Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы Страница 34

94. «Мы потрясаем мир. По нашему веленью…»

Мы потрясаем мир. По нашему веленьюСедой ордой раскинулась вдалиГроза как постоянное явленье,И спать уже не могут короли!

У каждого на столике аптека,И, сигнатуры двигая впотьмах,Британия не может спать.                                           Потеха!Бессонница свирепствует в домах.

Идет борьба труда и капитала,Но, вскинув до луны остатки дня,Земля не вся достаточно впиталаПотребное количество огня.

И старый мир, туманами объятыйИ мщения раскинув реквизит,Под натиском колонн пролетарьятаВ агонии скрежещет и грозит.

95. В ПРАЗДНИК

На деревню Новый МостВышел парень в полный рост,

Краснощекий, полнокровный…И, короче говоря,Шапка парня стоит ровно,Ровно двадцать три рубля.

Вдоль по улице разгульнойНикаких таких морок,И висит, пришитый к тулье,Магазинный номерок.

Парень — в тройке, машет веткой,На руке — часы-браслетка.Никли солнечные нити.Девки шли сквозь синий чад.«Ради бога, извините,Но который нынче час?»— «Четверть первого».                                      — «Мерсите!Нет спасенья от росы…Вы и в будни выноситеВаши верные часы!»

«Кто такой? Откуда родом?Кто прокрался к нам лисой?Кто смеется над народомЗавлекательной красой?

Где исток ветвей зеленыхРоду-племени его?»Отвечала всем АленаЗа себя и за него:

«Что за слух идет в народе,По углам звенит косым?Это ж Ваня Воеводин,Дяди Власа бравый сын.

Он работал в Петрограде,В чужедальной стороне,Вот он весь, как на параде,Завтра сватов шлет ко мне».

Солнца золотой опарникНа затоне волны бьют.Всё в порядке. Пляшут парни,Девки песенки поют.

Не жалеют ярких красок,Голосить не устают.О нарядном сыне Власа,О любви они поют.

96. ОТМЕНА ПРАЗДНИКА

Все ли знают, что в ПокровПо дешевке ходит кровь?

С низких путаных небесВ мертвую осеньОпускался мелкий бесПо имени Осип.

Был отчаянным и смелымПуть единственный его,И давленье стратосферыНе влияло на него.

И его едва-едва,Черного, как вьюшка,Приняла одна вдоваПо имени Нюшка.

Вот могучая семейка!Черт гремит, как ундервуд,И по крашеным скамейкамДве квашни к нему плывут.Черт в широкую квашнюСунул правую клешню.

Затряслась сережка в мочке,Забродило пиво в бочке!Сунул в новую квашнюЧерт и левую клешню.

Заходила половица,В пляс ударилась вдовица,В новой бочке очень бойкоХодит пена русской горькой.

А наутро, улыбаясь,Лаками отклокотав,Желтая и голубаяВывеска гласила так:

«Торговля готовымвином и платьемОСИПА ЧЕРТОВА               ИАННЫ СИЛАНТЬЕВОЙ».

Праздник был окутан мраком(Так вещает протокол),Кое-где гремела драка,Был повален частокол.

На житье семи тальянокБыл поставлен общий крест,Все ребята были пьяны,Лишь Иван Степанов трезв.

Он, как доблестный оратор,Сгоряча клеймил народ.Он, как модный литератор,Всё записывал в блокнот:

«Вырвано до тридцати растений.Три ничтожные стеклаВыбиты в порядке прений…Кровь, как водится, текла.

До десятка рам оконныхЗахотели в землю лечь,До восьми рубах суконныхБыли срезаны до плеч.

Духота, смердя, парила,Мертвое крыло влача…И лежали, как перила,Оба брата Лукича.

Женщины, как истуканы,Разбежались по лесам…»Ну и хват Иван Степанов,Как он ловко записал!

Девчонки, прогремите всластьМолочными бидонами,—По слободе идет соввластьВ лице В. И. Дадонова.

Глядя на такие раны,Он качает головой,Впереди его гортанныйКлич разносит вестовой:

«На собрание, граждане(Прямо в руки крик идет),Торопитесь, чтоб не ждалиТе, кто первыми придет».

Так благодаря стараньюСобирались стар и мал.Это важное собраньеСам Дадонов открывал.

«Граждане, — сказал он глухо, —От ударов кирпичаПочитай совсем как трупыОба брата Лукича.

До десятка рам оконныхВынуждены в землю лечь,До восьми рубах суконныхБыли срезаны до плеч.

Неужель в воде болотнойИль в грязи колодой гнить?Предлагаю всенародноЭтот праздник отменить».

Он глядел, как Гарибальди,Шел с козырного туза.Женщины, как по команде,Поднимали руки «за».

За отмену Покрова,За измену Покрову!

«Отменяем. Будет лучше.Совестно смотреть в глаза».Пятьдесят мужчин непьющихПоднимали руки «за».

97. КАК ВО НАШЕЙ ВО ДЕРЕВНЕ…

Как во нашей во деревне,Молодой и быстроногой,Как во нашей во деревнеМного разных новостей.

Во-первы́х, мне сообщает кровная моя родня,Что старик Степан Булдыгин умирал четыре дня.Умирал — и всё ж не умер и, хотя лежал в гробу,От всего большого сердца проклинал свою судьбу!Вкруг него чадили свечи, ладан жгли во всех углах,Несмотря на это старец всё ж не обращался в прах!Ночь четвертая. Читали четное число молитв.И тогда Степан Булдыгин: «Дайте водки!» — говорит.

И восстал, подобный глыбе,Топнул правою ногой,И сказал тогда Булдыгин,А не кто-нибудь другой:

«Душно в саване поганом!..И, чтоб мир в красе вернуть,Дайте водки два стаканаИ натрите перцем грудь!»

Как во нашей во деревне,Возмужалый от побед,В голубом поповском домеЗаседает сельсовет.

Возгласы идут:— Допустим!— Предположим, что…— Да-да…Протокол ведет Капустин —Сокращенно, как всегда.

Слушали:«Матвей НикитинБезусловно и давноОбвиняет в волокитеИ в разрыве районо».

Порешили:«Да, оторванРайоно.Считать виной.Выяснить, откуда тормоз,Поручаем Фоминой».

Снова возгласы:— Допустим!— Предположим, что…

— Да-да…Протокол ведет Капустин —Точно.         Ясно.                     Как всегда.

Как во нашей во деревнеДа на каменном мосту,На высоком, на счастливом,Девки водят хоровод.

Ударяют классно в камень —И чем звонче, тем вернейМашут белыми платкамиИ зовут к себе парней.

При безветренной погодеПарни им несут покор.Очень быстро к ним подходятИ заводят разговор.

Самый верный и уместный,Чтобы деву покорить:«Ах, какие вы прелестны,—Начинают говорить. —

Не встречали вас милееНи в долинах, ни в домах…»Девушки, красу лелея,Отвечают:              «Что вы, ах!

Ах, проверим вас на факте,Ваш обычай и обряд.Ой, да бросьте, ах, оставьте,Не лукавьте», — говорят.

Я стучу условным стуком,Называю имена…Здравствуй, радость и разлука.Дорогая сторона!

98. «Василий Орлов перед смертью своей…»