Андрей Расторгуев - Русские истории Страница 4

«Нынче такая жара…»

Нынче такая жара —голуби падают с неба.Даже когда вечера,хочется свежего снега,да не с январских полей —нá щеку тыщами острий,и не с больших тополей,нащекотавшего ноздри…

Путает головы зной —и не пьяны, а поёны,а через порох земнойлезут на свет шампиньоны,напоминая: привет,полной погибели плотив солнечном круговоротенет – хоть и вечности нет…

Игра в города

«Прихотлива человечья воркота…»

Прихотлива человечья воркота,да поверить невозможно и на горсть.Разве город голубиный Воркута?Разве манит, как магнит, Магнитогорск?

В Сыктывкаре да Кудымкаре воронне с лихвою, хоть и не наперечёт.Тих Звенигород, и вовсе тихий Донне по звону колокольному течёт.

Нижний Новгород давно уже велик,а Великий и подавно не новьё,но под древний домотканый половикне суёт былое первенство своё.

И покуда под сосновою коройсвежей смолкою – былины про Илью,малый Муром не покажется мурой,миновавшей мировую колею.

Можно всё на свете напрочь поменять,но, пока не вещество, а существо,слыша звон, желаю ясно понимать,где впервые я наслушался его.

И покуда человечьей колготойне забиты перепевы звонарей,мне казаться будет, что над Воркутойя взаправду летом видел сизарей.

«Однажды в единении с народом…»

Однажды в единении с народомварил я две железки электродом.Так профориентировали нас:из класса школьного – в рабочий класс.

Исход ориентации летален —погиб во мне уральский пролетарий.Но с тех отодвигающихся пориначе вижу суть Уральских гор.

Граница меж двумя частями света —из пошлого бродячего сюжета,пустая приземлённая молване различает в них сварного шва.

Он тоже был, конечно, первой пробой,но крепко держит Азию с Европой,а что слегка на ощупь грубоват,ей-богу, Сварщик в том не виноват.

«В тесной долине Исети…»

В тесной долине Исетистроится каменный Сити,а возле самой рекиспят на траве мужики.

Тонна за тонной бетоннойбашня встаёт за колонной,а на воде поплавки —сущие большевики.

Жизнь поднимается кверху —к пафосу и фейерверку,а отступи от дверей —всё лопухи да пырей.

В сторону от суетливой —и обожжёшься крапивой.Мол, землячок, не взыщи —помни крапивные щи…

На Верхотурской колокольне

Старейший (с 1597 г.), а ныне малый уральский город Верхотурье стоит на давнем пути из Московии в Сибирь

Славен город Верхотурье,да за прежние дела…На кремлёвской верхотуретрогаю колокола —не хватает духу, чтобыоткровенно, прямикомврезать в бронзовое нёботяжеленным языком,чтобы сонная короваголовою повела,и старинная дорогана минуту ожила,и запела, загуделазадубелая земля,обнимающая телозаповедного кремля,чтобы молодецкой дурив забубённой головеотозвались бы в Кунгуре,Устюге и на Москве,и везде, где малахольныхпривечают до поры,где шатры на колокольнях —как походные шатры,и живучи в обиходене пока, а на векав замороченном народеповести про Ермака,и, не глядя на житуху,жила русская цела,хоть и не хватает духузазвонить в колокола.

Невьянская башня

В тёмной ладони крестьянская пашнявыдохом греет зерно поутру.В полупоклоне Невьянская башняжестью гремит на студёном ветру.

Вечная тяжба ростка и металла,белой берёзы и рыжей руды.Горнозаводская доля Урала —трата народа, земли и воды…

Но, упираясь в чугунные плиты,с края последнего восьмерикаты убедишься, что воды разлиты,люди малы, а земля велика…

Будь мы заводчики или холопи,стриженой, бритою ли головойкланяться Родине или Европенам на рассветной заре не впервой.

И не впервые от сонной гордынив разных углах необъятной далине шелохнутся земные твердыни —замки, соборы, дворцы и кремли.

И лишь во мраморной лёгкой рубашке,от Галилея, наверно, мудра,вторит Невьянской Пизанская башня,словно ближайшая в доме сестра.

Баллада о Каслинском литье

Как памятник мирового значения в Екатеринбурге хранится чугунный павильон, ставший событием Парижской выставки 1900 г.

I

Ещё не знает Ильичамастеровой народ.На свете белом тысячадевятисотый год.Минувшее? Ату его —двадцатый век в яслях!Заводы Расторгуевав Кыштыме и Каслях…

Не обольщайся, милая —я из иной семьи.Хотя моя фамилия,заводы не мои —и слава Богу: вроде быза давностию летмоей ближайшей родиныв расстрельных списках нет.

Не их листал до полночи,сжимая переплёт,у бабушки на полочкечугунный Дон Кихот,и темнотою сажевойтомился до утра,и тонкий меч осаживалу левого бедра.

То позднее, советское,по-всякому житьё —воспоминанье детскоедавнишнее моё.Уже тогда в расхожествопо крайние краяоборотилось множествоизящного художествакаслинского литья…

II

Но если память тычется,дадим ей полный ход.Давай вернёмся в тысячадевятисотый год,где мировая публикатолпится без концане у баранки-бубликаи золотого рублика —чугунного дворца,где горбится усиленныйраспорками помост,где под крылом у Сиринарыдает Алконост,и песенка летучаянесётся в небеса,и катится горючаятяжёлая слеза,

где из металла сотканаатака свысокаохотничьего соколана зайца-русакаи свара над добычеюоголодалых львицпо давнему обычаюпровинций и столиц.

Угроза ли горгульина,драконья ли волна —любая загогулина,как надо, сведена.Бесстрастные, всевластныев опорные углыпо кружеву распластаныдвуглавые орлы.

У входа не зловеще, нос булатом и крестомстоит в кольчуге женщина —держава под щитом.И без высокомерия,но явственно вполне,что не пустыня-прерия —Российская империяв уральском чугуне…

III

Как верное наследиевозобновили храм.Двадцатое столетиеотправили в спецхран.Та молодая женщинане сгинула во мгле:такою, мол, завещана —забудь, что обесчещена —поставлена в Кремле.

Кто миновал миллениумпо юности почти,не поминает Ленинаи Ельцина не чтит.Не всё равно ль за водами,утекшими в полях,кто ведает заводамив Кыштыме и Каслях?

И точит разум – ты чего?Река не повернётна бородатый тысячадевятисотый год.Правители убогие,рассыпана страна —иные технологии,иные времена…

По нраву фанаберия,от сердца лития —чугунная империяуральского литья!Но, скрывшаяся в облаке,годами напролётРоссия в прежнем обликене занимает публики,себя не узнаёт.

«Как на осень лето поворачивает…»

Как на осень лето поворачивает,ходит ветер, груши околачивает,молодые яблони трясёт,золотые молоньи пасёт.И, как будто праведники с грешниками,стукаются яблоки лобешниками:тук да тук – разносится окрест,точно урожайный блáговест.

А далече – бух да бух – заманивает:Екатеринбурх грехи замаливает.Азиатец, да коли алкал —будет тебе, братец, колокол…Намахни да вдарь – а нам стесняться кого?Мы без государя с восемнадцатого…Как намёк на скорую судьбу —пятнышко у яблока во лбу.

Златоуст

Снова звонят на Большом Златоусте —нота басовая издалека…Словно к истоку приблизилось устьесквозь неизменные облака.

Словно, и не помышляя о плате,в прежнюю время легло колею.Бабушку вряд ли узнаю моюдевочкою в гимназическом платье…

Словно задумано миром и градом,чтобы, в библейские святцы вписавимя, ко слуху притёртое, рядомсо Златоустом стоял ДОСААФ.

Словно эпоха ещё не разъята,сталью военной не стала рудаи не вещает опять холоданам краснокожее тело заката.

Словно живём высоко и уютно,на ночь листая бульварный роман…Если подымется ветер наутро —сонных к чему призовёт Иоанн?

«Снова ветер в степи заиграл …»