Мария Визи - A moon gate in my wall: собрание стихотворений Страница 32

Декабрь 1951 г.

363. Весна[177]

Потела мягкая земля,трава дышала, прорастая,гляделись в небо тополя,задетые осколком мая.

И тучи мелких серых птиц,чуть возвратясь из теплой дали,из бирюзовой выси,ниц на землю ждущую упали.

22 января 1952 г.

364. Приближение грозы

Светло, уютно, тихо и удобно;листаешь книжку, в кресле развалясь.Вдруг — крупный дождь застукал в крышу дробно,и в воздухе его повисла вязь.

Сереет небо над углами дома,чернеют туч волнистые низы…Ты слышишь вдалеке раскаты грома?Ты чуешь приближение грозы?

8 марта 1952 г.

365. Романс

Я голос твой забыла так давно —И цвета глаз твоих давно не вспоминала,Закрыто наглухо в тот старый сад окно.Не все ль равно, что в нем черемуха в июне расцветала!

Там путь назад навеки запрещен.С тех пор мы выросли, видали жизни много.Ведь то был сон — простой и детский сон —Да был ли он? И не в такоймы милости у Бога.

Март 1952 г.

366. «Внезапно вышла в жизни перемена…»

Внезапно вышла в жизни перемена,не стало вдруг ни солнца, ни тепла.Закрыл глаза. Играли марш Шопена,его везли, за ним семья брела.

Вот позади и города шумиха,и церкви золотое острие.

Он не спешил; он ехал очень тихона новоселье тихое свое.

1 мая 1952 г.

367. В толпе

Простые люди, серою толпойи друг на друга все чуть-чуть похожи, —идут по свету общею тропой— и радость есть у всех, и горе тоже.

И только иногда блеснут глаза,и странная от них лучится сила —как будто где-то дрогнула грозаи из-за тучи солнце засветило.

2 мая 1952 г.

368. «Он был, наверно, самый ловкий…»

Он был, наверно, самый ловкий —один, среди мильонов тел.он спасся от бомбардировкии долго под землей сидел.

Как звери ночью роют норы,спасаясь от дождя и зла,прорыл глухие коридорыдневного не ища тепла.

И так как был иных проворней,то он ловил и ел мышейи грыз в земле деревьев корнии так и жил — один. Ничей.

И успокоилась планета.Никто не бегал, не кричал,и души всех погибших где-тонашли последний свой причал.

Тогда он вылез осторожно.Был воздух светел, пуст и нем.Он посмотрел кругом, ничтожный,— и тихо вдруг спросил: «Зачем?»

9 мая 1952 г.

369. «Закинув в небо голубое…»[178]

Закинув в небо голубоевысокой мачты остриестоит, укрытый от прибоякорабль, отплававший свое.

Его пути пересекались,ведя от самых дальних мест,из-под Авроры Бореалисв края, где светит Южный Крест.

Легенды северного снегаон, белокрылый, доносилдо самой Тьерра-дель-Фуегои возвращался, полный сил.

Стоит. Один. Давно ржавеет.Тяжелый якорь врыт в песок.В пустых каютах ветер веет.Последний сон его глубок.

9 мая 1952 г.

370. Ноктюрн («Было тихо, так тихо печальное синее небо…»)

Было тихо, так тихо печальное синее небо,только белые птицы парили, тоскуя и плача,потухала заря, совершалась последняя треба,и грустила земля обо дне, что навеки утрачен.

Обнимали туманы дышавшую грудь океанаи на дюны ползли, где пески серебром отливали;был белеющий месяц, как шрам заживающей раны,и огромные звезды на люстре небесной кивали.

В океан безвозвратно, бесшумно впадают потоки,в бесконечности звезд умолкают аккорды ноктюрна,забываются песни, теряются давние сроки,горсти стылого пепла в последнюю сыплются урну.

27 мая 1952 г.

371. «Высоко на какой-то горе…»

Высоко на какой-то горе,на весенней веселой заре,

ты найдешь очарованный цвет,ты услышишь желанный ответ,

только верь, не устань, не отстань,— перейди через реку Иордань,

потому что нельзя отступать,засосет ненасытная падь, —

только лезь, добивайся, иди,видишь, светится луч впереди.

Не теряй же надежды, поверь,что откроешь заветную дверь,

и войдешь, и воскликнешь: «Не зряобещала так много заря,

и звала, и манила вперед,в этот край, где подснежник цветет!»

Май 1952 г.

372. «Засверкал остроконечный месяц…»

Засверкал остроконечный месяц.Фонари зажглись вечерних улиц,И лучи неощутимых лестницОт земли на небо протянулись.

Вот, взойти — увидеть, что такое,И назад не возвращаться снова.А проснуться в золотом покоеЗолотого утра неземного.

Май 1952 г.

373. «Живи себе, живи… Войны не надо…»

Живи себе, живи… Войны не надо:опасность не грозит, — помилуй Боже.И не нужна вокруг избы ограда —убийц на свете нет. И нищих тоже.

Никто не нападет, не бросит в прорубьи не убьет. Смотри: играют дети,над ними вьется белокрылый голубь,и ласковое солнце мирно светит.

6 июня 1952 г.

374. «Люблю тебя. Ты будь со мной всегда…»[179]

Люблю тебя. Ты будь со мной всегда.Не надо даже думать о разлуке,ты нужен мне, как воздух и вода,как солнце и как хлеб и песни звуки.

А если вдруг разлюбишь — убегуи под ничем неозаренным небомя буду жить, хотя б пока могубез воздуха — без песни — и без хлеба.

5 августа 1952 г.

375. «Огромный мир… моря, леса и горы…»[180]

Огромный мир… моря, леса и горы,известные с неисчислимых лет,и в то же время скрытые от взорамильоны неизведанных планет.

Так много раз с востока солнце всталои так же встанет много тысяч раз;а мы с тобой тревожимся о малом —как будто в мире нет важнее нас!

Цветет багульник. Небо сине очень.Пускай одна из многих, — но весна.Забудь тревогу, — то, что мир непрочен.Я здесь. С тобой. И жизнь твоя ясна.

6 октября 1952 г.

376. «В огромных…»[181]

В огромныхбетонных и асфальтовых гробницахна дне колодцев каменных, глубокихмы все почти забыли,что значит осенью идти дорогой,покрытой мокрыми слоями листьев,— шагать по золоту опавших листьев,

где пахнетгрибами и землей осенней, мокрой…

Почти забыли,как ветер осенью шумитв большом саду, верхушки сосен крутит,— шумит в густых, высоких, мокрых веткахв большом саду…

1952 г.

377. Жена Лота[182]

Богобоязненный и смелый Лот,оставив дом, родных, друзей без спора,забыл Содом, забыл Гоморру,забыл о прошлом и ушел вперед.

А я? — Я женщина. Я не могла,услышав грохот, треск и чуя пламень,покинуть вдруг уют того угла,где был овеян лаской каждый камень;

топча ногой узоры чуждых трав,душа рвалась назад, где Божья каранастигла гневом тех, кто был неправ,— жестоким трусом и огнем пожара.

И страшно сердце дрогнуло во мне…Я не послушалась, остановилась,— я не подумала о той цене,которой я за это поплатилась!

Что ж! Жизнь оборвалась нежданно, вдруг,но сладко было на минуту знанье,что хоть один, быть может, враг иль друг,на грани гибели, в полусознаньи,почувствовал предсмертное прощанье,увидя дрожь моих бессильных рук.

6 марта 1957 г.