Сергей Маковский - Somnium breve Страница 3

La Colle-sur-Loup

«Обглоданы ветрами скалы…»

Обглоданы ветрами скалы,лишь мох да вереск одичалыйв морщинах каменной земли,и только по руслу быстриныстолпообразные тесниныкосматым лесом обросли.

Поток внизу шумит упорно,свергаясь с высоты нагорнойот заповедных родников, —клокочет глухо, будто споря,бежит, бежит к лазури моря,к просторам южных берегов.

Здесь нет людей, от них далеко,в тиши пустынно-одинокой —как голос рока из глубин,лишь это смутное роптанье,глухонемое бормотаньев дремучих зарослях теснин.

«Тишина. Примолкли птицы…»

Тишина. Примолкли птицы,спрятались в ветвях и спят.Не журчит, не шелеститсярозовый, вечерний сад.

И над лугом все дневныеотзвучали голоса,стали призрачны немые,сумеречные леса.

Только там, в селенье горном,громче колокол позвал,громче по оврагам чернымгорный ключ забормотал.

Искоркой еще несмелойпервая зажглась звезда.И блаженно сердце пело…Этот вечер — навсегда.

Лунный бредень («Доверившись ночной прохладе…»)

Доверившись ночной прохладеи озаренной тишине,я засыпал, на небо глядя,в саду, под липой, при луне.Она плыла над темным гребнемраскинутых кругом холмови за собой тянула бреднемрои пушистых облаков.

Любуясь небом, сонно млея,я забывал земное зло, —не верилось, что на земле я,так было тихо и светло.Невыразимо тихо… Словноструила тишину луна, —земля, казалось, дышит ровно,молчанью ночи отдана,

и это дольное дыханьенеясных звуков так полно:не то свирель, не то журчанье,напев и шелест заодно,и плеск и звон… Гремят в долиненеугомонные сверчки,а звезды в лунной паутине —как золотые паучки.

Они мерцали чуть приметно,и сердце улетало к ними отдавалось беззаветнолуне и шорохам ночным, —я засыпал, все забывая,истаивая в полусне,и неба глубина живаяв моей сияла глубине.

Городок(«Спит город малый на холме крутом…»)

Спит город малый на холме крутом,весь — будто с заводной шкатулки.Дерюгой пахнут, гарью и виномступенчатые переулки.

Над домом дом, ныряют тупики,как западни проходы глухи;под сводами — железные крюкии в окнах черные старухи.

Часовня у разваленной стеныпоникла в непробудной дрёме.На перекрестке — лепет тишины,струя в чугунном водоеме…

Биот

Журчанье(«Спит город малый на холме крутом…»)

Я в земле родилась,из земли поднялась,мне родимый отецледяной студенец, —темной глуби верна,я всегда холодна,дни и ночи журчу,тишиной бормочу.

Эта площадь вокруг —заколдованный круг,эти стены — как сныот моей тишины,за годами годазаклинает вода,ворожит водоемключевым серебром;

ни покоя, ни сна,только звон чугуна,ни друзья, ни враги —только чьи-то шаги,только чья-то рукаприкоснется слегка,чей-то жаждущий ротосторожно прильнет.

И бегу я, бегу,отдохнуть не могу,никогда не усну,не вернусь в глубину,упокоив моюстуденую струю.Я в земле родилась,из земли поднялась…

Виченца(«И вспомнишь: грязный двор харчевни…»)

И вспомнишь: грязный двор харчевни,ребят пронзительные крики,в дверях босого капуцина.Сквозь зелень розовеет мрамор;на площади колодезь древнийбаюкает немолчным плеском;читаю — omnia vincit amor —слова по борту мезанина,и пахнет ладаном и воскомпрохладный камень базилики.

Все помню: по песчаным пашнямстарухи горбятся над плугом;трусят овчарки за стадами;аллеи тонкоствольных буковк заброшенным уводят башням,к запрудам смолкших мукомолен;повисли арки акведуковнад виноградными садами,далеко — звоны колоколенперекликаются друг с другом…

В Венеции(«Всю ночь — о, бред! — в серебролунных залах…»)

В. В. Голубеву.

Всю ночь — о, бред! — в серебролунных залахВенеции я ворожу, вещун,и веют мглой отравленных лагунее дворцы в решетчатых забралах.

Всю ночь — за звуком звук шагов усталых:в колодцах улиц камни, как чугун.И головы отрубленные лунвсплывают вдруг внизу, в пустых каналах.

Иду, шатаясь, нелюдим и дик,упорной думой растравляю рануи заклинаю бледную Диану,а по стенам, подобен великану,плащом крылатым затмевая лик,за мною следом — лунный мой двойник.

СНЫ

«Полжизни душно-плотской яви…»

«Так, ты жилище двух миров…»

Тютчев.

Полжизни душно-плотской явии недостойной суеты;полжизни — сон, и тот же тыживешь, томясь, в другой державе,в тоске, в слезах по горней славетайноречивой красоты.

В тебе душа как бы двойная:мятежной гордости полна,грешнее грешного одна;другая — о, совсем другая! —все шепчет что-то, засыпая.Проснулась… и не помнит сна.

«Дремлют древние развалины…»

Дремлют древние развалины,плющ повис над крутизной.Мысли небом опечалены,тишиной и глубиной.

Облаков пещеры дальниеотражаются волной,дышат марева зеркальныеподо мной и надо мной.

А в душе виденье тайное:тенью мира — мир иной.Снится ей необычайное,сон земной и неземной.

«В горах скалистых, по земле…»

Максимилиану Волошину.

В горах скалистых, по землепесчаной, солнцем обожженной,бреду я в предрассветной мгле —и на обрывистой скалеостановился, пораженный.

Безлюдна древняя земля,к пустынным далям кругозораплывут кремнистые поля,как острова из хрусталя —в тумане горные озера.

И разгорается восток,светлеет небо понемногу,ложатся тени на песок.Над розовым холмом — дымок,алтарь неведомому Богу.

«Как тело у девушки розов…»

Как тело у девушки розовобласканный солнцем парос.Разбрелось по тропам откосовбелорунное племя коз.

Колонны обломок забытый,свирели воркующий звук.Когда-то алтарь Афродиты,а сегодня пастуший луг.

Фиолетовый дождь глицинийзастыл над грудой камней,на листьях аканфовых — синийи колючий узор теней,

да ящерица на припекепрошмыгнет и забьется в щель…Как вздох о богине далекой —коринфская капитель.

«Пустыня, полдень, белый зной…»

А.В. Руманову

Пустыня, полдень, белый зной,и свет и тишина без меры,безбрежной дали дым сквозной,как зыбь седая с желтизной —бугры, песчаные пещеры.

И чередой плывут по нейверблюды, призрачные челны,куда-то в сон забытых днейи незапамятных морей,качавших над песками волны.

Земная вечность! Кто постигтвое немолчное молчанье?Бессмертный прах. За мигом миг…Из отдаленья — львиный рык,пустынной немоты дыханье.

Вакх («Необитаем старый дом…»)