Михаил Кузмин - Глиняные голубки (Третья книга стихов) Страница 4

ни она,

ни даже Вы сами

не может нас разделить.

Это так просто,

как пить, когда жаждешь,

не правда ли?

3

Бывают мгновенья,

когда не требуешь последних ласк,

а радостно сидеть,

обнявшись крепко,

крепко прижавшись друг к другу.

И тогда все равно,

что будет,

что исполнится,

что не удастся.

Сердце

(не дрянное, прямое, родное мужское сердце)

близко бьется,

так успокоительно,

так надежно,

как тиканье часов в темноте,

и говорит:

"Все хорошо,

все спокойно,

все стоит на своем месте".

Твои руки и грудь

нежны, оттого что молоды,

но сильны и надежны;

твои глаза

доверчивы, правдивы,

не обманчивы,

и я знаю,

что мои и твои поцелуи

одинаковы,

неприторны,

достойны друг друга,

зачем же тогда целовать?

Сидеть, как потерпевшим кораблекрушение,

как сиротам,

как верным друзьям,

единственным,

у которых нет никого, кроме них,

в целом мире;

сидеть,

обнявшись крепко,

крепко прижавшись друг к другу!..

сердце

близко бьется

успокоительно,

как часы в темноте,

а голос

густой и нежный,

как голос старшего брата,

шепчет:

"Успокойтесь:

все хорошо,

спокойно,

надежно,

когда вы вместе".

4

Как странно,

что твои ноги ходят

по каким-то улицам,

обуты в смешные ботинки,

а их бы нужно без конца целовать...

Что твои руки

пишут,

застегивают перчатки,

держат вилку и нелепый нож,

как будто они для этого созданы!..

Что твои глаза,

возлюбленные глаза

читают "Сатирикон",

а в них бы глядеться,

как в весеннюю лужицу!

Но твое сердце

поступает как нужно:

оно бьется и любит.

Там нет ни ботинок,

ни перчаток,

ни "Сатирикона"...

Не правда ли?

Оно бьется и любит...

больше ничего.

Как жалко, что его нельзя поцеловать в лоб,

как благонравного ребенка!

1913

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

I

290-304. РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

1

В.

Пуститься бы по белу свету

Вдвоем с тобой в далекий путь,

На нашу старую планету

Глазами новыми взглянуть!

Все так же ль траурны гондолы,

Печален золотистый Рим?

В Тосканские спускаясь долы,

О Данте вновь заговорим.

Твой вечер так же ль изумруден,

Очаровательный Стамбул?

Все так же ль в час веселых буден

Пьянит твоих базаров гул?

О дальнем странствии мечтая,

Зачем нам знать стесненье мер?

Достигнем мы садов Китая

Среди фарфоровых химер.

Стихов с собой мы брать не будем,

Мы их в дороге сочиним

И ни на миг не позабудем,

Что мы огнем горим одним.

Когда с тобою на корме мы,

Что мне все песни прошлых лет?

Твои лобзанья мне поэмы

И каждый сердца стук - сонет!

На океанском пароходе

Ты так же мой, я так же твой!

Ведет нас при любой погоде

Любовь - наш верный рулевой.

1912

2

А. Ахматовой

Залетною голубкой к нам слетела,

В кустах запела томно филомела,

Душа томилась вырваться из тела,

Как узник из темницы.

Ворожея, жестоко точишь жало

Отравленного, тонкого кинжала!

Ход солнца ты б охотно задержала

И блеск денницы.

Такою беззащитною пришла ты,

Из хрупкого стекла хранила латы,

Но в них дрожат, тревожны и крылаты,

Зарницы.

1912

3

Ю. Ракитину

Уж прожил года двадцать три я,

Когда увидел, пьян и горд,

Твой плоский и зеленый порт,

Блаженная Александрия!

С жасмином траурный левкой

Смешался в памяти бродячей,

Но воздух нежный и горячий

Все возмущает мой покой.

Когда нога твоя коснется

Златого, древнего песка,

Пускай к тебе издалека

Мой зов, как ветер, донесется.

И пусть мохнатая звезда

В зеленых небесах Каноба,

Когда задумаетесь оба,

Засветит вам, как мне тогда.

Но пусть ваш путь не так печально

Окончится, как мой давно,

Хотя нам все присуждено

С рождения первоначально.

Я верю, деньги все прожив,

Вернешься счастливо в Одессу,

И снова милого повесу

Увижу я, коль буду жив.

1912

4

На 20-летний юбилей Ю. Юрьева

Возможно ль: скоро четверть века?

Живем ли мы в века чудес?

Как дивен жребий человека,

Что волею храним небес!

Как, двадцать лет! и так же молод,

По-прежнему его черты

Изобразят то жар, то холод

В расцвете той же красоты!

Как прежде, трепетно и остро

Игру следим мы перемен,

Секрет ли знаешь Калиостро

Или ты - новый Сен-Жермен?

Иль двадцать лет всего лишь было,

Как появился ты на свет?

Все счеты сердце позабыло:

Ведь и всегда тому, что мило,

Все тот же возраст - двадцать лет.

1912

5

НОВЫЙ ГОД

Мы ждем, и радостны, и робки,

Какой сюрприз нам упадет

Из той таинственной коробки,

Что носит имя: новый год.

Какая рампа, что за рама

Нам расцветет на этот раз:

Испанская ли мелодрама

Иль воровской роман Жиль Блаз?

Заплачем ли, ломая руки,

Порхнем ли, милы и просты?

Но пусть не будет только скуки,

Тупой и хмурой суеты.

Тоскливых мин, морщин не надо,

Уж свежий ветер пробежал,

Пусть будет лучше серенада,

Притон игорный и кинжал!

Кому же в смене жизни зыбкой

Святой покой в душе залег,

Тот знает с мудрою улыбкой,

Что это все напел Лекок.

[1913]

6

ВОЛХВЫ

Тайноведением веры

Те, что были на часах,

Тихий свет святой пещеры

Прочитали в небесах.

Тот же луч блеснул, ликуя,

Простодушным пастухам.

Ангел с неба: "Аллилуйя!

Возвещаю милость вам".

Вот с таинственнейшим даром,

На звезду направя взор,

Валтассар идет с Каспаром,

Следом смутный Мельхиор.

Тщетно бредит царь угрозой,

Туча тьмою напряглась:

Над вертепом верной розой

Стая ангелов взвилась.

И, забыв о дальнем доме,

Преклонились и глядят,

Как сияет на соломе

Божий Сын среди телят.

Не забудем, не забыли

Мы ночной канунный путь,

Пастухи ли мы, волхвы ли

К яслям мы должны прильнуть!

За звездою изумрудной

Тайной все идем тропой,

Простецы с душою мудрой,

Мудрецы с душой простой.

1913

7

ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ

Я был любим. Унылая могила

Моих стихов влюбленных не сокрыла.

Звенит свирели трепетная трель,

Пусть холодна последняя постель,

Пускай угасло страстное кадило!

Ко мне сошел ты, как весенний Лель,

Твоя улыбка мне во тьме светила,

В одном сознанья - радость, счастье, сила:

Я был любим!

Рассказов пестрых сеть меня пленила,

Любви плененье петь мне было мило,

Но слава сладких звуков не во сне ль?

Одно лишь, как смеющийся апрель,

Меня будило, пенило, живило

Я был любим!

1912

8

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЭНДИ

Ю. Ракитину

Разочарован, мрачен, скучен

Страну родную покидал,

Мечте возвышенной послушен,

Искал повсюду идеал.

Бездонен жизненный колодец,

Когда и кто его избег?

Трудиться - я не полководец,

Не дипломат, не хлебопек.

Тщеславье - это так вульгарно,

Богатство - это так старо!

Ломает чернь неблагодарна

Поэта славное перо...

Любовь - единая отрада,

Маяк сей жизни кочевой,

И тихо-мирная услада,

И яд безумно-огневой!

Ищу тебя, моя жар-птица,

Как некий новый Дон Жуан,

И, ах, могло ли мне присниться,

Что и любовь - один обман?

Теперь узнал, как то ни больно,

Что я ловил пустой фантом,

И дым отечества невольно

Мне сладок, как родимый дом.

От Эдинбурга до Канады

И от Кантона вплоть до Сьерр

Я не нашел себе отрады,

Теряя лучшую из вер.

Ах, женщины совсем не тонки,

Готовы все на компромисс

И негритянки, и японки,

И даже английские мисс!

Мне экзотические чары

Сулили счастие до дна,

Но это все - аксессуары

И только видимость одна.

Теперь от томной, бледной леди

Я не впадаю больше в транс,

С тех пор как, позабыв о пледе,

Покинул спешно дилижанс.

Вид добродетельных Лукреций

Мне ничего не говорит,

А специальных разных специй

Желудок мой уж не варит.

Не знаю, вы меня простите ль

За мой томительный куплет.

Теперь я зритель, только зритель,

Не Дон Жуан и не поэт.

1913

9

ПИСЬМО ПЕРЕД ДУЭЛЬЮ

Ю. Ракитину

Прощайте, нежная Колетта!

Быть может, не увижу вас,

Быть может, дуло пистолета

Укажет мне последний час,

И ах, не вы, а просто ссора

За глупым ломберным столом,

Живая страстность разговора

И невоспитанный облом

Вот все причины. Как позорно!

Бесчестия славнее гроб,

И предо мной вертит упорно

Дней прожитых калейдоскоп.

Повсюду вы: то на полянке