Юрий Терапиано - Собрание стихотворений Страница 4

Трактат «Пимандр».

И заповедал Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, когда ты вкусишь от него, смертно умрешь.

Бытие 2, 17.

Я — иерарх, и право мне дано.Я говорю, я пребываю молча.Мой ученик, пей брачное виноИ знай — вино перемешали с жолчью.

Торжественный, в богослужебном льне,Я приходил для жаждущего света,Выковывая в буре и в огнеПылающее слово Параклета.

А ныне, облечен в простой хитон,Я говорю напевами простыми;Еще ль мое не позабудешь имя:Я запылен. Я нищ. Я утомлен.

Молотобойца, воли топору!Строй города воздетые к зениту,Взрывай железом бурую кору,Из ребер гор выкраивая плиты.

О, прах и плоть, которая слепа!Строитель вавилонских башен — слышишь:Земля из недр извергнет черепа,И пирамида мертвых — будет выше.

И, если так, — перед мирами пыль,Мгновенный угль, согбенный на работе,Не меч ты поднял, а гнилой костыль,Грозя Яльдоваофу, богу плоти.

Подобие и образ мой — внемли;Взял пять я дней на построенье храма;В шестой — мой дух я вдунул в ком землиИ ввел во храм священника, Адама.

И ты сиял, задуманный в добре,Мой юный мир, ковчег моей работы…Адам, Адам: ликуя, в день субботыЯ опочил счастливо на заре.

Эдем, мой сад, мой первозданный сад!..Адам, войди и преклони колени;В росе светил, лучей и песнопений,Сияй мой дом, сияй мой вертоград…

Тебе, Адаму, жертву обреку!..Господь и Бог нисходит во пророкиВ тебя вдохнуть, мой соучастник в роке,В день торжества и радости — тоску.

И так же смерть молчала. В пустотеВсе бытия покоились. И сноваСофия — Мудрость, Дева, Матерь Слова,Была в тоске, молилась о кресте…

И мрак, еще невиданный возник,Неотразим, велик… и всюду слезы…Здесь сон и гроб и вещий нем язык,Здесь грань. Непознаваемый. Агнозос.

Не мне, Владыке, богоборец смелый,Дробя престолы бурей голосов,Речет о том, что Мудрость восскорбелаИ скорби сын — творец — Яльдоваоф.

Эдем, Эдем! Вкруг алтарей нетленныхХодите в страхе, ибо за стеной —Чудовища, и молнии, и зной,Провалы смерти, тления вселенных.

Вот мой закон: покорствуй, веруй, чти.Ты — только прах, поверженный под ноги.Я отверзаю торные дороги,Я стерегу запретные пути.

Книгу от ИоаннаПрочтет только тот,У кого на ладони рануОгненный гвоздь пробьет.

Имеющий уши — слушай,Крепко в сердце впишиПовесть о губящем душуВо имя горней души.

Вы, что пожали много,Сумейте зерно смолоть:Символ Земли и Бога —Бог, воплощенный в плоть.

Глава III

Суета сует, сказал Еккелесиаст, суета сует и всяческая суета. Что пользы человеку от всех трудов его, которыми он трудится под солнцем? Род проходит и род приходит, земля же во веки неизменная пребывает.

Еккл. 1, 2, 5.

Путники, странствующий в пустыне народ, есть символ скитаний духа. Дерзновенные похитили из Египта Духовного пламя некоторого огня познания, который отныне пребывает с ищущим, доколе не исполнится путь странствований его духа. Этот же огонь есть дар Софии-Премудрости.

Та-Хотеп.

Я был им бич, где тернии и рвы.Я отравил Колена ядом гостий,Я разметал и утопил их костиВ тысячелетних шелестах травы.

Мои пески, восход мой и закат,Сухая пыль, безводные дороги —Привыкли жечь израненные ногиИ сыновей не возвращать назад.

Шурши, шурши над плодородным лесом,Ползи к реке погонщика напев:Пугливый раб не оскорбит вопросомВладыку, оросившего посев…

Да не простится ни одна хулаНа Дух Святый. Почто ж они хулилиМеня, светящего во все тела,Ликующего одеяньем лилий.

Огонь Бытий, Бог третий, Дух Святой,Непознанный, не по обряду чтимый!О, темный рыбарь — и в тебе НезримыйПокоится, как в храмине пустой.

* * *

В летах исхода долгие годаК моим холмам шли смуглые народы.Господь их вел. И расступались воды,Шел хлебный дождь, и множились стада.

Внимайте: в мудрой и святой странеЧужих святынь не взяли эти люди,И лишь один на кочевом верблюдеУвез сосуды для служений Мне.

Ты, Моисей, почто дерзнул народуЯвить лицо Того, кто вечно нем;Зачем вдали Сион и Вифлеем,Храм Соломонов на пути исходу?

Яхве — Аз. Путники, и весь народ —Какой ярем приял себе на выю;Кто мной обетованного МессиюИз рода в род в столетья понесет?

Но ты воззвал. И Я отныне — с вами.Израиль, ты ль на струнах медных лирЗажжешь огни, и одолеешь мирИ охранишь похищенное пламя?..

Я вечно нем. Непознанный, молчу.Но для тебя Я таинство нарушу,Воздвигну храм, в три дня его разрушу,Испепелю и обреку мечу:

Вы — Богом одержимые… ОтнынеРука моя ведущая тверда;Но день придет — и ляжет средь пустыниЦветущий посох на мои стада.

* * *

София-Дева сердцем восскорбелаО бытии — и в тишине была.И роза грез о мире расцвелаИ утренняя даль заголубела.

В покрове белом медленно ждала,Раскидывая в бесконечность очи,И медленно, среди глубокой ночи,Невестою в ладье луны плыла,

Премудрая! О Боге не молчала.Ты вопрошала и взывала в тень.И было утро. И за утром — день,День первый, день творенья, день начала.

Ученики! Отныне воззовуНе львиным рыком к алтарям веселий:Я, прокаженный, вышел из купелиМирам вещать последнюю главу.

И слушайте, земные племена,Все слушайте: я провозвестник Отчий:Еще не умер в человеке зодчий,Но храм в огне и рушится стена.

* * *

Обручаю, связываю и крещуВ Духе, во Отце и в Сыне:Каждого ученика отнынеЯ уподобил мечу.

Ибо наша мудрость одна:Софии Храм Окрыленный.

Книга Иepapxa Гора-АполлонаЗакончена и оглашена.

НА ВЕТРУ (Париж, Современные записки, 1938)

C’est vrai que je Vous chercheet ne Vous trou ve pas…

P.Verlaine.

«Быть может, в старости увидишь ты закат…»

Быть может, в старости увидишь ты закатИ вспомнишь тесное чужое небо,Каштаны вдоль бульваров, зимний сад,Глоток воды, сухую корку хлеба,

Любовь, которой не было всерьез —(— Изгнанника печальные приметы), —И вдруг, — как дождь, как миллионы роз,Как чудо роз святой Елизаветы…

«Чугун, гранит. Реки глухие воды…»

Чугун, гранит. Реки глухие воды.Конец столетья, гордый пустоцвет.Шум сборищ, воздух споров и свободы,Закат, еще похожий на рассвет —

Империи расцвет и увяданье,Осенний дождь, туман и мокрый снег,Тоска, безвыходность и состраданье —Серебряный, и все ж великий, век.

Мы научились принимать без позыИ свет и мрак. Увы, узнали мыАрктические белые морозыИ жаркие объятия Москвы.

Листок неведомый, листок кленовыйВновь сорван с ветки, буря мчит егоВдаль, в холод, в дождь, к брегам чужбины новойДля смутного призванья своего.

Но здесь цветут блаженною весноюКаштаны вдоль бульваров, и закатНад городской разрушенной стеноюПрекраснее былого во сто крат.

Вслед обреченной гибели ЕвропеЗаря встает и утро свежесть льет,И не умея думать о потопе,Офелия, безумная, поет,

Бредет, с полузакрытыми глазами,Над омутом… И, стоя на краю,С отчаяньем, восторгом и слезамиЯ гибель и Офелию пою.

«Сияющий огнями над Невой…»