Борис Габрилович - Стихи Страница 4

Троллейбус

Он все-таки возник, троллейбус,в квартале сером и пустом,

когда я размышлял, колеблясь,не лучше ли пойти пешком.Ругал я транспорт и судьбу.Меня сомненья одолели:троллейбус этот, в самом деле,существовал                    когда-нибудь? А он по своему маршрутупришел, покачиваясь чуть…И я подумал в ту минуту:вот так бы мне когда-нибудьдойти до вас, как кровь по венам,как боль по лезвию ножа,когда в меня                    не станут верить,когда меня                    устанут ждать!

Молчание

**********************************************************************************************************************************

Апрель

ты все-таки прошла как дождьне задевающий ладош

оставив на щеках следынеровные следы воды

я дома места не найдупо лужам высохшим пойдуи увидав игру лучейна лицах маленьких детейна их песочницах, совкахи крохотных грузовиках

вдруг так отчетливо поймешьчто ты прошла                      прошла как дождь

о дай мне не сфальшивить Боже…

о дай мне не сфальшивить Божекогда пишу я о любвиписать стихи об этомто жечто шапкой бабочку ловить

конечно можно попытатьсяпогоня эта без концано что останется? на пальцах                        пыльца

а можно по траве не шастатьраз шанс удачи так уж малприжать к груди пустую шапкуи убедить себя                        поймал!

но совесть будет жечь и мучатьи оправданиям простымкак ты ни придавай дремучестьопять придет на смену стыд

так от стыда горит звездаза свой обман падучей полночьюона-то знает                        никогданичье желанье не исполнится

и бутафорией картоннойне заслонить от чепухиту женщину к ногам которойнеловко сложены стихи

я не прошу тебя о большемя только об одном прошуо дай мне не сфальшивить Божекогда я о любви пишу

Буквы

1,                    2,                                        3…

1969

Свобода слова в СССР

1970 год.

В. Гете Фауст (квинтэссенция текста)

(перевод с немецкого Бориса Габриловича)

— Это кто там под окномходит с красным бородом?..

А, это ты Мефистофель!Ты пришел соблазнить                      нашу бедную Маргариту?

Так нa-кося,ВЫ-КУ-СИ!!!

≈ 1970 год.

Когда иссякнут сигареты…

Когда иссякнут сигаретыи разболится головаи на бумаге синеватойпроступят звёзды и слова,окурок в пепельнице комкая,ты вдруг подумаешь о том,что из прокуренности комнаты,где воздух серый и густой,твой голос, раненный и тонкий,если не сгинет насовсем,пробьется разве что за стенку,где кашляет больной сосед,охрипнувший в морозном мире,он станет плакать и звенетьи от бесцельности звереть,как телефон в пустой квартире,и всё, и никуда не деться,была бы только смерть легка!Вот так о лампу бьётся сердце,немое тельце мотылька.Что делать? Твой удел таков,откинься честно и усталои улови в скрипеньи стуланачало будущих стихов.Светает, лампа не нужна,из просветленного окнаувидишь стройку[1], постепеннона ней погаснут огоньки…Работали в ночную сменупоэтыикрановщики!

Мусоропровод

Куда девается отзвучавшая музыка?Куда деваются недоеденные стихи?А может их кто-то потом доедает?И, запустивши руку по локоть в мусорник,шарит, шарит, шарит,ищет,находити доит дальше?

И музыка оживает в автомобильном гудке,в предсмертном скрежетезатормозившего виллиса,вспоминает, как она лежала там, в шелухе,и лишайный пес ее вылизал…И город слушаетожившую музыкуи слова, которые казались такими ненужными.

Нет, я не умираю.Просто я ухожу в мусорник.Но я воскреснув почке тополя,в свернувшейся магнитофонной ленте,в тебе.

Приёмщицу рыжую смех одолел…

Приёмщицу рыжую смех одолел,фотограф исходит в дверях.Фотографируется в ательеКузя, местный дурак.

«Кузя, дергаться перестань…»А Кузя — не может.

Саша, наплюй на них…

А. Абрамовичу

Саша, наплюй на них,Саша, пиши,сыпь на них лунамизвездной души!

Как-то ночью, глядя в окно…

Как-то ночью, глядя в окно,я услышал:чтоб людям не ждать,стихи печатала ночьна печатной машинке дождя!

Кто поймёт их,кто их услышит?Утром солнце висит высоко…Просыхаютна шиферной крышестрочкипервой книгистихов.

Это было всё или не было?

Это было всё или не было?В полутёмной московской комнатемои плечи москвичка нежнаякак горячую воду комкала.

В ряжем, словно горящем, джемпереи с прической, как из огня,полудевочка-полуженщинасмотрит огненно на меня.

И лампочка на столев самой парящей из комнат,мы знаем друг друга сто лет,нам уже есть что вспомнить…

…а пальцы шли, словно на лыжах,сугробы клавишей давя,над головой моталась рыжесть,словно горела голова!

Я лежу и понимаю…

Я лежу и понимаю,что в последний раз смотрю,как ты царственно снимаешькомбинацию свою.Рано утром разлученные,перекрёстками зимы,как проблемы разрешенные,навсегда исчезнем мы.То есть мы, конечно, будем,мы воскреснем и опятьблагородным очень людямбудем жизни отравлять.Но когда-нибудь в мельканьемагазинов и кино:— Как твои дела?— Нормально.— А твои?— Да, ничего.Ну а вечером без толкубуду засыпать — не выйдет.Как мы виделись не долгои как долго мы не виде…Я расплачусь, как ботаникнад ненайденным цветком,потекут из глаз ботинокслёзы горестных шнурков,и во тьме взойдут, грозя,позабытые до болитвоизелёныеглаза —как сигнал такси «свободно».

Скорее мёдом…

Скорее мёдомстанет стрихнин,чем вы поймётемои стихи.Ведь вам влюбляться —старо, как лапоть,вам только б блядства,вам только б лапать…Кричу о чуде.Запитом, забитом,о чутком чувстве,забытомза бытом.За что, за что ж егокалёной больюклеймят —засосаны —как скот на бойне…

Монолог

…………….Столько весёлых полночей,столько весёлых ночей!Лучше стаканы наполнитьчем-нибудь горячей,

выйти на «брод» с девчонками;напившись у ночи в гостях,пляшут рекламы чечётку,неоном в глазах блестя,спеть под гитару что-нибудьи в лабиринтах улицдолго смотреть, как по небутучи бегут, целуясь…

Потом поцелуемся сами,и ты меня обожжешьгорячечными глазами,в которых свистит вопрос…

ПЕРЕВОДЫ