Федор Тютчев - Том 4. Письма 1820-1849 Страница 38

Nous sommes revenus ici après un absence de 4 mois à peu près, très satisfaits du voyage et même du succès de la cure, au moins de la dernière, de celle des bains de mer. Je vous ai déjà dit, je crois, que Kissingen n’avait pas réussi à ma femme, par contre, Ostende lui a fait un bien réel. J’y ai pris aussi quelques bains par pure curiosité et sans nécessité aucune.

Quant au voyage, c’est un des plus agréables qu’on puisse faire. Ces bords du Rhin que je ne connaissais encore ont tout à fait répondu à mon attente. Il est vrai que je les ai vus dans un moment plus favorable que mon pauvre oncle Николай Николаевич* qui en 1828, ne voulant pas quitter l’Allemagne sans avoir vu le Rhin, est parti de chez nous pour aller le visiter par une belle matinée du mois décembre, avec 14 degrés de froid et quatre pieds de neige. J’ai eu grand plaisir aussi à voir la Belgique, avec ses superbes villes et ses campagnes qui ne sont qu’un jardin continu que l’on traverse du Rhin jusqu’à la mer sur un espace de près de 300 verstes en 8 heures du temps grâce au chemin de fer.

A notre retour nous avons fait à Mayence une rencontre qui nous a fait grand plaisir et à laquelle certainement j’étais loin de m’attendre. C’est celle d’Евтих Ив<анович> Сафонов*, et qui de plus est marié. Malheureusement, ce n’est pas à l’occasion de son mariage qu’on aura pu dire qu’on ne perdait rien pour attendu. Il est évident qu’il aurait mieux fait de se marier plus tôt. Il atteint là, sa femme et ses deux belles-soeurs, faire une tournée en Suisse et de là à Paris où il compte passer l’hiver. Ce n’est pas, vous le pensez bien, le seul compatriote que nous ayons rencontré dans notre voyage. C’est prodigieux, ce qu’il y a de Russes sur les grandes routes et combien leur nombre a augmenté depuis la nouvelle taxe sur les passeports. Le fisc a évidemment fait là une excellente affaire. A Kissingen, où j’ai passé six semaines, la colonie russe était la plus nombreuse de toutes. Il y avait là entr’autres la P<rinc>esse Чернышев, femme du Ministre de la guerre, Mad. Нарышкин, née Лобанов, que je connaissais déjà, Мальцов et sa femme, le général Тучков* et une des plus anciennes connaissances de papa qui je ne m’attendais guères à rencontrer, le vieux Новосильцов avec son fils et sa fille mariée. C’est même à Kissingen et le lendemain de son arrivée que le pauvre homme a eu la douleur d’apprendre la nouvelle de la mort de sa mère* qu’il quittait pour la première fois depuis plus de cinquante ans.

Nous sommes de retour ici depuis une semaine, et ma femme nous a déjà quittés pour aller à Tegernsee retrouver les enfants* qu’elle était impatiente de voir et qui n’ont cessé de se bien porter pendant tout ce temps de notre absence. Elle se réserve de vous écrire elle-même sous peu et me charge en attendant de ses respects.

Je vous ai dit qu’à mon retour je comptais prendre un arrangement définitif à l’égard des deux petites. Après un examen je me suis décidé à les placer dans l’Institut des demoiselles nobles* qui est un établissement tout à fait recommandable et est placé sous la protection immédiate du Roi et de la Reine. L’éducation qu’on y reçoit est complète et ne laisse rien à désirer pour le fonds. La pension pour chacune des petites est de 800 roubles par an, excepté la première année, où elle est de 1200 roubles, à cause des frais que nécessite leur équipement, dont la charge est à l’Institut. J’ai tout lieu de croire qu’elles y seront bien et que cet arrangement n’est pas moins dans leur intérêt que dans le mien. Pour ce qui est de la religion, comme il y a dans l’Institut plusieurs élèves de la religion grecque, elles receveront un aumônier grec qui est ici, une instruction religieuse convenable. C’est pour pouvoir réaliser tous ces arrangements que je vous ai prié de me faire passer l’argent que je dois à vos bontés et que je tâcherai à employer dans sa totalité et du mieux que je pourrais à l’objet auquel je l’avais de tout temps destiné. Quant à Anna, elle est toujours auprès de sa tante Maltitz. J’ai été la voir au mois de juin dernier, de Kissingen*. Depuis j’ai appris qu’elle avait été malade, mais d’après des dernières nouvelles elle était de nouveau en voie de convalescence.

Voici, chers papa et maman, une lettre que vous aurez quelque peine à déchiffrer, tant à cause de l’écriture que du papier qui est abominable. Mais comme Nicolas avait aussi l’intention de vous écrire, je m’en rapporte à sa lettre pour vous expliquer les endroits peu lisibles de la mienne.

Adieu, je baise vos chères mains et suis à tout jamais votre très dévoué fils

T. T.

Мюнхен. 1/13 сентября 1842

Я желаю, любезнейшие папинька и маминька, чтобы это письмо дошло до вас ранее того, что я писал вам из Остенде*, дабы вы возможно скорее успокоились касательно денег, которые должен был передать мне г-н Мальцов. Спустя два дня по моем возвращении в Мюнхен я получил означенные векселя, и мне остается только благодарить вас за ваши хлопоты в этом деле. Полагаю, что Николушка известил вас об изменениях, возникших в его планах, и о принятом им решении провести будущую зиму в Вене*. Хотя я и рассчитывал отправиться в Петербург вместе с ним, тем не менее я не отказался от мысли провести там зиму, как говорил вам в моем последнем письме, — но в ту минуту, как я собирался садиться на пароход в Остенде, откуда до Кронштадта всего шесть дней, я узнал, к большому своему разочарованию, что великая княгиня Мария Николаевна Лейхтенбергская, присутствие коей было бы мне так необходимо в Петербурге, уезжает оттуда на всю зиму в Италию. Это известие сразу заставило меня изменить мой план в том отношении, что я начну не с Петербурга, а с вас, и мы условились с Николушкой путешествовать вместе и из Вены прямым путем ехать к вам. Теперь я вполне в его распоряжении, и мой отъезд будет зависеть от него.

Другим разочарованием, ожидавшим меня в Петербурге, было бы отсутствие госпожи Крюденер, которая также проведет эту зиму за границею и в данную минуту находится здесь со своей приятельницей графиней Анной Шереметевой*. Я был очень рад свидеться с нею, тем более что нисколько не ожидал этого.

Мы вернулись сюда после четырехмесячного отсутствия, очень довольные путешествием и даже успехом лечения, по крайней мере, последнего лечения морским купаньем. Я уже писал вам, кажется, что Киссинген не подошел моей жене, зато пребывание в Остенде принесло ей действительную пользу. Я тоже несколько раз купался, из одного любопытства и без всякой надобности. Что до путешествия, то оно из самых приятных, какое только можно сделать. Берега Рейна, которых я еще не знал, вполне оправдали мои ожидания. Правда, я видел их в более благоприятный момент, нежели мой бедный дядя Николай Николаевич*, который в 1828 году не желал покинуть Германии, не побывав на Рейне, и с этой целью уехал от нас в одно прекрасное декабрьское утро при четырнадцатиградусном морозе и четырех футах снега. Я также с большим удовольствием повидал Бельгию с ее великолепными городами и селениями, представляющими на пространстве трехсот верст от Рейна до моря один непрерывный сад, который, благодаря железным дорогам, проезжаешь в восемь часов времени.

На возвратном пути в Майнце нас ожидала встреча, доставившая нам большое удовольствие и, конечно, совсем не предвиденная мною. Это встреча с Евтихом Ивановичем Сафоновым*, да еще женатым. К сожалению, слова о том, что время терпит, нельзя отнести к его женитьбе. Вполне очевидно, что он лучше сделал бы, если бы женился раньше. Он ожидает здесь свою жену и двух своячениц, дабы проехаться по Швейцарии, а оттуда направиться в Париж, где он рассчитывает провести зиму. Это, разумеется, не единственный соотечественник, которого мы встретили во время нашего путешествия. Достойно изумления, сколько русских разъезжает по большим дорогам и как возросло их число с введением новой пошлины на паспорта. Для государственной казны это оказалось, по-видимому, весьма выгодным делом. В Киссингене, где я провел шесть недель, русская колония была самой многочисленной из всех. Там были, между прочим, княгиня Чернышева, жена военного министра, госпожа Нарышкина, урожденная Лобанова, которую я уже знал, Мальцов с женой, генерал Тучков* и один из давнишних папинькиных знакомых, коего я ничуть не предполагал встретить, старик Новосильцов с сыном и замужней дочерью. И как раз в Киссингене, на другой день своего приезда, бедняга получил горестное известие о смерти своей матери*, с которой он расстался в первый раз за пятьдесят с лишком лет.

Мы вернулись сюда неделю тому назад, и моя жена уже оставила нас, чтобы поехать в Тегернзее к детям*, с которыми стремилась свидеться и которые были вполне здоровы в течение всего нашего путешествия. Вскорости она сама будет писать вам, пока же поручает мне передать вам ее почтение.

Я писал вам, что по моем возвращении рассчитываю заняться окончательным устройством двух младших девочек. По зрелом обсуждении, я решился поместить их в институт благородных девиц*, заведение вполне почтенное и состоящее под непосредственным покровительством короля и королевы. Там получают всестороннее образование, не оставляющее желать ничего лучшего, за содержание каждой девочки взимается ежегодно 800 рублей, кроме первого года, когда вносится плата в 1200 рублей для покрытия расходов по обмундированию, которые принимает на себя институт. Я имею полное основание думать, что им будет там хорошо и что подобное устройство столь же в их интересах, сколько и в моих. Что касается Закона Божьего, то они получат от здешнего греческого священника надлежащее духовное образование, ибо в институте есть несколько воспитанниц греческого вероисповедания. Вот для того-то, чтобы осуществить все это, я и просил вас переслать мне деньги, коими обязан вашей доброте и кои постараюсь употребить сполна и возможно лучше на тот предмет, на который всегда их предназначал. Что до Анны, то она все еще у своей тетушки Мальтиц. В прошлом июне я ездил навещать ее из Киссингена*. С тех пор я узнал, что она была больна, но, по последним известиям, она снова на пути к выздоровлению.

Вот, любезнейшие папинька и маминька, письмо, которое вы разберете не без труда, как из-за почерка, так и по причине отвратительной бумаги. Но поскольку Николушка тоже намеревался писать вам, то я полагаюсь на его письмо для разъяснения неразборчивых мест моего.