Чумовые истории. Пёстрый сборник - Одран Нюктэ Страница 36

– Можешь лучше? Предложи свой вариант.

– О%&ел?! Я тебе е¥@ло щас раскрашу так, что не то что мать родная, но ни апостол Павел, ни какой адмирал межгалактического альянса не признают!!

– Ладислау, не перечь командиру и не сыпь угрозами. Подумай – после славного новогоднего маскарада с Василием Георгичем, помнишь?.. В общем, это не так уж и стрёмно.

– Я уверен, мне будет натирать воротник, штаны будут коротки, рукава длинны, на груди рубашка станет пузырится, а под мышками жать.

– Сошью по мерке. Всё будет точно, как в аптеке.

– Ненавижу тебя. Давай сюда этот кккитель.

– Я тебе подарю впридачу офицерский чин, если ты перестанешь бесчинствовать, сквернословить, устраивать подпольные дуэли и бросишь курить.

– Это как же это я "бесчинствую"? Это когда же?.. Да я всё время занят работой как каторжанин вшами.

– Вот и займись чем-нибудь полезным, хватит крыльями махать. Говорят, у тебя две звезды уже есть… Будешь младшим помощником.

– Есть, сэр!

Из командирской рубки доносились негромкий, журчащий баритон капитана, изредка взрывающийся морскими проклятьями, и сухие, холодные "есть, сэр" – "слушаюсь, сэр" – "как прикажете, сэр" – "будет исполнено, сэр" второго помощника Беркаши.

– Ты был прав. У меня разыгралось воображение, – вечером признал Ласло. – Это ж ходячее сплошное благочестие. Ему не Хароном, а воистину Папой Римским работать, ля. Знаешь, эта кутерьма похожа на то, что тебе дают под дых, а ты встаешь, улыбаешься, благодаришь – и тебя снова опускают – а тебе всё словно мало!

Осторожно!

Шаблоны!

Вне конкурса

Минуло шесть дней, как молодой синьор Ульфицио слег с лихорадкой. Лекари, срочно присланные из столицы его отцом, благородным синьором Ульфицио Веккьо, перепробовали кровопускания, компрессы и микстуры, но юноша таял на глазах. Кормилица, тучная дама Буффона, крестилась и молилась, запершись в коморке, выплакала глаза и простилась с надеждой на исцеление господина. Даже кухарка Умиулла пересаливала блюда, но к ним никто не притрагивался, словно дом уже окутан трауром. Все ели чёрствый хлеб и пили только воду.

Юный Ульфицио недавно вернулся из похода к Гробу Господню, все семейство радовалось его возвращению, а про себя все отметили, как он слаб, немногословен и печален. На празднике в честь его прибытия, кроме всех прочих, была и синьорита Ульпина, из старинного окситанского рода. Синьорита Ульпина затмевала всех красавиц города более всего своим благочестием и кротким нравом, и была бы наилучшей партией для Ульфицио, по общему мнению их родителей.

Бог знает, что приключилось с синьором Ульфицио на обратном пути с Востока. Его оруженосец Ливеллино, славный малый, рассказывал на ушко леди Урсуле, что не в пример другим рыцарям, покинув отчий дом, Ульфицио не погряз в разврате и пагубном расточительстве, был равно добр и к слугам, и к поверженным врагам. Неужели теперь, так и не познав радостей мирной и сытой жизни, Ульфицио умрёт?..

Ульфицио Веккьо гневался. Он разогнал докторов, сорвал плотные занавески с окон, чтобы морской воздух входил в комнату больного сына. Это был младший из четверых его сыновей, не скажу, что любимейший, но он питал много надежд на счет его будущего. Сын лежал в забытьи, и луч закатного солнца на его покрытом потом бледном лбу золотил спутанные пряди волос. Жестокое зрелище.

Травы, компрессы и горькие слёзы. Погруженный в глубокую задумчивость, Ульфицио-старший не заметил, как синьорита Ульпина пробралась в спальню и села у изголовья кровати, держа ладонь его сына в своей. На ней было платье из драгоценной парчи, сережки с жемчугом и сафьянные туфли с вышивкой. Она молчала. Взгляд её карих глаз не был теплым, нет, там гнездилась решимость. И гордость.

– Вы видите, он умирает. Есть лишь одно лекарство. Велите Ливеллино осторожно перенести господина к … и сделать так… Немедленно.

Она назвала дом и поспешно вышла. Во дворе уже ждали слуги Ульпины с факелами и паланкином. Не было конца удивлению Ульфицио Веккьо. Он тотчас распорядился сделать всё в точности, как велела синьорита Ульпина. Через день ему доложили, что сын очнулся и впервые заговорил и немного поел. Сердце старика наполнилось радостью. Молодой Ульфицио стремительно выздоравливал, приступы ночной лихорадки сошли на нет, как дурной сон. Он повеселел, с охотой занимался фехтованием и пением.

Болезнь Ульфицио осталась загадкой. Говорят на рынке в Пьяцца-ди-Кавалли, всему виной была пагубная страсть леди Урсулы. Она опрыскала простыни молодого рыцаря ядом, купив его у колдуньи Стриксы. Она не хотела навредить юноше, нет. Она думала, это приворотное снадобье. Бог знает, так ли это. Осенью молодые поженились, и я там был, вино с пряностями по усам моим текло. Я был выбран крестным отцом пятерых детей Ульфицио и Ульпины. Синьор Ливеллино, ставший в последствии знатным господином, владельцем поместья в Вальтерии, может засвидетельствовать истинность моей истории.

7.1 Белый баран. Басня

/Во мне веселится и закатывает рукава старик Вильд! И нет, я не читал Курта Воннегута. За идею спасибо другу/

Однажды, на скотном дворе, высоко в горах, в почтенном семействе черных каракулевых овец родился беленький ягненочек. И такой он был беленький, такой пригоженький, такой прехорошенький, такой… Аппетитный!

Все столпились вокруг и наперебой восхищались: "ах, какие ушки! Какие глазки!" Ягненок вытаращил ясные оливково-лиловые очи в обрамлении густых ресниц и нежно проблеял: "ммааа-ммааа!" Умиление достигло апогея, несколько неокрепших цыпочек в переднем ряду с писком упали в обморок. Генерал Петух тщетно командовал, трубя отбой – никто не подчинялся. Все обсуждали новенького. Больше всего был смущен отец. Ему уже шепнули гусыни, что это, дескать, не его плод. Жена клялась, что была верна.

Пошумели, улеглись. Жизнь текла своим чередом. Времена года сменяли друг друга. Птичница ощипала гусынь и петуха забрала. И поросенок куда-то исчез. Странные дела… Ягненок рос, беззаботно скакал и распевал дурацкие песенки на всю округу. Юный поэт порвал Козла в поединке на лирах. У него даже завелся друг – Соловей. Овчарня на ушах стояла: "Да где это слыхано, баран и соловей?! И куда только мать смотрит!?" Хозяйские лошади ржали при виде белого ягненка громче обычного: "Смотрите, смотрите! Какой важный красавчик! Вай! Какая шерсть! Белее снега! И с кем спутался? С Соловьем! Ахаха!"

Однажды пастух поставил в овчарне новые ворота. Все овцы как овцы, стояли в сторонке и блеяли, один белый не как все: шел, не разбирая дороги, и ударился лбом. Он был омрачен новостью, которую разболтала пастушья собака. Она сказала… Нет, такое сложно произнести. Еще сложнее