Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920 Страница 30

Вознесение 1915

«Мне нравится, что Вы больны не мной…»

Мне нравится, что Вы больны не мной,Мне нравится, что я больна не Вами,Что никогда тяжелый шар земнойНе уплывет под нашими ногами.Мне нравится, что можно быть смешной —Распущенной — и не играть словами,И не краснеть удушливой волной,Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мнеСпокойно обнимаете другую,Не прочите мне в адовом огнеГореть за то, что я не Вас целую.Что имя нежное мое, мой нежный, неУпоминаете ни днем ни ночью — всуе…Что никогда в церковной тишинеНе пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукойЗа то, что Вы меня — не зная сами! —Так любите: за мой ночной покой,За редкость встреч закатными часами,За наши не-гулянья под луной,За солнце не у нас на головами,За то, что Вы больны — увы! — не мной,За то, что я больна — увы! — не Вами.

3 мая 1915

«Какой-нибудь предок мой был — скрипач…»

Какой-нибудь предок мой был — скрипач,Наездник и вор при этом.Не потому ли мой нрав бродячИ волосы пахнут ветром!

Не он ли, смуглый, крадет с арбыРукой моей — абрикосы,Виновник страстной моей судьбы,Курчавый и горбоносый.

Дивясь на пахаря за сохой,Вертел между губ — шиповник.Плохой товарищ он был, — лихойИ ласковый был любовник!

Любитель трубки, луны и бус,И всех молодых соседок…Еще мне думается, что — трусБыл мой желтоглазый предок.

Что, душу черту продав за грош,Он в полночь не шел кладбищем!Еще мне думается, что ножНосил он за голенищем.

Что не однажды из-за углаОн прыгал — как кошка — гибкий…И почему-то я поняла,Что он — не играл на скрипке!

И было всё ему нипочем, —Как снег прошлогодний — летом!Таким мой предок был скрипачом.Я стала — таким поэтом.

23 июня 1915

Асе («Ты мне нравишься: ты так молода…»)

Ты мне нравишься: ты так молода,Что в полмесяца не спишь и полночи,Что на карте знаешь те города,Где глядели тебе вслед чьи-то очи.

Что за книгой книгу пишешь, но книгНе читаешь, умиленно поникши,Что сам Бог тебе — меньшой ученик,Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше?

Что весь мир тебе — твое озорство,Что наш мир, он до тебя просто не был,И что не было и нет ничегоНад твоей головой — кроме неба.

<1915>

«И все вы идете в сестры…»

И всé вы идете в сестры,И больше не влюблены.Я в шелковой шали пестройВосход стерегу луны.

Вы креститесь у часовни,А я подымаю бровь…— Но в вашей любви любовнойСтократ — моя нелюбовь!

6 июля 1915

«Спят трещотки и псы соседовы…»

Спят трещотки и псы соседовы, —Ни повозок, ни голосов.О, возлюбленный, не выведывай,Для чего развожу засов.

Юный месяц идет к полуночи:Час монахов — и зорких птиц,Заговорщиков час — и юношей,Час любовников и убийц.

Здесь у каждого мысль двоякая,Здесь, ездок, торопи коня.Мы пройдем, кошельком не звякаяИ браслетами не звеня.

Уж с домами дома расходятся,И на площади спор и пляс…Здесь, у маленькой Богородицы,Вся Кордова в любви клялась.

У фонтана присядем молча мыЗдесь, на каменное крыльцо,Где впервые глазами волчьимиТы нацелился мне в лицо.

Запах розы и запах локона,Шелест шелка вокруг колен…О, возлюбленный, — видишь, вот она —Отравительница! — Кармен.

5 августа 1915

«В тумане, синее ладана…»

В тумане, синее ладана,Панели — как серебро.Навстречу летит негаданноРазвеянное перо.

И вот уже взгляды скрещены,И дрогнул — о чем моля? —Твой голос с певучей трещинойБогемского хрусталя.

Мгновенье тоски и вызова,Движенье, как длинный крик,И в волны тумана сизого,Окунутый легкий лик.

Все длилось одно мгновение:Отчалила… уплыла…Соперница! — Я не менееПрекрасной тебя ждала.

5 сентября 1915

«С большою нежностью — потому…»

С большою нежностью — потому,Что скоро уйду от всех —Я все раздумываю, комуДостанется волчий мех,

Кому — разнеживающий пледИ тонкая трость с борзой,Кому — серебряный мой браслет,Осыпанный бирюзой…

И все — записки, и все — цветы,Которых хранить — невмочь…Последняя рифма моя — и ты,Последняя моя ночь!

22 сентября 1915

«Все Георгии на стройном мундире…»

Все Георгии на стройном мундиреИ на перевязи черной — рука.Черный взгляд невероятно расширенОт шампанского, войны и смычка.

Рядом — женщина, в любовной наукеИ Овидия и Сафо мудрей.Бриллиантами обрызганы руки,Два сапфира — из-под пепла кудрей.

Плечи в соболе, и вольный и скользкийСтан, как шелковый чешуйчатый хлыст.И — туманящий сознание — польскийЛихорадочный щебечущий свист.

24 сентября 1915

«Лорд Байрон! — Вы меня забыли…»

Лорд Байрон! — Вы меня забыли!Лорд Байрон! — Вам меня не жаль?На . . . . . .плечи шальНакидывали мне — не Вы ли?И кудри — жесткие от пыли —Разглаживала Вам — не я ль?

Чьи арфы . . . . . .аккордыНад озером, — скажите, сэр! —Вас усмиряли, Кондотьер?И моего коня, — о, гордый!Не Вы ли целовали в морду,Десятилетний лорд и пэр!

Кто, плача, пробовал о гладкийСвой ноготь, ровный как миндаль,Кинжала дедовского сталь?Кто целовал мою перчатку?— Лорд Байрон! — Вам меня не жаль?

25 сентября 1915 г.

«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»

Заповедей не блюла, не ходила к причастью.— Видно, пока надо мной не пропоют литию, —Буду грешить — как грешу — как грешила: со страстью!Господом данными мне чувствами — всеми пятью!

Други! — Сообщники! — Вы, чьи наущения — жгучи!— Вы, сопреступники! — Вы, нежные учителя!Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, —Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!

26 сентября 1915

«Как жгучая, отточенная лесть…»

Как жгучая, отточенная лестьПод римским небом, на ночной веранде,Как смертный кубок в розовой гирлянде —Магических таких два слова есть.

И мертвые встают как по команде,И Бог молчит — то ветреная вестьЯзычника — языческая месть:Не читанное мною Ars Amandi![25]

Мне синь небес и глаз любимых синьСлепят глаза. — Поэт, не будь в обиде,Что времени мне нету на латынь!

Любовницы читают ли, Овидий?!— Твои тебя читали ль? — Не отриньНаследницу твоих же героинь!

29 сентября 1915

«В гибельном фолианте…»

В гибельном фолиантеНету соблазна дляЖенщины. — Ars Amandi[26]Женщине — вся земля.

Сердце — любовных зелийЗелье — вернее всех.Женщина с колыбелиЧей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!Губы — близки во мгле…— Бог, не суди! — Ты не былЖенщиной на земле!

29 сентября 1915

«Мне полюбить Вас не довелось…»