Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы - Антология Страница 36

Больные лбы в отравленной тени.

Пускает корни дерево теней

В сердца и темный всасывает сок,

И стонут люди громче и страшней,

Чем от железный игл, и ствол высок

У врат Покоя. В серых листьях Сон

Шуршит полотнищем холодных крыл:

Над тяжестью ночной простерся он

И лица спящих инеем покрыл.

Запел. И тьма врывается, груба:

Он – крест, он – тук, он – пепел! Смерть идет,

Откинув многим волосы со лба,

Раскрашивая увяданья плод.

Середина зимы

Зимою год ползет к концу, ощерясь,

И дни малы, как пятна крыш над снегом.

Часы бессчетны, безрассветны ночи,

И неизвестность утра слита с небом.

Ни осени, ни лета, – смерть скрутила

Плоды земли, рыдая панихидно.

Холодные, совсем другие звезды:

Нам с пароходов не было их видно.

Темны, неведомы дороги жизни,

Они конца ничем не обозначат,

И каждый, кем вслепую поиск начат,

Молчит потом и рук пустых не прячет.

Берлин I

Из черной ямы, из дыры складской

Грохочут бочки, скатываясь в трюмы.

Пыхтят буксиры, лезет дым угрюмый

В глаза над маслянистою рекой.

Мостом по самую трубу отпилен

Речной трамвай. Оркестрик на корме.

Вода укрыта в смрадной полутьме

Коричневыми шкурами дубилен.

И там, где мы проходим под мостом,

Сигналами нас оглушают своды,

Как барабанной дробью, а потом

Сады на дамбах, медленные воды

Каналов и в цветении густом

До неба прокопченные заводы.

Umbra Vitae[3]

Людей на тротуарах тьма накрыла,

Небесный свод над ними гол и страшен:

Там метеоров огненные рыла

Выводят знаки над зубцами башен.

На каждой крыше – телескопов дыры,

Астрологи пытают бездну ночи,

Из подземелий выросли факиры,

Восход звезды таинственной пророча.

Самоубийцы избродили сушу —

К востоку, к северу, к закату, к югу —

Потерянную не отыщут душу

И гонят пыль по замкнутому кругу

Руками-метлами, покуда сами

Не станут пылью, торопясь к могиле:

Усеют выпавшими волосами

Свой путь земной и лягут грудой пыли,

Подергивая мертвой головою.

И звери полевые с голодухи

Склонятся над могильною травою,

Рогами копошась в кровавом брюхе.

В морях то здесь, то там гниющий остов

Пустой посудины – куда деваться?

Нет больше ни мальстремов, ни норд-остов,

К причалам райским не пришвартоваться!

Деревья над разбитыми путями

Расставили капканы пальцев-крючьев,

Чернея деревянными культями

Отмерших, неизменно голых сучьев.

Кто хочет встать, тот умирает сидя.

С последним словом по другим орбитам

Отходит жизнь и, ничего не видя,

Глаза таращатся стеклом разбитым.

Повсюду тени. Перед новой жутью

Закрылась сновидений дверь глухая.

Молчим, придавлены рассветной мутью,

И веки трём, дремоту отряхая.

Перевод с немецкого Р. Дубровкина

Из словацкой поэзии

Юрай Калницкий

Эрос и Психея

я изверг и палач

я клятва и обман

меня влечет по серпантину данта

полой прикрыв блудливое анданте

по времени скольжу

отлит в костюм изящного соблазна

он выполняет роль луны магнитной

примешивает смех и смерть

и жженье терпентина

и адский огнь ладоней пальмовидных

напалмом жгущих

травит осами печалей

иль брызжет росой

на иглы кактуса опустошенной души

и подвергает позору побиения камнями

но допускает до лицезренья

тебя при мне

мой милый дружок в зенит закопьенный

вскрывающий меня своим лучом

будь беспощаднее ко мне

чем честь

всоси в себя своею черноземной щелочью

своею ненавистью враждой и отвращением

и отвердей твердыней

которую необходимо отступая покинуть

искуси горизонтальность профанную

и за спиной сожги мосты

хотя бы раз

взвинтись внутри себя

в преддверье райских врат

и первыми людьми

мелькни во встречных взглядах

воспламени мост за спиной

как олицетворенье

трагедии необоюдности в ограде обольщенья

тех кто выжил

для обоюдной лжи?

агдам лимон и крабы

и плоть змеи

вкусить с твоих ладоней

из чресл испить волшебных

а после хоть убей

хоть выгони

хоть головой о камень

вкуси не косметическую ложь

но дерматоз

стыдящийся касаний

так фарисей-монах свою тонзуру

духовной пластике подвергнув тривиальной

ударом крови бьется об удар

да что с них взять

так алкоголик застыл мешком трухи

с лицом натянутом глазурью эйфории

под гильотиной творчетворца

и катится по желобу душа

и заунывно вслед ей «амэн» слышишь

не лучше ли плодов твоих вкусить

прильнуть к твоим ключам

и повернуть тебя красоткой конопатой стишком и грустью

сможешь ли разгрызть такой орешек

потусторонним огнем

своей клешни?

ну что же искуси

и в искусе останься

и взглядом не стреляй в меня убийцу

и кипень белоснежную накинь

ну что же искуси

и ветошь условностей отринь

и обрати в золу одежду зэка

ну что же искуси

своею наготой

хоть толику стремленья прояви

и неожиданно как гром при ясном небе

воспылай ко мне желаньем

Лукреция и Цезарь

соловьи в кустах выщелкивают кантаты

в голове роение точно в улье

не обращай внимания на цитаты

о любви в июле

старое тело опутано

младою силой

сексуальная пышечка запальчивость иссушила