Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 Страница 30

Глава 3,4

Je ne suis sorti du péril,Que par un chemin périlleux[121].

                  О время! Время! Враг! Губитель!                  И благодетель и целитель!Твой яд врачующий помог душе больной…                  Одно лишь время в том успело,                  В чем не успел рассудок мой:                  Томился я — оно летело,                  Что изменялось, что старело…

Не весело всё жить мечтами, наобум;                  Да жить и памятью не споро:          Я не забыл, не разлюбил, но скоро                  В свои права вступился ум…

Зачем оставил я Кремля седого стены?                  В Москве бы чудно поживал:Играл бы в клобе я, а в опере зевал;Фортуны б ветреной не испытал измены…                                Случилося не так.Я тени всё ловил, смешной искатель славы…                  Мне правду шепчет враг лукавый:                  Дурацкий кстати вам колпак.

Глава 5

Увидеть свод небес иной,Иной клима́т, иные водыБывало мне, в младые годы,Моей любимою мечтой.Сбылося юноши желанье:Осуществилося мечтанье.С каким восторгом видел яДавно желанные края!

Люблю народ трудолюбивый!Я весело, щастливо жилВ моей Германии щастливой!В ней быт простой меня пленил,Искусство жить обворожило.Там время мудрое людейК высокой думе приучило.Там жизнь итог не вялых дней —Глубоких чувств и размышленья;Светлы часы уединенья;Порядок домы сторожит;Там труд есть тайна наслажденья,Мечта забавы золотит.Веселье там неприхотливо;Нет трутней, праздностью больных;Тревоги, скучно-суетливой,Стихии баричей смешных;Там нет холодного бесстрастья…Германия приют любви,Приют семейственного щастья.

Творец! Ее благослови!Избавь от ратного постоя.Он хуже пушек, хуже боя…И без него, ручаюсь я,Кой-кто, немецкие мужья,Покойней, верно, были б вдвое;Без бурь погасли бы их дни;Того не знали бы они,Что знать мужьям всего тошнее…Постой — губитель Гименея.

Проказы этого злодеяЯ сам частехонько видал…Матильда, нежная подруга,Любя существенно супруга,Скрывает в сердце ИдеалЕще мечтательного друга.Он сходит к ней                  В невнятных снах,

Его, в пророческих мечтах,Она невидимо видала;Его всегда, не знавши, знала;О нем, в давно минувших днях,В твореньях Шиллера читала,Он гость небесный, не земной…И ей, таинственной судьбой,С ним предназначено свиданье…

Билет приносят на постой.Невольно в сердце трепетанье,Невольно вырвалося: «Ах!»Какой-то потаенный страх,Какой-то темный свет надежды,В ланитах жар, потупли вежды,Стыдливость робкая в речах…Вдруг входит,                  В доломане алом,Гусар вертляный и в усах…Мечта сбылась! Вот бал за балом.Гуляют немцы на пирах.А там победа, вечер званый,Литавры, трубы, барабаны,Гросфатер важный, быстрый вальс…Знакомство, новость, разговоры,Невольный вздох и встреча глаз…Докучной совести укорыСтихают в немке молодой;И о жене своей тамбовской,Вертясь с красавицей заморской,Забыл гусар наш удалой.Мужское сердце — сердце злое,Жену забыть ему легко;И в немке кровь не молоко;Он ей словцо, она другое,Земля взяла свое земное…У немки розы на щеках,Гусар ей веет опахалом…Жена — с усастым Идеалом,А муж существенный… в рогах…

Беда от Идеалов в мире!Романтики погубят нас.Им тесно здесь, живут в эфире…Их мрачен взор, их страшен глас,Раскалено воображенье,Пределов нет для их ума.Еще Шекспир — настанет тьма;Еще Байрон — землетрясенье;Беда, родись другая Сталь!Всё так. В них бес сидит лукавый.Но мне расстаться было жальС философической державой.

О, как Германия мила!Она, в дыму своем табачном,В мечтаньи грозном, но не страшном,Нам мир воздушный создала,С земли на небо указала;Она отчизна Идеала,Одушевленной красоты,И эстетической управы,И Шиллера и Гете славы.Она — приволие мечты.

В стране разумной, в мире старомЯ погулял верхом недаром:Кормил желудок свой и ум,Учился мыслить, есть учился.Я потолстел, я просветился;Казну умножил светлых дум…Листок мечтаний философскихВклеил в дорожный календарь,А список длинный блюд заморских —В гастрономический словарь.

Но не постиг мой ум тяжелыйСлов важных: кстати и пора,Науки нравиться веселой,Ни мирной тактики двора,Ни дипломатики армейской.Пришел домой: опять дурак,С прибавкой только — европейский.Дурацкий кстати мне колпак.

Глава 6

Царей, народов кочеванье,Святая брань, Наполеон,Его успех, его изгнанье,Москва, Бриенна, Эльба… сон…И что не сон на этом свете?

Где тот?..

Но совесть есть в поэте…Пять глав, и грустных и смешных!На первый раз довольно их:Я скоро расскажу другие.Мы любим книжки небольшие.Нас пронимает дрожь от книг,Которых не прочтешь и в сутки;И, право, кстати промежуткиМеж наших авторских услуг,Какое б ни было творенье:Приятно — длится наслажденье,А скучно — лучше же не вдруг…

А. Г. РОДЗЯНКА

Аркадий Гаврилович Родзянка (1793–1846) родился в помещичьей семье на Полтавщине. Детские годы его прошли вблизи от одного из культурных центров Украины — Обуховки и Трубайцев, имений В. В. Капниста и Д. П. Трощинского, с семьями которых он сохранил многолетнюю дружескую связь. В этой среде он воспринял некоторые идеи как декабристского окружения Капниста, так и украинской дворянской фронды, с ее культом национального прошлого и «малороссийской свободы». Литературные интересы его укрепились во время учения в Московском университетском благородном пансионе, где его учителем был известный поэт и теоретик архаистического направления А. Ф. Мерзляков. Уже в 1839 году в письме к А. С. Норову он будет называть себя и своего адресата «воспитанниками Мерзлякова и классицизма умеренного»[123].

В пансионе Родзянка выступил как поэт. В 1816 году он переезжает в Петербург и поступает в гвардию. К этому времени он уже известен как автор анакреонтических и горацианских стихов («Призвание на вечер», 1814; «Клятва», 1815; «К Лигуринусу», 1816). Наряду с ними он разрабатывает и высокие жанры классицистской лирики («Властолюбие (подражание Ж.-Б. Руссо)», 1812; «Державин», 1816, и др.). По-видимому, через Капнистов он знакомится с Державиным и сближается с «Беседой любителей русского слова». Наследник просветительской традиции, «архаист», он пишет в 1817 году пародийную балладу «Певец», направленную против Жуковского и шире — против самых основ формирующейся романтической эстетики. Значительное место в его стихах этих лет занимают гражданские темы («Развалины Греции», 1814; «Потомство», 1816). В 1818–1819 годах он служит в лейб-гвардии Егерском, а затем в Орловском пехотном полку. В Петербурге Родзянка входит в круг членов Союза Благоденствия. В эти годы он находится под все усиливающимся влиянием либеральных идей, распространяющихся в гвардии. Его общественная ориентация и связь с литераторами декабризма и декабристской периферии естественно приводят его в общество «Зеленая лампа». Позднее Родзянка вспоминал о противоправительственных стихах, читавшихся в заседаниях общества. Вероятно, здесь же произошло его знакомство с Пушкиным; их отношения вскоре же приобрели дружески-фамильярный характер. Это время — период наибольшего расцвета политического вольномыслия Родзянки, впрочем довольно умеренного. В 1818 году он пишет «Послание о дружбе и любви Аврааму Сергеевичу Норову», где декларативно утверждает примат дружбы, познания и долга над эпикуреизмом и противопоставляет гражданские добродетели древних «робкому страху» и «жизни в цепях» современного поколения. 3 марта 1821 года Родзянка выходит в отставку с чином капитана и в том же году уезжает в Полтаву, в свое имение Родзянки Хорольского уезда, однако продолжает печатать стихи в «Сыне отечества», «Невском альманахе», «Полярной звезде» и других изданиях.