Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 39

Осенняя царевна

О, золотая благодать,О, крылья осени напевной!Я весел сердцем. Я опятьДружу с осеннею царевной.

Она, играя и шаля,Бежит, и пальцы тонки-тонки.И все леса и все поляЖивут в сияющем ребенке.

И бег ее — победный ходЦарицы за земною данью.Суровый Спас своих невзгодЗавесил скуку синей тканью.

Плоды дерев и виноградЗемля с последними цветамиНесет обильно. Буйный ладУ балалаек над лесами.

Играют ветры, струны рвут.И песнь осенняя, развеяНеволи призрачный уют,Поет все громче и новее.

Пустая келья

Конь у ворот, и келья дверь открыла:Пустынно, тихо и мертво.Вошел и жду. В окне поет унылоОсенний ветр: зовет кого?

Конь ускакал, и келья дверь закрыла.Один я, трепетен и нем.Там в поле прошлое поет уныло,Я не один: но с кем же, с кем?

Снег

Огонь осенний сжег леса,И убран чахлый хлеб с полей.Голодный ветер злей и злейС земли кричит под небеса:

«Дай снега! Снега дай земле!»Но неподвижна синева,И бьется ржавая траваИ день и ночь в холодной мгле.

Ковер-самолет

Мой ковер-самолет, мой ковер-самолет!Ты проносишь меня в самом сердце высот,Вышний ветер в лицо освеженное бьет.

Как поля широки, как снега глубоки,Как схоронен легко синий трепет реки,Как белы сединами леса-старики!

И как тихо алеет чуть видный восток,И как робок и сер деревенский дымок,И как всякий поселок в снегах одинок!

И какая кругом цепенящая тишь!Будто в сон мертвеца-великана глядишь,Будто кладбищем жизни вселенской летишь.

Улетай, уноси, мой ковер-самолет!Мчи еще и еще в самом сердце высот,Чтоб годам и пустыням запутался счет.

Чтобы страхи, и страсти, и мысли землиТолько легким узором в пространстве легли,Как песчинки лучей в освещенной пыли.

Чтоб несчетных событий рассыпалась сеть,Чтоб просторной душой навсегда осмелетьИ бесстрастно на мир распростертый смотреть.

Река жизни

Летят метели, снега белеют, поют века.Земля родная то ночи мертвой, то дню близка.

Проходят люди, дела свершают, а смерть глядит.Лицо умерших то стыд и горе, то мир хранит.

Роятся дети, звенит их голос, светлеет даль.Глаза ребенка то счастье плещут, то льют печаль.

Смеется юный, свободный, смелый: мне все дано!Колючей веткой стучится старость в его окно.

Бредет старуха, прося заборы ей дать приют.Судьба и память тупой иголкой ей сердце рвут.

И все, что было, и все, что будет, — одна рекаВ сыпучих горах глухонемого, как ночь, песка.

«Метели пели на полях…»

Метели пели на полях,Свистели, бились и неслись,И Русь в метелях, Русь в снегахГлядела в сумрачную высь.

Там хаотических временЕще стоял зловещий стон,И мрак и скорбь со всей землиНочные Ангелы несли.

Мой конь был плох, возница глух,И сани ветхие седы.И ворон вдруг пугал мой слух —Вещун несчастья и беды.

Дороги русские грустны,И колеи занесены,Всю ночь не будет деревень,Невероятен новый день.

Весна

«Застрекотала птица в голых ветках…»

Застрекотала птица в голых ветках.И люди в темных, тесных клеткахНа солнце, к окнам, как ростки,От вешней тянутся тоски.

И ты, росток, стремительный и дикий,Ты, сердце, пламенные кликиУслышав в небе над собой,Сорвавшись, мчишься в светлый бой.

Рассвет

Как сумерки тихи, как ночь еще темна!Но уж пугливы стали птицы ночи.Им первым неизбежность ясности ясна,Смутясь, вращают слепнущие очи.

Уродливы и злы, сцепили дружный круг,Нахохлившись, сидят — и дыбом перья.И колет медленный предутренний испугЛичины лжи, обмана, недоверья.

Еще иная, изогнув зловещий клюв,Перебирает клочья кожи с кровью,Но уж, седые космы в сумрак окунув,Пригнулась ночь к сырому изголовью.

И, костенеющих не опуская век,Тоскливо смотрит в облака востока,Где нежная заря поит истоки рекОгнем взлетающего солнцеока.

Конь

Я вижу сильного коня.Он над обрывом спину гнетИ зло копытом камень бьет,Так негодующе звеня.

Над ним просторный горный склон,И ноги силой налиты.Так отчего ж не мчишься тыНаверх, под синий небосклон?

Движенья верные тесня,Стянув два крепкие узла,Веревка ноги обвила:Я вижу пленного коня.

Неотвязная картина

День тяжелый, мутно-серыйНастает.Кров земли одервенелойПлуг дерет.

Десятину распахалиВ серый прах.Петухи кричать усталиНа плетнях.

Сохнут вскопанные комья,Мрет трава.Даль безлесья и бездомьяВся мертва.

Лихо вьется по дорогеЗлая пыль.Это вымысел убогийИли быль?

Вечер на Волге

Заря смежает очи.Уж крылья дальней ночиНад Волгой шелестят.

Друг друга чайки кличут,Последнюю добычуВ рябой волне щемят.

Ровнее, глаже, нижеЛожится берег рыжийНа синий плат реки.

А темный берег тушитЛучей цветные душиО влажные пески.

Гроза

Как стеблями недожатыми,Вея молньями крылатыми,ПронесласьИ, спускаясь небоскатами,В даль впилась.

Громыхая тяжким грохотом,Колыхая воздух рокотом,Небо жглаИ со вздохами и хохотомОтошла.

Как невиданными мрежами,Над землей дождями свежимиПросвистев,В мир, лазурью вечно нежимый,Скрыла гнев.

И, как утренняя лилия,Скрыв проклятие бессилия,Свет струя,Распахнула в жизнь воскрылияВся земля.

Печальник

Прошумели дожди и столбами ушлиОт реки голубой на равнины земли.

И опять тихий путь в берегах без концаВдаль уносит меня, молодого пловца.

Уж и как же ты, даль, на Руси далека!Уж не будет ли жизнь для меня коротка?

Вон по берегу в гору бредет человек.Видно, стар, видно, нищ, видно, ходит весь век.

А видал ли края, все ль концы исходил,Как в последнюю гору поплелся без сил?

Так бери ж и меня, заповедная даль!Схороню я в тебе вековую печаль.

Уж и как же, печаль, на Руси ты крепка!Вихрем в песню впилась волгаря-бурлака.

И несешь, и томишь, обнимаешь, как мать, —Видно, век свой с тобою и мне вековать.

Так пускай же вдали опечалюсь за всех,Чтобы вспыхнул за мной оживляющий смех,

Чтобы песня взвилась огневая за мнойНад великой, скорбящей моею страной.

Счастье