Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт Страница 4

1908. Июнь

Мыза Ивановка

Арнольдсон

…И время трет его своим крылом.

Элен себе искала компаньона,Желая в заграничное турнэ;Жан, встретясь с ней, сказал: «Je vous connais:Вы — греза Гете и Тома — Миньона.

Хоть греза их, положим, без шиньона,Я, — все равно, — готов продлить свой сон…Итак, Элен, Вы для меня — Миньона,Чей образ воплотился в Арнольдсон».

Пусть, пусть года — нещаднее пирата,Все ж Арнольдсон — конечная Сперата,В ее душе святой огонь горит.

О время, вредия! Смилуйся и сдобрись, —О, подожди стирать слиянный образДвух гениев в лице одной Зигрид.

1910. Благовещение

В альбом Олимпии Боронат

Есть где-то край… Есть где-то край волшебный,Где небеса и море — бирюза,Где все поет кому-то гимн хвалебный,Где мысль — огонь, и чувство где — гроза.

И этот край, с его очарованьем,С его мечтой, струистой, как гранат,С его огнем, с его благоуханьемЗовет любить чарунья-Боронат.

1909. Январь

Повестушка дней Малюты

Там, вблизи от пышных гридниц,Где князья в кругу бесстыдниц —  Полюбовниц правят пир,Где истомны горностаиИ блестят при люстрах стаи  Безалаберных рапир,Там разбросились избушкиНа темнеющей опушке  У заросшего пруда.А в избушке все холопы,Столяры да землекопы  Все сподвижники труда.У владельца, как нарочно,Мысль разнузданно-порочна,  И каприз его — закон.Все боятся, все трепещут,Видно, больно плети хлещут,  Извиваясь, как дракон.Княжич Ор из зла изваян.У кого такой хозяин,  Тот и жизнь готов проклясть.Раз случилось, что Глашурка,Миловидная девчурка,  Пробудила в князе страсть.Что приказано — исполни,А не то, мгновенней молний,  Вспыхнет гнев, — тогда конец.И Глафиру шлет к тирану,Затаив глубоко рану,  Старший брат ее, кузнец.

Глазки Глаши — васильковы,Озарят они альковы,  Точно звезды декабря,Пробуждают в князе зверя,В страсть свою всесильно веря,  К пылу новому храбря.Не кляла Глафира доли,Полудикая дотоле,  Забрала над Ором власть.Плеть его давно не хлещет,Перед Глашей Ор трепещет,  Проклиная втайне страсть.Что поделать! мозг бессилен,Точно днем при солнце филин, —  Село чувство на престол.Всем привольно, всем вольготно,Всем поется беззаботно,  Весел в праздник людный стол.

Честь сестры оберегая,Думал Петр: «Пускай другая,  Но не Глаша — без венца».Он один грустил в поместье,И создался способ мести  Вдруг в мозгу у кузнеца.Что вы скажете! вот смех-то!Когда радостно у всех-то,  Положительно у всех,Вздумал мстить крестьянин честный,Замуравлен в мысли тесной,  Что любовь без брака — грех.

Эх ты, матушка Россия,Просвешенье, как Мессия —  Не идет к тебе, хоть плачь.Ты сама себе заноза,Ты сама себе угроза,  Ты сама себе палач!

1909. Июль

Мыза Ивановка. Пудость

Похороны

(баллада)

Страна облачается в траур —Великий поэт опочил…И замер от горя преемник,Чей гений певец отличил.

Театры беззвучны, как склепы;На зданиях — черный кумач;Притихли людей разговоры;Бесслезен их искренний плач.

Лишилась держава пророка,Устала святая звезда,Светившая темному мируПуть мысли, любви и труда.

Унылы холодные зори,И мглисты бесцветные дни,А ночи, как горе, глубоки,Как злоба, жестоки они.

Рыдают воспетые ветры,Поют панихиду моря,Листву осыпают деревьяВ июне, как в дни сентября.

Сияет торжественно лавра,Но сумрачны лики икон;Выходит старейший епископИз врат алтаря на амвон.

Выходит за ним духовенство, —Оно в золоченой парче.Кадило пылает в лампаде,Лампада мерцает в свече.

Толпой окруженный народа,Подходит к собору кортэж;Но где же стенанья и слезы,И скорбные возгласы где ж?

В толпе и природе затишье —Ни жалоб, ни воплей, ни слез:Когда умирают поэты,Земное под чарами грез.

Несут светлоокие людиТаинственный гроб к алтарю,И славят церковные хорыЗагробного мира зарю.

Над гробом склонился преемник —Безмолвен, как строгий гранит —С негреющим солнцем во взореИ лунною сенью ланит.

Он смотрит на первую маску:Смерть шутит жестоко и зло…Он видит — как лилии руки,Он видит — как мрамор чело.

Что смолкли церковные хоры?Что, в диве, склонилась толпа? —С небес светозарною дымкойСквозь купол струится тропа.

По этой тропе лучезарнойСнисходит поющий эдем;То звуки нездешних мелодий!То строфы нездешних поэм!

Очнулся скорбящий наследник,Он вещую руку простер;И солнце зажглося во взоре,И вспыхнула речь, как костер.

— Живи! — он воскликнул; и тотчасПоднялся из гроба поэт;Он был — весь восторг вдохновенья,Он был — весь величье и свет!

Он принял от ангела лируИ молвил, отбросив аккорд,Земною кончиною счастлив,Загробным рождением горд:

— О, люди друг другу не верят…Но лгать им не станет мертвец:Я песней тебя короную,И ты — мой наследник, певец!..

Когда же расплылось виденье, —Как жизнь, неразгаданный гробХранил в себе прах, еще юный,И ждал его червь-землекоп.

От чар пробужденная лавраНе знала, — то чудо иль сон?…То знал коронованный песней,Но тайну не вытаит он.

Бряцала ли лира в соборе,Спускался ль заоблачный мир,И кто был преемник поэта —Пророк или просто факир?…

1908. 17-го окт.

Призрак великой царицы

(баллада)

Глава Екатерины Великой —

Великая глава русской истории.

Я шел крещенским лесом,Сквозистым и немым,Мучительной и смутнойТревогою томим,Ночь зимняя дышалаМорозно на меня,Луна лучи бросалаХолодного огня.

Таинственностью лесаИ ночи тьмой смущен,Я шел, и мне казалось,Что кем-то окружен —Холодным, как дорога,Нездешним, словно Бог,Неясным, как тревога,Но кем, — я знать не мог.

Деревья заределиИ вышел в поле я;А там, вдали, мерцалиУж огоньки жилья.Загадочной тревогойВсе более томим,На лес я обернулся,Завороженный им:

На ели-исполиныЛуна, бросая свет,Второй ЕкатериныЧертила силуэт.Казалось мне: три елиКак в сказочном кругу,Царицу воплощалиВ сверкающем снегу.

Казалось, три вершиныВ слиянии своем —Глава ЕкатериныПод белым париком.Ветвей же пирамидаПодсказывала мне,Что в мантии царицаПредстала при луне.

Красивой головоюОна качала вновь:Знать, ветром колебалисьВершины их стволов.Прорезали мгновенноМне мысли мозг, как бич,И мог я вдохновенноВиденья смысл постичь:

Царицы привиденьеНад лесом, в тихом сне,Всей жизни измененьеВещало молча мне.Я вспомнил, что в сияньиПорфиры золотойОна не мало благаВершила над страной;

И вспомнил я преданье,Что этим же путемИз города, при море,Рожденного Петром,Она езжала частоДо шведского дворца,Доставшегося смертьюПоследнего борца:

Что ею на дорогеПоставлены вездеВнушительные богиВ чугунной красоте;Что эти истуканы,Признательные ейЗа их созданье, призракЯвляют для очей.

И мысли, как зарницы,Сверкали в головеПред призраком царицыВ морозной синеве.И как все изменилосьПод царственным венцом,Так мне теперь казалось —И в бытии моем

Произойдет по волеВеликой из цариц…И я на снежном полеУпал пред нею ниц.

1907