Иван Рядченко - Время винограда Страница 4

Суровый тост

Когда беснуется норд-ости ходит дрожь в домашней шторе,мы поднимаем старый тост,суровый тост: «За тех, кто в море!»

Порой в заливе шторма нети море с небом ищет сходства.Но до утра не гаснет светво многих окнах пароходства.

Мы попадаем к морю в плен,и без него нам, как без соли.А море синее взаменвас учит мужеству и воле.

Рванув тельняшки на груди,отцы шли в бой, со смертью споря.Ты их сегодня награди,произнеси: «За тех, кто в море!»

А дождь сечет, а ветер крут,волна рождает стон в металле.Кого-то дома верно ждут,кого-то ждать уже устали.

Встает каюта на дыбы,и горизонт в опасном крене…Но нет прекраснее судьбы —не пасть в сраженье на колени!

И я б хотел меж туч и звездтак жить в бушующем просторе,чтоб заслужить однажды тост,суровый тост: «За тех, кто в море!»

Ревун

От моря нам некуда деться —в тумане, без всякой вины,как будто у самого сердца,тягуче ревут ревуны.

Они в водяной колыбелидремали, забыв голоса,когда над тобой голубелинебес штилевых паруса.

Но стоит взлохматиться гребням,туману взмахнуть бородой,как голосом жутким и древнимзастонет ревун над водой.

Чтоб мы по домам не скучали,несет электрический звукминувших крушений печалии горечь грядущих разлук.

Но все же из этого стонарождается радостный миг.Пусть к окнам подходят бессонноморячки в рубашках ночных.

Пускай содрогаются плечиот этого звука, но онспасет предстоящие встречии смолкнет до худших времен…

«Начинается в мае купальный сезон…»

Начинается в мае купальный сезон.Так волна изумрудна и брызги хрустальны.Я — обычный купальщик,но я потрясенне купаньем, а вечнымприсутствием тайны.

Море, море, ответь, не пойму до конца,как в тебе, охватившем такое пространство,постоянно живут, словно два близнеца,обновления беги закон постоянства?

Вот попробуй-ка, старым тебя назови:ветер стихнет — и нету висков убеленных,и ты заново в возрастепервой любви,хоть лета исчисляют тебев миллионах…

Летний черноморский вечер

Теряя цвет, волна совсем тиха,А над костром, пылающим багрово,в чумазом тигле плавится уха —дурманящее золото улова.

Вот повар, пар сдувая с черпака,роскошно обжигает рот наваром.И месяц, словно долька чеснока,на что-то намекает кулинарам.

Приглушены и смех, и голоса.И звезды с неба заплывают в сети,чтобы творить, сверкая, чудеса,пока домой не кликнут на рассвете.

Потом, с последним отблеском костра,исчезнут тени, перестав шататься.Мир осенит особая пора —лишь море будет с берегом шептаться.

Дремоту хоть на миг преодолей,приникни ко Вселенной чутким ухом,послушай шепот двух богатырей —и сам наполнись богатырским духом!

Эстонский одеколон «Старый Томас»

Носил он грубый толстый свитер,вздымались мускулы бугром.Любил, наверно, старый шкиперсловечки крепкие, как ром.

Не выпускал короткой трубкион из прокуренных зубов,а время делало зарубки,как неудачная любовь.

Седой, с лицом в морщинах мелких,слов на земле не тратил зря.Как острие магнитной стрелки,стремился взор его в моря.

Все те же волны, те же дюныи старых сосен кумовство.Но бригантины, барки, шхунывдаль уходили без него.

Шумел прибой во мгле вечерней,и новый месяц рыбой пах.А старый Томас шел в харчевнюс короткой трубкою в зубах.

Сидел там молча и устало.На бороде блистала соль.И часто рома не хватало,чтоб утопить в стакане боль.

И все ж была прекрасна старостьитогом честного труда…

Но что-то терпкое осталосьв одеколоне навсегда.

Куда б знакомство ни вело нас,я принимаю твой дурман:привет, дружище «Старый Томас»,—ты дышишь зовом в океан!

Пассажирские лайнеры

Вы когда-то мальчишку пожизненно ранилизовом в синие дали, чтоб сердце дерзало.Ах, вы, белые, белые, белые лайнеры,что вы смотритесь в окна морского вокзала?

Что вам видится в стеклах?Таверны с лангустами?Маяки? Или волны на уровне неба?Неужели вы тоже бываете грустными?Полагаю, что вам сокрушаться нелепо.

Покоряли моря и качались на якоре.Вам неведома жизнь одинокой улитки.Может, где-то в каютах порою и плакали,но во многих портах вы сгружали улыбки.

Сколько раз вы ходили дорогами древнимии всегда молодыми, как солнце и пена.Сколько штормов опало у вас под форштевнями!Вы несли постоянство над хаосом крена.

Ничего, что сегодня плетенными жиламивы привязаны к пирсу — вас ждут океаны.Нам бы тут, по земле, не пройти пассажирами.Нам бы тут, на земле, пересилить туманы…

Зов

Море пеной волны белит,дразнит синевой.Я давно сошел на берег,пахнущий травой.

Под косым полетом чаек,слыша якоря,я встречаю на причалахдальние моря.

Позументы капитановослепляют взгляд.Журавли портальных крановнадо мной летят.

Были радости и горе,угрожал циклон.Снова Фиджи и Нагоя,Куба и Цейлон.

Снова Сидней и Канада,Лондон и Оран…Не зови меня, не надо,Тихий океан.

Под косым полетом чаекв запахе смольявновь земля меня качает —палуба моя.

Опустевшие пляжи

На песок уронив хлопья пенистой пряжи,море холодно хлюпает серой волной.Марсиански молчат опустевшие пляжи,как любовь, вспоминая клубившийся зной.

Словно весла отныне гребцам непослушны,в неизбывной немой и кричащей тоскеодинокая лодка спасательной службы,накренясь, безнадежно завязла в песке.

Из латуни отлита погодка осенья.Чайка остро крыло наклоняет к волнам.Ах, послушайте, лодка,— где служба спасеньяот седых одиночеств, явившихся к нам?

На песке между ямок и маленьких кочекчайки что-то кому-то писали — бог весть…Их следов письмена, их языческий почерктолько ветер напрасно стремится прочесть.

Теплоход на подводных крыльях

О времени примета!Смущая синий плес,мчит серая «Комета»,задрав под небо нос.

К чему винтов усилья,куда лететь? — спроси.Кладет на воду крылья,как на бетон — шасси.

Моторно и крылатов наш реактивный векмы все спешим куда-то,все ускоряем бег.

Мы мчимся оголтело,не чувствуя узды,и отрываем телоот суши и воды.

Нет сил остановиться,не верим тормозам —и задираем лицавсе выше к небесам.

Старые якоря

Изъеденные старостью и ржавчиной,покоятся на пирсе якоря.Их в тигле переплавят в час назначенный,вторичное рождение даря.

Они служили долго, столько виделидалеких стран и суток штормовых,что и мужчина в капитанском кителе,пожалуй, повидал поменьше их.

Морская глубина их часто прятала,любило дно… Ах, эти якоря!По ним стекали и закат экватора,и северная бледная заря.

За честный труд хоть благодарность вывесиво время бурь, на рейдах и в портахони держали корабли на привязи,они не знали, что такое страх.

Теперь их ливни серые оплакали.А мы стоим у моря на краю.И не могу я удержать на якоресияющую молодость твою…

Новая одиссея