Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов Страница 39

Главная семинария была в 1790-е годы не только одним из культурных центров тогдашней России, но и рассадником вольномыслия. В короткий срок она выдвинула таких известных деятелей, как М. М. Сперанский, П. А. Словцов, И. И. Мартынов, Н. И. Анненский.

Поэтическое творчество кружка молодых вольнодумцев представляет интересное сочетание просветительских идей XVIII века с чертами, свойственными социально-психологическому типу русского семинариста тех лет.

Появление в 1796 году журнала «Муза» — одного из наиболее ярких изданий конца царствования Екатерины II — знаменовало выход поэтов этого кружка на общерусскую литературную арену и перекидывало мост к их яркой государственной, публицистической и журнальной деятельности в начале XIX века. На страницах журнала появлялись произведения Державина, Карамзина, Дмитриева, великой княжны Александры Павловны. Однако ядро его составляла группа молодых, радикально настроенных писателей-разночинцев, в основном связанных с Александро-Невской семинарией: И. И. Мартынов (издатель журнала), М. М. Сперанский, Г. П. Каменев, П. А. Словцов, Е. А. Колычев, А. И. Леванда, через которого протягиваются нити к кружку Крылова — Клушина, тогда уже распавшемуся под нажимом правительственных репрессий.

Сотрудничество в журнале великой княжны Александры Павловны как бы предваряет — через того же И. И. Мартынова[97] — сближение наследника престола Александра Павловича с Пниным и Бестужевым, позволившее последним издавать в условиях павловского режима прогрессивный «Санкт-Петербургский вестник». «Большая» бюрократическая карьера Сперанского и Мартынова в будущем не была случайностью в этом отношении. С одной стороны, это свидетельство попыток «молодого двора» прощупать связи с прогрессивными общественными силами, с другой — для молодых радикалов, преследуемых реакцией, не имеющих опоры в народе, отвергнувших французский опыт, естественно было пытаться наладить связи с хотя бы относительно прогрессивными элементами правительства.

П. А. СЛОВЦОВ

Петр Андреевич Словцов (1767–1843) родился на Урале в семье заводского священника. В 1779–1788 годах учился в Тобольской духовной семинарии и за отличные способности был направлен в С.-Петербург в Главную Александро-Невскую семинарию (в будущем — духовная академия). Сотоварищами его по учебе были М. М. Сперанский и И. И. Мартынов. К этому времени относится его увлечение вольнодумной философией XVIII века и начало литературной деятельности. В 1792 году, по окончании семинарии, он был назначен в Тобольскую семинарию преподавателем философии и риторики. Ему же было поручено произнесение проповедей в Тобольском соборе. Вокруг Словцова вскоре сложился кружок вольнодумцев, что вызвало недовольство духовного начальства и, видимо, доносы[98].

Проповеди Словцова в Тобольском соборе, в частности «Слово», произнесенное 10 ноября 1793 года, содержащее нападки на деспотизм и завоевательные войны и обнаруживающее знакомство автора с сочинениями Руссо, а возможно и Радищева, были использованы в качестве предлога для ареста и отправки его в Петербург. Из рук духовного начальства Словцов был передан Шешковскому, который оценил его проповедь как «дерзкую и развратительную». Словцов был отправлен на покаяние в Валаамский монастырь на Ладожском озере, где находился в очень тяжелых условиях. В дальнейшем он был возвращен в Петербург и даже назначен преподавателем риторики, но оставался под надзором и постоянной угрозой насильственного пострижения в монахи.

После смерти Екатерины II император Павел утвердил назначение Словцова в канцелярию петербургского губернатора. Здесь Словцов прослужил до 1808 года, когда он был снова арестован и сослан в Тобольск. Хотя предъявленное ему обвинение во взяточничестве вскоре отпало как заведомо ложное, ему, несмотря на энергичные попытки, так и не удалось добиться разрешения на возвращение из Сибири. Это заставляет полагать, что скрытые причины ссылки были иными. В Сибири Словцов издал ряд трудов исторического и краеведческого характера.

Поэтическое наследие Словцова никогда не было собрано и изучено. В 1796 году он печатался в журнале «Муза». Однако основные стихотворения Словцова, видимо, для печати не предназначались. Они разбросаны по рукописным сборникам конца XVIII — начала XIX века.

61. ПОСЛАНИЕ К М. М. СПЕРАНСКОМУ

Пока с холодного пера текут чернила,Пока кровь дружества при гробе не застыла,Хочу из дальних стран и из-за гор вещать.Лишенный счастия, могу еще его желатьДругим! Мой друг! Прими мой стон вместо совета,Нам к славе, к счастию одна стояла мета!Тот счастлив, говорят, кому коварный рокВ слезах других подаст ко счастию урок.К словесности в тебя вдохнула муза склонность,А философский век доставил мыслям вольность,К отважным мнениям ты также склонен был,Чертами смелыми, как я, блистать любил.Но помни, что тому фортуна изменяет,Кто остроумию — не времени ласкает.Не начинай играть Вольтеровым пером,Читай Вольтера ты, но Кларковым умом.Россия хоть давно читает вольнодумов,Но рано ей своих отважить остроумов;Она благодарит Монтениев, Руссов,Но сын ее ей враг, когда он филосо́ф.Один и тот же ум и критик, и учитель.Кто в сей стране злодей — в другой тот покровитель.Не то пишу, чтоб ты невольник был умом:Народу подлому довлеет быть рабом,Ты, гордый мыслью, будь тиран предрассуждений,Понеже разум наш есть цепь опровержений.Так учит Бель; еще я повторю: будь смел,Да только с тем, чтоб свет тебя не разумел,Не будь писателем, забудь сию отвагуИ мыслей не клади блестящих на бумагу,Пиши к друзьям, черты красивые бросай,Пиши о новостях, но лишка не вручай.Вот завещанье всё: «Носи личину в свете,А филосо́фом будь, запершись в кабинете;В противном случае в кармане яд имей:Одну вкушают смерть писатель и злодей!Ты знаешь, чем от черни отличаться?Молчать и презирать, така́ть и насмехаться!Исследуй склонности и темперамент свой.Какой он, рассмотри, — печальный иль живой?Не спорь со мной, ты был чувствителен и страстен,Утехам, нежности и дружеству подвластен.Адонис был пастух и знал одну свирель,Любился также ты, ведь ты же Фонтенель».…………………………………………………………………………………………………………Теперь какая жизнь моя? Что я? Раб? Нет, —Когда захочет он, своей рукой умрет…Скот? Нет, он будущих ударов не трепещет.Мертвец? Спокоен он, в нем сердце не скрежещет.Сижу в стенах, где нет полдневного луча,Где тает вечная и тусклая свеча.Я болен, весь опух и силы ослабели;Сказал бы более, но слезы одолели.Я часто жалуюсь: почто простой народЗабыл естественный и дикий жизни род?Почто он вымыслил гражданские законыИ утвердил почто правительство и троны?Для счастья, говорят. Для счастья только тех,Которы рвут с нас дань для балов и потех.Так меркнет гражданин, как слабый свет в тумане,Потом теряется, как капля в океане.Но, муза дерзкая, престань о сем блуждать,Закройтесь, раны, днесь — довольно уж стенать.Уже плачевну жизнь мою смерть облегчает,Уже мой труп душа стеняща оставляет.Сокрой его, земля, от плачущих друзей!Увы! Они не погребут моих костей,Не узрят, пепел мой лежать где будет,Забудет дружество, и свет меня забудет!..Прозябнут былия над кучкою моей.Вот весь мой памятник! Вот весь мой мавзолей!Пускай над трупами вельможей ставят башни,Но из гробниц уже не будут бедным страшны!Мой друг! Как хартия придет к тебе сия,Скажи родителям моим, что умер я,Что я отеческих по смерть держался правил,Что добродетель, честь всего превыше ставил;Напомни, что я здесь безвинно был гоним,Проси прощения несчастиям моим;Пусть тень благословят — их сын почиет в гробе,Коль мирны дни его катились в тягость злобе.Родители мои! Они в седых летахОстанутся одни и будут жить в слезах.О рок! Со всех сторон ты сердце мне пронзаешь,Но только ль стрел твоих? Ты, друг мой, понимаешь…Твоей… боюсь сказать… сестрице возвести,Что льстился я… Любовь и дружество — прости!

62. К СИБИРИ

Дщерь Азии, богато наделенна!По статным и дородным раменамБобровою порфирой облеченна,С собольими хвостами по грудям,Царевна! сребряный венец носящаИ пестрой насыпью камней блестяща!Славян наперсница, орд грозных мать,Сибирь — тебя мне любо вспоминать.

Два века с лишком в вечность упадают,Твои как ханы белому царюПокорно пышные чалмы снимают.Я их преда́нности благодарю.Хоть населяют разны дики ордыКряжей и гор сибирских скаты горды,Но от Туры до острова ИльиЖивут, как дети мирныя семьи.

Пускай Европа чванится умами,Пускай гордится блеском тонких дум —Сибирь, гордися кроткими сердцами!Что значит самый просвещенный ум?Подобен дерзновенну исполину,Он зыблет истину, как паутину,И, разодрав священный занаве́с,Бросает молнии против небес.

Ей-богу! там жить лучше, где повязкойГлаза завешены — не видят вдаль,Где маракуют часослов с указкой,Не зная, кто таков Руссо, Рейналь.Страна моя! Тебя я не забуду,Когда и под сырой землею буду;Велю, чтоб друг на гробе начертилПол-линии: и я в Сибири жил[99].

У нас весною любят богомолье,Притом крестятся все одним крестом;За то бог дал в землях тако раздолье,Что о межах судье не бьют челом;Судье крестьянин не ломает шапки;С женой, с детьми, как кот согнувши лапки,В тепле катается, как в масле сыр.Дай бог, чтоб проклажался так весь мир.

За то в гостинцы матушке царицеПошлем осистых с искрой соболей,Чтоб в хладной белокаменной столицеЕй в церковь ездить было потеплей.Она так набожна, благочестива!И в царском тереме трудолюбива!В народе — ангел мирный наяву;В правленьи — солнце в утреннем пару.

Се та, которая весь Север льдистойМизинцем держит так, как перстень свой.Блажите, орды, что в глуши лесистойЕрмак ударил древле булавой.Хоть сечь его считаете разбоем,Однак герой останется героем.Ермак, отродье богатырских душ!Он палицей одной расчистил глушь.

63. МАТЕРИЯ [100]