Вадим Шершеневич - Поэмы Страница 4

ЧЕТЫРЕ

Вот тянутся дниИ волочатся месяцыКак вожжи выпущенные временем из рукИ в какие страницы поместитсяЭтот страх твоих медленных мук

Нет Я знаю Что с тех пор как фыркнуло звездамиНебо в пляске цыгански ночнойТакой любви не бывало созданоИ мечтать боялись о любви такойЯ поднесКак флакон едкой английской солиМое сердцеК лежащей без чувств и страстейЗнаюРядом с любовью моейЛюбовь Алигьери не болейЧем любовь к проститутке гостей

Это царство огромного отсыревшего сплинаНеужель не растопитМой преданный пламенный взорЭто моя гильотинаГде каждая слезинка тяжелейИ острейЧем топор

БожеВидишь какие пасхальные речиЯ втащил в ее длительный постВесь огромный свой дарНастоящей любви человечьейЕй принесКак собака поджатый свой хвостПолюбитьОтлюбитьМожет всякийИ всякийО любовь их кощунство простиНо покорнойИ чернойИ слюнявой собакеНевозможно от ног госпожи отползти

Ты ГосподьНас зовущий прописными скрижалямиОтказаться от страсти от любви и землиТы влекущийНас в кущиГде в бездельиВ весельиПод пальмамиМы лениво толстеть бы моглиТы глотающий временемКак ртом китовьим СтаиМелких людишек рыбешекЧтоб в досугах своихКак решеткой зубов дверями раяОтделять от могучих святыхЗанимайся веселой своейСортировкойМалокровные души принимай понежнейНо не смейДаже мыслью коснуться неловкоЛюбимой и только моей

Если ж душу и тело как причастья приемляТы возьмешь во царство своеЯ оставяКак книгуПрочтенную землюТоже предстану пред лицо твоеУ ключника раяКлючи сорву с поясаА на черта ли тыНа воротаАнглийских замков насажалИ рыдаяКак пьяный вломлюсь беспокоясьВ твой усыпительный залКак когда-то мой прапрапрапрадедВ руки Христа гвозди вбивалБез концаТак наследник ворвется в небесаИ воссядетНа пол тучЗалитых красным вином зариОскорбляя отцаБожеГубы мои в первый раз пронесли твоеИмяКак носильщик тяжелый чемодан на перронГосподиСлышишь ли с какою великой молитвоюБогохульник отныне к тебе устремлен

Вот волочатся дни недели и месяцыКак вожжиОброненные временем из рукИ в какие же строки вместитсяМой страх ее новых мук

Если кто-нибудь скажет что и это до срокаПосмеет назвать не вечной любовь моюНа него я взглянуКак глядят на пророкаИ потом как пророкаУбьюИ стогорло стозевно стоокоЗапою

Ты пришлаИ со мноюСнизошлаНенежданноБахромоюРесниц надо мноюЗвеняТы прости меня грешного жуткая ЖаннаЧто во многих доныне нашлаТы меня

И за все за другое прости меняИ за запонку и за то что тебе темноКто причастен твоему обожженному имениТот святой и погибший давно

Встало долгое лето любви опаленнойТолько листьями кленаТвойКапот вырезнойТолько где то шуменье молвы отдаленнойА над нами блаженный утомительный знойИ от этого знояС головоюПогрузитьсяВ слишком теплое озеро голубеющих глазИ безвольно запутатьсяКак в осокеВ ресницахПрошумящих о нежности в вечереющий часИ совсем обессилев от летнего чудаГде нет линий угловНету словИ нет грезВ этих волнах купаться и вылезть оттудаЗакутаться мохнатыми простынями волос

Твое имя пришло по волнеНе тоняИздалечеКак Христос пробирался к борту челнокаТак горите жеГуб этих тонкие свечиПод мигающимПламенем языка

Ты пришла далека и близка всяИ на мне запеклась как кровьТак славьсяКоль славна славьсяСобачья моя любовь

Только страшно одноИ на шеюТы накинешь словно петлюЕсли губы твои вдруг сумеютПрошептать мне люблю

Я надменный и радостный тебя поцелуюИ ослепнуКак узник увидевший яростный светИ той не станетКакуюИскалТысячу девятьсот семнадцать летИ в огромном курьерском запевающей похотиМы как всеКак другие полетимПоскользимИ не станет сжигающей в хохотеТруп любимого сердцаНе желая расстаться с ним

1918 г.

(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,

Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)

СЛЕЗЫ КУЛАК ЗАЖАТЬ

Отчаянье проехало под глаза синяком,В этой синьке белье щек не вымою.Даже не знаю, на свете какомШарить тебя, любимая!

Как тюрьму, череп судьбы раскрою ли?Времени крикну: «Свое предсказанье осклабь!»Неужели страшные пулиВ июлеВ отданную мне грудь, как рябь?!

Где ты?Жива ли еще, губокрылая?В разлуке кольцом горизонта с поэтомОбручена?Иль в могилу тело еще неостылое,Как розовая в черный хлеб ветчина?

Гигантскими качелями строк в синевуМолитвы наугад возношу...О тебе какой?О живойИль твоей приснопамятной гибелью,Бесшабашный шут?!Иль твоей приснопамятной гибелью,Ненужной и жуткой такой,Ты внесешься в новую библиюВеликомученицей и святой;А мне?.. Ужасом стены щек моих выбелю.

Лохмотья призраков становятся явью.Стены до крови пробиваю башкой.Рубанком языка молитвы выстругав.Сотни строк написал я за здравье,Сотни лучших за упокой.Любимая! Как же? Где сил, чтобы вынестиЭтих дней полосатый кнут.Наконец, и мой череп не дом же терпимости,Куда всякие мысли прут.

Вечер верстами меряет згу.Не могу.От скрипа ломаются зубы.Не могу.От истерик шатается грудь.Неужели по улицам выпрашивать губы,Как мальчишка окурок просит курнуть.

Солнце рыжее, пегоеПо комнате бегаетБосиком.Пустотою заскорузлое сердце вымою.Люди! Не знаю: на свете какомНеводом веры поймаю любимую.

О нас: о любимой плюс поэте —Даже воробьи свистят.Обокрали лишь двух мы на свете,Но эти Покражу простят.

На однуЧашку все революции мира,На другую мою любовь и к нейЛуну,Как медную гирю, —И другая тяжелей!

Рвота пушек. По щекам равнин веснушками конница.Шар земной у новых ключей.А я прогрызаю зубами бессонницыГустое тесто ночей.

Кошки восстаний рыжим брюхом в воздухеИ ловко на лапы четырех сел.Но, как я, мечтал лишь об отдыхеВ Иерусалим Христа ввозивший осел.

Любимая!Слышу: далеко винтовка —Выключатель счастья — икнет...Это, быть может, кто-то неловкоЛицо твое — блюдо весны —Разобьет.

Что же дальше? Любимая!Для полной весныНужно солнце, нагнущее выю,Канитель воробьев и смола из сосны,Да глаза твои сплошь голубые.Значит: больше не будет весны?

Мир присел от натуги на корточкиИ тянет луну, на луче, какБурлак.Раскрываю я глаз моих форточки,Чтобы в черепе бегал сквозняк.

Счастья в мире настанет так много!..Я ж лишенИ стихов и любви.Судьба, словно слон,Подняла свою ногуНадо мною. Ну, что же? Дави!

Что сулят?— В обетованную землю выезд?Говорят— Сегодняшний день — вокзал.Слон, дави! Может, кровь моя выест,Словно серная капля, у мира глаза.

В простоквашу сгущая туманы,На оселкеМоих строк точу топор.Сколько раз в уголкеЯ зализывал раны!Люди! Не жаловался до сих пор.

А теперь города повзъерошу я,Не отличишь проселка от Невского!Каждый день превращу я в хорошуюСтраницу из Достоевского!

Череп шара земного вымою —И по кегельбану мира его легкоМоя рука.А покаДаже не знаю: на свете какомШарить тебя, любимая?!

Судьба огрызнулась.Подол ее выпачканТвоим криком предсмертным...О ком? А душа не умеет на цыпочкахТак и топает сапогом.

Небо трауром туч я закрою.Как кукушка, гром закудахчет в простор.На меня свой мутный зрачок с ханжоюГрафин, как циклоп, упер.Умереть?Не умею. ВедьОстановка сердца отменяется...Одиночество, как лапу медведь,Сосет меня ночью и не наедается.

Любимая! Умерла. Глаза, как конвой,Озираются: Куда? Направо? Прямо?Любимая!Как же? А стихам каковоБез мамы?С 1917-го годаВ обмен на золото кудрей твоихВсе стихи тебе я отдал.Ты смертью возвращаешь их.

Не надо! Не надо! Куда мне?!Не смеюТвоим именем окропить тишину.Со стихами, как с камнемНа шее,Я в мире иду ко дну.

С душою растерзанней рытвин ГалицииОстывшую миску сердца голодным несу я.Не смею за тебя даже молиться,Помню: «Имени моего всуе...»Помню: сколько раз с усопшей моеюВыступал на крестовый поход любви.Ах, знаю, что кровь из груди была не краснее,Не краснее,Чем губы твои.

Знаю: пули,Что пели от болиВ июлеФьють... фыоть...Вы не знали: в ее ли,В мою лиВжалились грудь.

Мир, бреди наугад и пой.Шагай, пока не устанут ноги!Нам сегодня, кровавый, с тобойНе по дороге!!!

Из Евангелья вырвал я начистоО милосердьи страницы и в згу —На черта ли эти чудачества,Если выполнить их не могу.

Какие-то глотки святых возвещали:«В началеБыло слово...» Ненужная весть!Я не знаю, что было в начале,Но в конце — только месть!

Душа обнищала... Душа босиком.Мимо рыб молчаливыхИ болтливыхЛюдей мимо я...Знаю теперь, на свете какомНеводом нежности поймаю любимую!

Эти строки с одышкой допишет рука,Отдохнут занывшие плечи, —И да будет обоим земля нам легка,Как легка была первая встреча.

1919 г.