может утаить зрачков хмельная муть…Глаза людей страшны тоскою звезд падучих.

Нас час ночной страшит глухим напоминаньемО волнах хаоса. От древнего отцаДавно мы отреклись, и сирые сердцаТревожит голос бездн глубинным завываньем.

Но день и ночь – одно. За их чередованьемРазгадка истины… Не пальцами ль слепцаНащупываем мы в их лике два лица:Явленья дробные рождаются незнаньем.

И наш ребячий страх – наследье косных лет…Нас солнце разума, грядущих дней завет,Сзывает, как жрецов для страды урожайной:

Кто в ткань единую соткет и мрак и свет,Тому немая тьма не веет в душу тайнойИ ужаса тому в стихийных песнях нет.

Благословенно в нас дыханье Божества!И призван человек повелевать вселенной,В природе растворясь своей душой нетленной,За Красотой признав державные права.

Придет, блеснет любовь, как чудо волшебства,С ней крылья творчество развяжет мысли пленной,Искусство покорит загадкой вожделенной,Исканьем истины вновь будет жизнь нова.

Возжаждет знанья дух, как высшего итога,Свобода позовет к вратам ее чертога,Но опыт мудрости постигнет их тщету;

Поймем мы, что чрез смерть – к бессмертию дорога,Что только вечность даст блаженства полнотуВ святых обителях создавшего нас Бога.

Давно возвещено в пророческие годы,Что разделен в себе — стоять не может дом…И страны казнены страданьем и стыдомЗа кровь, пролитую меж братьев в дни невзгоды.

Блюдите ж жизнь свою, вы, вольные народы!Пусть лживый змей манит запретного плодом, –Храните край отцов, их кровью и трудомДля вас воздвигнутый святой приют свободы!

Не слышат… тщетен зов… С безумьем игроковИдут на проигрыш… Смешенье языков –Как в дни надменные у башни Вавилонской…

Наш рок неотвратим… Всё громче лязг оков…И мчатся с топотом тяжелой скачки конскойЧетыре всадника в наш мир из тьмы веков…

Слепорожденному, не нужен свет кроту…Пусть низость говорит: «На солнце тоже пятна!..»Друзья, отравим ли и мы свою мечту?..

Благословенный диск! Как мощь его понятна,Как близость дорога за блеск, за теплоту, –Не им ли всё живет, всё дышит, всё в цвету?

Равно благой к дворцам, лачугам и темницам,Вершит, как пастырь, он заботу Божьих треб.Святит дома людей, их труд, стада и хлеб,И радости дарит лесным зверькам и птицам.

Он мира весть несет испуганным столицам,С ним миру путь ясней к вратам иных судеб.Пророчества о них он, лучезарный Феб,Внушает вдумчивым пастушеским цевницам.

Осман, упорный вождь залитой кровью ПлевныНа зов царя идет, склонясь к руке врача.В бесстрашном сердце – страх: что, если сгорячаПозором отомстит ему властитель гневный?

По степи, там, где бой тянулся многодневный,Раскинут строй полков; под ветром трепеща,Знамен разодранных колышется парча,И вдалеке рожок трубит сигнал напевный.

Здесь – свиты полукруг. Почетный караул.И белый падишах… Он исхудал, сутул…Он помнит кровь врагов, победных дней предтечу.

Замедлил шаг паша… В ушах тревожный гул…Но русский воин сам ступил врагу навстречуИ саблю пленную герою протянул.

Я весь в минувшем дне. В мой мир уединенный,Как солнце, ворвался застенчивый привет;Несбыточное дал очей желанных свет, –О, как возликовал я, гордый и смятенный!

За полночь далеко… Без сна горю, влюбленный…Под лампой на столе неконченный куплет;Напрасно знойный бред хочу вместить в сонет,Истомных грез прибой оправить в стих стесненный.

Невыразима страсть… Пылает грудь моя,И сердце мечется, безумья не тая:Ему гроза любви и мука счастья внове…

Свидетельница ночь, – врасплох застигнут я!О том, что никогда не выскажется в слове,Пусть скажет запах лип и песня соловья.

Я жил… Я пел… И юные экстазыДуша моя, с жезлом волшебным фея,Переливала в чистые алмазыПод колдовскую музыку Орфея.

Но год отцвел… Я постигал обманы,Дивясь камней подземных дешевизне…И вот я здесь, на нашей общей тризнеЛелею зарубцованные раны.

Душа живет безмолвствующей жрицей,Надгробный звон растет, звучит <crescendo>.Былое мнится сказкой-небылицейИ жизнь сама – сомнительной легендой.

СКАЗАНЬЕ О НАРЦИССЕ